Неточные совпадения
Вронский погладил ее крепкую
шею, поправил на остром загривке перекинувшуюся на другую сторону прядь гривы и придвинулся лицом к её растянутым, тонким, как
крыло летучей мыши, ноздрям.
Еще страшней, еще чуднее:
Вот рак верхом на пауке,
Вот череп на гусиной
шееВертится в красном колпаке,
Вот мельница вприсядку пляшет
И
крыльями трещит и машет;
Лай, хохот, пенье, свист и хлоп,
Людская молвь и конский топ!
Но что подумала Татьяна,
Когда узнала меж гостей
Того, кто мил и страшен ей,
Героя нашего романа!
Онегин за столом сидит
И в дверь украдкою глядит.
И самолюбие все настойчивее внушало ему, что он сам должен
скроить и
сшить такой удобный, легкий, прочный костюм.
Они оба вели себя так шумно, как будто кроме них на улице никого не было. Радость Макарова казалась подозрительной; он был трезв, но говорил так возбужденно, как будто желал
скрыть, перекричать в себе истинное впечатление встречи. Его товарищ беспокойно вертел
шеей, пытаясь установить косые глаза на лице Клима. Шли медленно, плечо в плечо друг другу, не уступая дороги встречным прохожим. Сдержанно отвечая на быстрые вопросы Макарова, Клим спросил о Лидии.
Дома она обнаружила и в словах и во всем, что делалось ею, нервную торопливость и раздражение, сгибала
шею, как птица, когда она прячет голову под
крыло, и, глядя не на Самгина, а куда-то под мышку себе, говорила...
Кроме крупных распоряжений, у ней жизнь кишела маленькими заботами и делами. То она заставит девок
кроить,
шить, то чинить что-нибудь, то варить, чистить. «Делать все самой» она называла смотреть, чтоб все при ней делали.
Что же до характера моей матери, то до восемнадцати лет Татьяна Павловна продержала ее при себе, несмотря на настояния приказчика отдать в Москву в ученье, и дала ей некоторое воспитание, то есть научила
шить,
кроить, ходить с девичьими манерами и даже слегка читать.
И пальцы Веры Павловны забывают
шить, и шитье опустилось из опустившихся рук, и Вера Павловна немного побледнела, вспыхнула, побледнела больше, огонь коснулся ее запылавших щек, — миг, и они побелели, как снег, она с блуждающими глазами уже бежала в комнату мужа, бросилась на колени к нему, судорожно обняла его, положила голову к нему на плечо, чтобы поддержало оно ее голову, чтобы
скрыло оно лицо ее, задыхающимся голосом проговорила: «Милый мой, я люблю его», и зарыдала.
Крестьяне слушали его, вытянув загорелую сморщившуюся
шею и прикладывая в виде глазного зонтика руку к ушам; канцлер немного вздремнул и, чтоб
скрыть это, первый похвалил оратора.
Золотисто-рыжий петух Мамай, взлетев на изгородь сада, укрепился, встряхнул
крыльями, едва не упал и, обидевшись, сердито бормочет, вытянув
шею.
Косачи, сидя на верхних сучьях дерев, беспрерывно опуская головы вниз, будто низко кланяясь, приседая и выпрямляясь, вытягивая с напряжением раздувшуюся
шею, шипят со свистом, бормочут, токуют, и, при сильных движениях,
крылья их несколько распускаются для сохранения равновесия.
Средний кроншнеп весь серо-пестрый и покрыт бледно-коричневыми пятнами или крапинами; на спине и
крыльях, особенно на крайней их половине, крапины гораздо крупнее и темно-коричневее, а на
шее, голове и груди мельче, желтоватее и светлее; брюхо почти белое, кроме редких коричневых, весьма красивых копьеобразных пятен; подбой
крыльев, идущий около папоротки, состоит из чисто-белых мелких перышек, и изнанка остальных больших перьев бледно-серая, очень красивая и явственно повторяет узор верхней стороны
крыльев.
Вид бывает живописный: оба селезня перпендикулярно повиснут в воздухе, схватив друг друга за
шеи, проворно и сильно махая
крыльями, чтоб не опуститься на землю и, несмотря на все усилия, беспрестанно опускаясь книзу. Победа также, сколько я замечал, оставалась всегда на стороне правого.
На верхней половине
шеи лежит поперечная белая полоса, которая, однако, под горлом не соединяется, и немцы не совсем верно называют витютина «кольцовый голубь» (Ringtaube); на плечном сгибе
крыла также видно белое, несколько продолговатое пятно, которое вытягивается полосою, если распустить
крыло; концы крайних длинных перьев в
крыльях и хвосте — темного цвета; на нижней внутренней стороне хвостовых перьев лежит поперек опять белая полоса, состоящая из белых пятен на каждом пере, которых на другой, верхней стороне совсем незаметно; ножки красные, как у русского голубя; нос бледно-красноватый или розовый; глаза ясные, не темные и не серые: какого-то неопределенного светло-пепельного цвета.
Впрочем, светло-зеленые ноги фифи слишком длинны относительно величины тела, хотя это его не безобразит, брюшко, также нижняя сторона
шеи под горлышком очень белы; он весь пестрый, серо-каштановый и в то же время зеленоватый; глаза маленькие, черные, и такого же цвета нос, длиною с лишком с полвершка; хвост маленький, состоящий из белых перышек с темными поперечными, косыми полосками в виде елки; подбой
крыльев дымчатый.
Косачи чернеют год от году и на третий год становятся совершенно черными, с маленькою сериною на спине между
крыльев и с отливом вороненой стали по всему телу и особенно по
шее.
Хвостовые перья сверху пестрые, а снизу почти белые; над хвостом, под коричневыми длинными перьями, уже с половины спины лежат ярко-белые перья с небольшими копьеобразными крапинками; на
шее, под горлышком, перышки светлы, даже белесоваты; глаза небольшие, темные,
шея длиною в три вершка; нос темно-рогового цвета, довольно толстый, загнутый книзу, в два вершка с половиною;
крылья очень большие, каждое длиною в две четверти с вершком, если мерить от плечевого сустава до конца последнего пера; хвост коротенький; ноги в четверть длиною, пальцы соразмерные; цвет кожи на ногах темный, пальцы еще темнее, ногти совсем черные, небольшие и крепкие.
Голова,
шея до самого зоба, спина,
крылья и конец хвоста темно — или черно-бурого цвета с каким-то едва приметным, зеленовато-сизым отливом, а зоб, хлупь, подбой
крыльев и хвоста — блестяще белые, как снег; по краям
крыльев лежит белая же полоса.
Глаза темные, брови широкие и красные, голова небольшая,
шея довольно толстая; издали глухарь-косач покажется черным, но это несправедливо: его голова и
шея покрыты очень темными, но в то же время узорно-серыми перышками; зоб отливает зеленым глянцем, хлупь испещрена белыми пятнами по черному полю, а спина и особенно верхняя сторона
крыльев — по серому основанию имеют коричневые длинные пятна; нижние хвостовые перья — темные, с белыми крапинками на лицевой стороне, а верхние, от спины идущие, покороче и серые; подбой
крыльев под плечными суставами ярко-белый с черными крапинами, а остальной — сизо-дымчатый; ноги покрыты мягкими, длинными, серо-пепельного цвета перышками и очень мохнаты до самых пальцев; пальцы же облечены, какою-то скорлупообразною, светлою чешуйчатою бронею и оторочены кожаною твердою бахромою; ногти темные, большие и крепкие.
Вот описание с натуры молодого травника, — старые же несравненно светлее или белее пером: длина от носа до хвоста шесть вершков, длина носа без малого вершок, половина носа к корню красноватого цвета с маленькою чернотой на верхней половинке, а концы обеих половинок носа черноваты, голова,
шея и спина серо-каштанового цвета, такого же цвета и
крылья; правильные перья темно-каштановые; хвост средней величины, беловатый с поперечными коричневыми полосками, брюхо беловатое с коричневыми крапинами; длина ног два с четвертью вершка, цвет их красноватый.
Шея также пестрая, с дольными беловатыми полосками, головка черновата, а зоб и верхняя часть хлупи по белому полю испещрены, напротив, поперечными полосками; остальная хлупь вся белая, и под
крыльями подбой также белый; в
крыльях три первые пера сверху темные, а остальные белые с темными коймами на концах; хвост короткий, весь в мелких серых пестринках; на каждом хвостовом пере, на палец от конца, лежит поперек темная узенькая полоска; ноги бледно-зеленоватого цвета.
Плавно и беззаботно налетала на меня огромнейшая станица степных куликов всех трех пород; не только шум — ветер слышал я от их тяжелого полета; надо мной неслась темная туча, вся составленная из длинных
крыльев, ног,
шей и кривых носов…
Носик у ней с пережабинкой, светло-рогового цвета; голова,
шея и зоб сизо-розовые; около темных прекрасных глаз лежит ободочек, довольно широкий, из не заросшей перышками кожицы светло-малинового цвета; на обеих сторонах
шеи, на палец от глаз, есть продолговатое, очень красивое, кофейное пятно, пересекаемое белыми полосками, или, лучше сказать, три темно-кофейные пятнышка, обведенные белою каемочкой; по
крыльям от плеч лежат темные продолговатые пятна, отороченные коричневым ободочком; длинные перья в
крыльях светло-кофейные, такого же цвета и хвост, довольно длинный; два верхние хвостовые пера без каемок, а все нижние оканчиваются белою полосою в палец шириной; по спине видны небольшие, неясные пестринки; хлупь чисто-белая и ножки розовые.
При внимательном рассмотрении окажется, что
шея его и ножки не так длинны, нос тоже покороче и потолще бекасиного, цвет ножек зеленоватее и нижняя сторона
крыльев гораздо пестрее. Конец дупелиного носа снаружи покрыт такими же мелкими рубчиками, как у бекаса.
Все остальные части
шеи, зоб и хлупь — чисто-белые; из-под
шеи, по обеим щекам, по кофейному полю идут извилистые полоски почти до ушей; спина светло-сизая или серая узорчатая; на
крыльях лежат зеленовато-кофейные, золотистые полосы, сверху обведенные ярко-коричневою, а снизу белою каемочкою; по спинке к хвосту лежат длинные темные перья, окаймленные по краям беловатою бахромкою, некоторые из них имеют продольные беловатые полоски; вообще оттенки темного и белого цвета очень красивы; верхняя сторона
крыльев темновато-пепельная, а нижняя светло-пепельная; такого же цвета верхние хвостовые перья; два из них потемнее и почти в четверть длиною: они складываются одно на другое, очень жестки, торчат, как спица или
шило, от чего, без сомнения, эта утка получила свое имя.
Селезень очень красив: он весь пестрый; на голове, над самыми его глазами, находится белое пятно; остальная часть головы и половина
шеи красновато-коричневого цвета; потом следует поперечная полоса серой ряби, сейчас исчезающей и переходящей в светло-багряный цвет, которым покрыт весь зоб; брюшко белое, спина испещрена красивою поперечною рябью на
крыльях, поперек от плечного сустава, лежит чисто-белое, широкое и длинное пятно, оканчивающееся черною бархатною оторочкой, под которою видна зелено-золотистая полоса, также отороченная черно-бархатною каймою; хвост короткий, шилообразный и довольно твердый; нос и ноги небольшие и черные.
Пестрины, или рябины, на
шее, зобу и брюшке разноцветные: черноватые, белые, желтоватые и даже красноватые, особенно на боках под
крыльями; пух на теле и корнях перьев темный; фигура пестрин похожа на пятна кругловатые и несколько дугообразные; спинка и хвост, состоящий из жестких перьев умеренной длины, испещрены только серыми крапинами; такими же серыми, коротенькими поперечными полосками покрыты перья на
крыльях; самец имеет под горлом темное пятно, брови у него краснее, и вообще он пестрее самки, которая кажется серее.
Селезня должно бы назвать очень красивым: он весь пегий, зоб темно-багряный, на
шее белая повязка, спина и
крылья сизо-голубые, брюшко светло-серое; и со всем тем он как-то не кажется красивым и далеко уступает селезню свиязей.
Красноустик вдвое или почти втрое больше обыкновенной ласточки; цвет его перьев темно-кофейный, издали кажется даже черным, брюшко несколько светлее, носик желтоватый,
шея коротенькая, головка довольно велика и кругла, ножки тонкие, небольшие, какого-то неопределенного дикого цвета, очевидно не назначенные для многого беганья, хвостик белый, а концы хвостовых перьев черноватые;
крылья длинные, очень острые к концам, которые, когда птичка сидит, накладываются один на другой, как у всех птиц, имеющих длинные
крылья, например: у сокола, копчика и даже у обыкновенной ласточки.
Вот точное описание с натуры петушка курахтана, хотя описываемый далеко не так красив, как другие, но зато довольно редок по белизне своей гривы: нос длиною в полвершка, обыкновенного рогового цвета; глаза небольшие, темные; головка желтовато-серо-пестрая; с самого затылка начинается уже грива из белых, длинных и довольно твердых в основании перьев, которые лежат по бокам и по всей нижней части
шеи до самой хлупи; на верхней же стороне
шеи, отступя пальца на два от головы, уже идут обыкновенные, серенькие коротенькие перья; вся хлупь по светло-желтоватому полю покрыта черными крупными пятнами и крапинами; спина серая с темно-коричневыми продольными пестринами,
крылья сверху темные, а подбой их белый по краям и пепельный под плечными суставами; в коротеньком хвосте перышки разных цветов: белые с пятнышками, серые и светло-коричневые; ножки светло-бланжевые.
Но и все его движения исполнены прелести: начнет ли он пить и, зачерпнув носом воды, поднимет голову вверх и вытянет
шею; начнет ли купаться, нырять и плескаться своими могучими
крыльями, далеко разбрасывая брызги воды, скатывающейся с его пушистого тела; начнет ли потом охорашиваться, легко и свободно закинув дугою назад свою белоснежную
шею, поправляя и чистя носом на спине, боках и в хвосте смятые или замаранные перья; распустит ли
крыло по воздуху, как будто длинный косой парус, и начнет также носом перебирать в нем каждое перо, проветривая и суша его на солнце, — все живописно и великолепно в нем.
В проходе вынырнуло вдруг из темноты новое лицо. Это был, очевидно, Роман. Лицо его было широко, изрыто оспой и чрезвычайно добродушно. Закрытые веки
скрывали впадины глаз, на губах играла добродушная улыбка. Пройдя мимо прижавшейся к стене девушки, он поднялся на площадку. Размахнувшаяся рука его товарища попала ему сбоку в
шею.
Через минуту я опять услышал шум и увидел одного из только что дравшихся орланов. Он сел на коряжину недалеко от меня, и потому я хорошо мог его рассмотреть. В том, что это был именно один из забияк, я не сомневался. Испорченное
крыло, взъерошенное оперение на груди и запекшаяся кровь с правой стороны
шеи говорили сами за себя.
Появились даже крупные заказы, так что он и
шил, и
кроил, и шутил — на все находил время.
— Это и всегда так бывает на первых порах. Все равно как у портных: сначала на лоскутках
шить приучают, а потом и настоящее дело дадут. Потерпи, не сомневайся. В свое время будешь и
шить, и
кроить, и утюжить.
Алей помогал мне в работе, услуживал мне, чем мог в казармах, и видно было, что ему очень приятно было хоть чем-нибудь облегчить меня и угодить мне, и в этом старании угодить не было ни малейшего унижения или искания какой-нибудь выгоды, а теплое, дружеское чувство, которое он уже и не
скрывал ко мне. Между прочим, у него было много способностей механических; он выучился порядочно
шить белье, тачал сапоги и впоследствии выучился, сколько мог, столярному делу. Братья хвалили его и гордились им.
Разнесся по городу слух, что актеры здешнего театра устраивают в общественном собрании маскарад с призами за лучшие наряды, женские и мужские. О призах пошли преувеличенные слухи. Говорили, дадут корову даме, велосипед мужчине. Эти слухи волновали горожан. Каждому хотелось выиграть: вещи такие солидные. Поспешно
шили наряды. Тратились не жалея.
Скрывали придуманные наряды и от ближайших друзей, чтобы кто не похитил блистательной мысли.
— А ты меня, касаточка, спроси, как все это дело устроить… Когда Савины дочь выдавали, так я все приданое своими руками
кроил невесте. Уж извини, касаточка: и рубашки, и кофточки — все
кроил… И
шить я прежде источник был; не знаю, как нынче.
Аннушка (откусывая нитку). Вот, барышня, и готово. Сами
скроили, сами и
сшили, не хуже другой портнихи.
В устройстве этого гардероба мужской портной, разумеется, не участвовал, все мужские наряды братьям Марья Николаевна
кроила и
шила сама с сестрою по выкройкам, взятым с сюртука Патрикея Семеныча, но все-таки это стоило денег, по скудным добыткам девушки довольно больших.
— Прости меня! — сказала Полина, бросившись на
шею к сестре своей. — Я не должна была
скрывать от тебя… Безумная!.. я думала, что эта тайна умрет вместе со мною… что никто в целом мире… Ах, Оленька! я боялась даже тебя!..
Пригнув к земле
шею и голову, растопырив
крылья и шипя, прямо на нее шел серый гусь.
Когда он, балансируя
крыльями и
шеей, укрепился на щетинистой спине, Федор Тимофеич вяло и лениво, с явным пренебрежением и с таким видом, как будто он презирает и ставит ни в грош свое искусство, полез на спину свиньи, потом нехотя взобрался на гуся и стал на задние лапы.
Квадратные ячейки шатровой тетеревиной сети имеют в поперечнике, вверху шатра, один вершок, а внизу — полтора вершка; эта ширина необходима для того, чтоб накрытая птица могла свободно просунуть голову и
шею до самых
крыльев; чтоб, обманутая этой свободой, она постоянно пробивалась, лезла вперед, а никак не вздумала вынуть голову назад и выбежать из-под шатра.
Когда корм дается общий, в корыте, то поневоле едят вместе, но беспрестанно огрызаясь друг на друга. Лисята очень прожорливы, и трудно их накормить до отвала; до живых птиц весьма лакомы и, прежде чем начнут есть, перегрызают им
крылья, а потом
шею, что делают даже и с мертвыми птицами: очевидное доказательство слепого инстинкта, который не умеет различать живых птиц от мертвых и употребляет ненужную предосторожность.
Марфа Андревна безотступно берегла девушку, и когда той доходил седьмой месяц, Плодомасова сама собственными руками начала
кроить свивальники, распашоночки и шапочки. Они все это
шили вдвоем у одного и того же окна, обыкновенно молча, и обе думая об Алексее Никитиче. Разговоров у них почти никаких не было; и Марфе Андревне это было нетрудно, потому что она в тридцать лет одинокой или почти что одинокой жизни привыкла к думе и молчанью.
Узнав от Коврина, что не только роман наладился, но что даже будет свадьба, Егор Семеныч долго ходил из угла в угол, стараясь
скрыть волнение. Руки у него стали трястись,
шея надулась и побагровела, он велел заложить беговые дрожки и уехал куда-то. Таня, видевшая, как он хлестнул по лошади и как глубоко, почти на уши, надвинул фуражку, поняла его настроение, заперлась у себя и проплакала весь день.
— Мне хоть бы какое-нибудь место-с…
Кроить я не умею, а
сшить, так все сошью… ну, за детьми ходить тоже могу.
Наконец, он взял узенькие полоски почтовой бумаги, нарочно для того нарезанные, наложил одну из них на верхнее и нижнее
крылья бабочки, прикрепил вверху булавкой и особым инструментом, похожим на длинную иглу или
шило (большая длинная булавка может всегда заменить его), расправил им
крылья бабочки, сначала одно, а потом другое, ровно и гладко, так, чтобы верхнее не закрывало нижнего, а только его касалось; в заключение прикрепил, то есть воткнул булавку в нижний конец бумажки и в дерево.
Этот лакей был фершал и портной; он весьма затруднился, когда получил от управляющего приказ
сшить Левке кафтан, — как
скроить дурацкий кафтан.