Неточные совпадения
«А что? ему, чай, холодно, —
Сказал сурово Провушка, —
В железном-то тазу?»
И в руки взять ребеночка
Хотел.
Дитя заплакало.
А мать кричит: — Не тронь его!
Не видишь? Он катается!
Ну, ну! пошел! Колясочка
Ведь это у него!..
Г-жа Простакова. Правда твоя, Адам Адамыч; да что ты станешь делать?
Ребенок, не выучась, поезжай-ка в тот же Петербург;
скажут, дурак. Умниц-то ныне завелось много. Их-то я боюсь.
Г-жа Простакова (Тришке). А ты, скот, подойди поближе. Не говорила ль я тебе, воровская харя, чтоб ты кафтан пустил шире.
Дитя, первое, растет; другое,
дитя и без узкого кафтана деликатного сложения.
Скажи, болван, чем ты оправдаешься?
— Дайте мне его, —
сказала она, услыхав писк
ребенка. — Дайте, Лизавета Петровна, и он посмотрит.
— Уж прикажите за братом послать, —
сказала она, — всё он изготовит обед; а то, по вчерашнему, до шести часов
дети не евши.
— Ну, барин, обедать! —
сказал он решительно. И, дойдя до реки, косцы направились через ряды к кафтанам, у которых, дожидаясь их, сидели
дети, принесшие обеды. Мужики собрались — дальние под телеги, ближние — под ракитовый куст, на который накидали травы.
— Не могу
сказать, чтоб я был вполне доволен им, — поднимая брови и открывая глаза,
сказал Алексей Александрович. — И Ситников не доволен им. (Ситников был педагог, которому было поручено светское воспитание Сережи.) Как я говорил вам, есть в нем какая-то холодность к тем самым главным вопросам, которые должны трогать душу всякого человека и всякого
ребенка, — начал излагать свои мысли Алексей Александрович, по единственному, кроме службы, интересовавшему его вопросу — воспитанию сына.
― Арсений доходит до крайности, я всегда говорю, ―
сказала жена. ― Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен. И правду говорит папа, что когда нас воспитывали, была одна крайность ― нас держали в антресолях, а родители жили в бельэтаже; теперь напротив ― родителей в чулан, а
детей в бельэтаж. Родители уж теперь не должны жить, а всё для
детей.
— Все вместе! —
сказала Анна и смеясь побежала им на встречу и обняла и повалила всю эту кучу копошащихся и визжащих от восторга
детей.
— Я так обещала, и
дети… —
сказала Долли, чувствуя себя смущенною и оттого, что ей надо было взять мешочек из коляски, и оттого, что она знала, что лицо ее должно быть очень запылено.
Окруженная всеми выкупанными, с мокрыми головами,
детьми, Дарья Александровна, с платком на голове, уже подъезжала к дому, когда кучер
сказал...
— Тебе это нужно для
детей, а обо мне ты не думаешь? —
сказала она, совершенно забыв и не слыхав, что он
сказал: «для тебя и для
детей».
— Но она всё страдает, —
сказал Алексей Александрович, прислушиваясь к крику
ребенка в соседней комнате.
― Я только знаю, ―
сказал Левин, ― что я не видал лучше воспитанных
детей, чем ваши, и не желал бы
детей лучше ваших.
— Я помню про
детей и поэтому всё в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю, чем я спасу их: тем ли, что увезу от отца, или тем, что оставлю с развратным отцом, — да, с развратным отцом… Ну,
скажите, после того… что было, разве возможно нам жить вместе? Разве это возможно?
Скажите же, разве это возможно? — повторяла она, возвышая голос. — После того как мой муж, отец моих
детей, входит в любовную связь с гувернанткой своих
детей…
— Прекрасный
ребенок! —
сказала Лизавета Петровна.
— Я не высказываю своего мнения о том и другом образовании, — с улыбкой снисхождения, как к
ребенку,
сказал Сергей Иванович, подставляя свой стакан, — я только говорю, что обе стороны имеют сильные доводы, — продолжал он, обращаясь к Алексею Александровичу. — Я классик по образованию, но в споре этом я лично не могу найти своего места. Я не вижу ясных доводов, почему классическим наукам дано преимущество пред реальными.
— Однако и он, бедняжка, весь в поту, — шопотом
сказала Кити, ощупывая
ребенка. — Вы почему же думаете, что он узнает? — прибавила она, косясь на плутовски, как ей казалось, смотревшие из-под надвинувшегося чепчика глаза
ребенка, на равномерно отдувавшиеся щечки и на его ручку с красною ладонью, которою он выделывал кругообразные движения.
Было что-то оскорбительное в том, что он
сказал: «вот это хорошо», как говорят
ребенку, когда он перестал капризничать, и еще более была оскорбительна та противоположность между ее виноватым и его самоуверенным тоном; и она на мгновенье почувствовала в себе поднимающееся желание борьбы; но, сделав усилие над собой, она подавила его и встретила Вронского так же весело.
— Я вот говорю Анне Аркадьевне, —
сказал Воркуев, — что если б она положила хоть одну сотую той энергии на общее дело воспитания русских
детей, которую она кладет на эту Англичанку, Анна Аркадьевна сделал бы большое, полезное дело.
— Ну, душенька, как я счастлива! — на минутку присев в своей амазонке подле Долли,
сказала Анна. — Расскажи же мне про своих. Стиву я видела мельком. Но он не может рассказать про
детей. Что моя любимица Таня? Большая девочка, я думаю?
— Я не знаю! — вскакивая
сказал Левин. — Если бы вы знали, как вы больно мне делаете! Всё равно, как у вас бы умер
ребенок, а вам бы говорили: а вот он был бы такой, такой, и мог бы жить, и вы бы на него радовались. А он умер, умер, умер…
— «Я знаю, что он хотел
сказать; он хотел
сказать: ненатурально, не любя свою дочь, любить чужого
ребенка. Что он понимает в любви к
детям, в моей любви к Сереже, которым я для него пожертвовала? Но это желание сделать мне больно! Нет, он любит другую женщину, это не может быть иначе».
— Он похудел и вырос и перестал быть
ребенком, а стал мальчишкой; я это люблю,—
сказал Степан Аркадьич.—Да ты помнишь меня?
— А ты знаешь, Костя, с кем Сергей Иванович ехал сюда? —
сказала Долли, оделив
детей огурцами и медом. — С Вронским! Он едет в Сербию.
— Никакой. Напротив,
ребенок может убить медведя, —
сказал он, сторонясь с легким поклоном пред дамами, которые с хозяйкой подходили к столу закусок.
― Вот он меня портит, ―
сказал Львов жене, ― уверяет меня, что наши
дети прекрасные, когда я знаю, что в них столько дурного.
— Посмотри теперь, —
сказала Кити, поворачивая к нему
ребенка так, чтобы он мог видеть его. Личико старческое вдруг еще более сморщилось, и
ребенок чихнул.
— Ну, я рада, что ты начинаешь любить его, —
сказала Кити мужу, после того как она с
ребенком у груди спокойно уселась на привычном месте. — Я очень рада. А то это меня уже начинало огорчать. Ты говорил, что ничего к нему не чувствуешь.
Прежде, если бы Левину
сказали, что Кити умерла, и что он умер с нею вместе, и что у них
дети ангелы, и что Бог тут пред ними, — он ничему бы не удивился; но теперь, вернувшись в мир действительности, он делал большие усилия мысли, чтобы понять, что она жива, здорова и что так отчаянно визжавшее существо есть сын его.
— Нет, папа… как же нет? А в воскресенье в церкви? —
сказала Долли, прислушиваясь к разговору. — Дай, пожалуйста, полотенце, —
сказала она старику, с улыбкой смотревшему на
детей. — Уж не может быть, чтобы все…
― Ну вот, подите сюда, совершенные
дети, ―
сказал он входившим красавцам мальчикам, которые, поклонившись Левину, подошли к отцу, очевидно желая о чем-то спросить его.
— Нет, Англичанин выкормил на корабле своего
ребенка, —
сказал старый князь, позволяя себе эту вольность разговора при своих дочерях.
— Может быть, всё это хорошо; но мне-то зачем заботиться об учреждении пунктов медицинских, которыми я никогда не пользуюсь, и школ, куда я своих
детей не буду посылать, куда и крестьяне не хотят посылать
детей, и я еще не твердо верю, что нужно их посылать? —
сказал он.
― Вот я завидую вам, что у вас есть входы в этот интересный ученый мир, ―
сказал он. И, разговорившись, как обыкновенно, тотчас же перешел на более удобный ему французский язык. ― Правда, что мне и некогда. Моя и служба и занятия
детьми лишают меня этого; а потом я не стыжусь
сказать, что мое образование слишком недостаточно.
— Итак, я продолжаю, —
сказал он, очнувшись. — Главное же то, что работая, необходимо иметь убеждение, что делаемое не умрет со мною, что у меня будут наследники, — а этого у меня нет. Представьте себе положение человека, который знает вперед, что
дети его и любимой им женщины не будут его, а чьи-то, кого-то того, кто их ненавидит и знать не хочет. Ведь это ужасно!
Жена?.. Нынче только он говорил с князем Чеченским. У князя Чеченского была жена и семья — взрослые пажи
дети, и была другая, незаконная семья, от которой тоже были
дети. Хотя первая семья тоже была хороша, князь Чеченский чувствовал себя счастливее во второй семье. И он возил своего старшего сына во вторую семью и рассказывал Степану Аркадьичу, что он находит это полезным и развивающим для сына. Что бы на это
сказали в Москве?
Жена
скажет: мы с Костей, как
ребенка, выхаживали эту телку.
— Я бы всегда чувствовала себя виноватою пред этими несчастными
детьми, —
сказала она. — Если их нет, то они не несчастны, по крайней мере, а если они несчастны, то я одна в этом виновата.
— Отчего же непременно в лиловом? — улыбаясь спросила Анна. — Ну,
дети, идите, идите. Слышите ли? Мис Гуль зовет чай пить, —
сказала она, отрывая от себя
детей и отправляя их в столовую.
— Если вы спрашиваете моего совета, —
сказала она, помолившись и открывая лицо, — то я не советую вам делать этого. Разве я не вижу, как вы страдаете, как это раскрыло ваши раны? Но, положим, вы, как всегда, забываете о себе. Но к чему же это может повести? К новым страданиям с вашей стороны, к мучениям для
ребенка? Если в ней осталось что-нибудь человеческое, она сама не должна желать этого. Нет, я не колеблясь не советую, и, если вы разрешаете мне, я напишу к ней.
Открытие это, вдруг объяснившее для нее все те непонятные для нее прежде семьи, в которых было только по одному и по два
ребенка, вызвало в ней столько мыслей, соображений и противоречивых чувств, что она ничего не умела
сказать и только широко раскрытыми глазами удивленно смотрела на Анну. Это было то самое, о чем она мечтала еще нынче дорогой, но теперь, узнав, что это возможно, она ужаснулась. Она чувствовала, что это было слишком простое решение слишком сложного вопроса.
— Только если он не приедет, и я прощусь с вами,
дети, — грустно вздохнув,
сказала княгиня.
— Кити, не было ли у тебя чего-нибудь неприятного с Петровыми? —
сказала княгиня, когда они остались одни. — Отчего она перестала присылать
детей и ходить к нам?
— Ты помнишь
детей, чтоб играть с ними, а я помню и знаю, что они погибли теперь, —
сказала она видимо одну из фраз, которые она за эти три дня не раз говорила себе.
— Я только одно еще
скажу: вы понимаете, что я говорю о сестре, которую я люблю, как своих
детей. Я не говорю, чтоб она любила вас, но я только хотела
сказать, что ее отказ в ту минуту ничего не доказывает.
— Чудак! —
сказал Степан Аркадьич жене и, взглянув на часы, сделал пред лицом движение рукой, означающее ласку жене и
детям, и молодецки пошел по тротуару.
Алексей Александрович погладил рукой по волосам сына, ответил на вопрос гувернантки о здоровье жены и спросил о том, что
сказал доктор о baby [
ребенке.].
— Я только хочу
сказать, что те права, которые меня… мой интерес затрагивают, я буду всегда защищать всеми силами; что когда у нас, у студентов, делали обыск и читали наши письма жандармы, я готов всеми силами защищать эти права, защищать мои права образования, свободы. Я понимаю военную повинность, которая затрагивает судьбу моих
детей, братьев и меня самого; я готов обсуждать то, что меня касается; но судить, куда распределить сорок тысяч земских денег, или Алешу-дурачка судить, — я не понимаю и не могу.
— Ах нет! — с досадой
сказал Левин, — это лечение для меня только подобие лечения народа школами. Народ беден и необразован — это мы видим так же верно, как баба видит криксу, потому что
ребенок кричит. Но почему от этой беды бедности и необразования помогут школы, так же непонятно, как непонятно, почему от криксы помогут куры на насести. Надо помочь тому, от чего он беден.