Неточные совпадения
Пир кончился, расходится
Народ. Уснув, осталися
Под ивой наши странники,
И тут же спал Ионушка
Да несколько упившихся
Не в
меру мужиков.
Качаясь, Савва с Гришею
Вели домой родителя
И пели; в чистом воздухе
Над Волгой, как набатные,
Согласные и
сильныеГремели голоса...
— Иди, иди, Стива! — крикнул Левин, чувствуя, как сердце у него начинает
сильнее биться и как вдруг, как будто какая-то задвижка отодвинулась в его напряженном слухе, все звуки, потеряв
меру расстояния, беспорядочно, но ярко стали поражать его.
Плач бедной, чахоточной, сиротливой Катерины Ивановны произвел, казалось,
сильный эффект на публику. Тут было столько жалкого, столько страдающего в этом искривленном болью, высохшем чахоточном лице, в этих иссохших, запекшихся кровью губах, в этом хрипло кричащем голосе, в этом плаче навзрыд, подобном детскому плачу, в этой доверчивой, детской и вместе с тем отчаянной мольбе защитить, что, казалось, все пожалели несчастную. По крайней
мере Петр Петрович тотчас же пожалел.
Наконец, я, по крайней
мере, вдвое
сильнее вас и, кроме того, мне бояться нечего, потому что вам и потом нельзя жаловаться: ведь не захотите же вы предать в самом деле вашего брата?
По крайней
мере те пункты, на которые опираются князья Сокольские, оспаривая завещание, получают
сильную поддержку в этом письме.
По
мере того как мы шли через ворота, двором и по лестнице, из дома все
сильнее и чаще раздавался стук как будто множества молотков. Мы прошли несколько сеней, заваленных кипами табаку, пустыми ящиками, обрезками табачных листьев и т. п. Потом поднялись вверх и вошли в длинную залу с таким же жиденьким потолком, как везде, поддерживаемым рядом деревянных столбов.
Да и тройка летела, «пожирая пространство», и по
мере приближения к цели опять-таки мысль о ней, о ней одной, все
сильнее и
сильнее захватывала ему дух и отгоняла все остальные страшные призраки от его сердца.
Перед сумерками я еще раз сходил посмотреть на воду. Она прибывала медленно, и, по-видимому, до утра не было опасения, что река выйдет из берегов. Тем не менее я приказал уложить все имущество и заседлать мулов. Дерсу одобрил эту
меру предосторожности. Вечером, когда стемнело, с
сильным шумом хлынул страшный ливень. Стало жутко.
Смелая, бойкая была песенка, и ее мелодия была веселая, — было в ней две — три грустные ноты, но они покрывались общим светлым характером мотива, исчезали в рефрене, исчезали во всем заключительном куплете, — по крайней
мере, должны были покрываться, исчезать, — исчезали бы, если бы дама была в другом расположении духа; но теперь у ней эти немногие грустные ноты звучали слышнее других, она как будто встрепенется, заметив это, понизит на них голос и
сильнее начнет петь веселые звуки, их сменяющие, но вот она опять унесется мыслями от песни к своей думе, и опять грустные звуки берут верх.
В Вахрушке, по
мере того как они удалялись вглубь бассейна Ключевой, все
сильнее сказывался похороненный солдатчиной коренной русский пахарь. Он то и дело соскакивал с телеги, тыкал кнутовищем в распаханную землю и начинал ругаться.
Стрелять их надобно с подъезда, а пешком редко удастся подойти в
меру, разве местность позволит из-за чего-нибудь подкрасться; впрочем, покуда скирды стоят в поле и довольно часты (как бывает при
сильных урожаях), то подкрадываться из-за них весьма удобно и нередко убить одним зарядом несколько штук.
Я никогда не мог равнодушно видеть не только вырубленной рощи, но даже падения одного большого подрубленного дерева; в этом падении есть что-то невыразимо грустное: сначала звонкие удары топора производят только легкое сотрясение в древесном стволе; оно становится
сильнее с каждым ударом и переходит в общее содрогание каждой ветки и каждого листа; по
мере того как топор прохватывает до сердцевины, звуки становятся глуше, больнее… еще удар, последний: дерево осядет, надломится, затрещит, зашумит вершиною, на несколько мгновений как будто задумается, куда упасть, и, наконец, начнет склоняться на одну сторону, сначала медленно, тихо, и потом, с возрастающей быстротою и шумом, подобным шуму
сильного ветра, рухнет на землю!..
Чтение наконец началось. В начале, минут с пять, автор неожиданной статьи всё еще задыхался и читал бессвязно и неровно; но потом голос его отвердел и стал вполне выражать смысл прочитанного. Иногда только довольно
сильный кашель прерывал его; с половины статьи он сильно охрип; чрезвычайное одушевление, овладевавшее им все более и более по
мере чтения, под конец достигло высшей степени, как и болезненное впечатление на слушателей. Вот вся эта «статья...
Сначала внизу и вокруг меня царствовала совершенная тишина, или, по крайней
мере, мне так казалось от слишком
сильного внутреннего волнения, но мало-помалу я стал разбирать различные звуки.
По случаю безвыездной деревенской жизни отца, наставниками его пока были: приходский дьякон, который версты за три бегал каждый день поучить его часа два; потом был взят к нему расстрига — поп, но оказался уж очень
сильным пьяницей; наконец, учил его старичок, переезжавший несколько десятков лет от одного помещика к другому и переучивший, по крайней
мере, поколения четыре.
Что ж, ведь это он правду сказал, меня любя, и это вовсе не значит, что он обижал Наташу; напротив, он видел в ней самую
сильную любовь, любовь без
меры, до невозможности…
Тебеньков тем опасен, что он знает (или, по крайней
мере, убежден, что знает), в чем суть либеральных русских идей, и потому, если он раз решится покинуть гостеприимные сени либерализма, то,
сильный своими познаниями по этой части, он на все резоны будет уже отвечать одно: «Нет, господа! меня-то вы не надуете! я сам был „оным“! я знаю!» И тогда вы не только ничего с ним не поделаете, а, напротив того, дождетесь, пожалуй, того, что он, просто из одного усердия, начнет открывать либерализм даже там, где есть лишь невинность.
Он не мог сообразить тогда, что арка над воротами выступала внутрь гораздо дальше, чем кнаружи, и по
мере того как затекали его руки и как тяжелее свисало вниз обессилевшее тело, ужас все
сильнее проникал в его душу.
Служил сам настоятель, седой, как лунь, и по крайней
мере лет восьмидесяти, но еще
сильный, проворный и с блестящими, проницательными глазами.
— Это распределить нетрудно, — произнес в
сильном раздумье отец Василий, — но избранное вами место в церкви я нахожу совершенно невозможным… Если бы даже во время процветания масонства я допустил в храме, мною заведоваемом, собрание ложи, то и тогда бы меня по меньшей
мере что расстригли…
Вследствие таковых
мер, принятых управляющим, похороны Петра Григорьича совершились с полной торжественностью; впереди шел камердинер его с образом в руках; за ним следовали архиерейские певчие и духовенство, замыкаемое в сообществе архимандритов самим преосвященным Евгением; за духовенством были несомы секретарем дворянского собрания, в мундире, а также двумя — тремя чиновниками, на бархатных подушках, ордена Петра Григорьича, а там, как водится, тянулась погребальная колесница с гробом, за которым непосредственно шел в золотом и блистающем камергерском мундире губернатор, а также и другие
сильные мира сего, облеченные в мундиры; ехали в каретах три — четыре немолодые дамы — дальние родственницы Петра Григорьича, — и, наконец, провожали барина все его дворовые люди, за которыми бежала и любимая моська Петра Григорьича, пребезобразная и презлая.
Решение Иоанна произвело в собрании
сильное впечатление. Во мнении многих оно равнялось для Морозова смертному приговору. Нельзя было думать, чтобы престарелый боярин устоял против молодого и
сильного Вяземского. Все ожидали, что он откажется от поединка или, по крайней
мере, попросит позволения поставить вместо себя наемного бойца. Но Морозов поклонился царю и сказал спокойным голосом...
«Чаще быть на воздухе, каждый день уставать, приучаться носить тяжести — и по крайней
мере я спасу себя, — думал я, — укреплю себя, выйду здоровый, бодрый,
сильный, нестарый».
Они
сильнее раздражают,
сильнее действуют на нервы, возбуждают их свыше
меры, потрясают свыше возможности.
Осенние тучи неугомонно сеяли мелкий дождь, и казалось, что, когда этот человек вытрет клетчатым платком пот с лица, дождь идет тише, а по
мере того, как человек снова потеет, — и дождь становится
сильнее.
Вы поставлены, так сказать, у кормила общественного спокойствия, а с общественным спокойствием — по крайней
мере, таково мое мнение — в
сильной степени связано общественное благосостояние.
Во всем крылся великий и опасный сарказм, зародивший тревогу. Я ждал, что Гез сохранит в распутстве своем по крайней
мере возможную элегантность, — так я думал по некоторым его личным чертам; но поведение Геза заставило ожидать худших вещей, а потому я утвердился в намерении совершенно уединиться.
Сильнее всего мучила меня мысль, что, выходя на палубу днем, я рисковал, против воли, быть втянутым в удалую компанию. Мне оставались — раннее, еще дремотное утро и глухая ночь.
— Правосудный боже! — вскричал прохожий, отступив назад и сложа крестообразно свои руки. — Это он! это тот надменный и
сильный боярин!.. Итак, исполнилась
мера долготерпения твоего, господи!.. Но он дышит… он жив еще… Ах! если б этот несчастный успел примириться с тобою! Но как привести его в чувство?.. — прибавил прохожий, посмотрев вокруг себя. — Изба полесовщика недалеко отсюда… попытаюсь…
К счастию еще, дядя Аким не обращал (так казалось, по крайней
мере) большого внимания на такие насмешки: гордый сознанием своих сил, он продолжал трудиться на поприще пользы и с каждым днем
сильнее и
сильнее обозначал свое присутствие в доме рыбака.
По
мере приближения к цели шаг его ускорялся, грудь волновалась
сильнее.
По
мере приближения к цели сердце его все
сильней и
сильней сдавливалось тем невыразимо тягостным волнением, какое приводится испытывать каждому в минуты, предшествующие свиданию после долгой разлуки. В поспешности человека, который бежит на свидание самое радостное, заключается, кажется, столько же желания скорее освободиться от этого тягостного волнения, сколько нетерпения обнять близких сердцу.
Мы не говорим о практическом значении всех этих
мер, мм только утверждаем, что самая попытка приступить к ним доказывает
сильное развитие той общей идеи, на которую мы указали: хотя бы все они рушились или остались безуспешными, это бы могло показать только — недостаточность или ложность средств, принятых для их исполнения, но не могло бы свидетельствовать против потребностей, их вызвавших.
С ненавистью и ужасом он смотрел, как мутные глаза Полуэктова становятся всё более огромными, всё
сильнее давил ему горло, и, по
мере того как тело старика становилось всё тяжелее, тяжесть в сердце Ильи точно таяла.
— Оно все реки принимает в себя… и бывают в нем
сильные бури… Так же и житейское море от людей питается волнением… а смерть обновляет воды его… дабы не протухли… Как люди ни
мрут, а их все больше становится…
Просидев около часа с глаза на глаз с Червевым, она стала сама резюмировать в своем уме его положения и начертала такую схему: характер в высшей
мере благородный и
сильный; воля непреклонная; доброта без границ; славолюбия — никакого, бессребреник полный, терпелив, скромен и проникнут богопочтением, но бог его «не в рукотворном храме», а все земные престолы, начальства и власти — это для него совсем не существует.
— Но мало что старину! — подхватила Елена. — А старину совершенно отвергнутую. Статистика-с очень ясно нам показала, — продолжала она, обращаясь к барону, — что страх наказания никого еще не остановил от преступления; напротив, чем
сильнее были
меры наказания, тем больше было преступлений.
— Я так нахожу, так хочу… Какой прекрасный способ доказывать и убеждать! — сказала насмешливо Елена. — Спросим, по крайней
мере, Миклакова, — присовокупила она, — пусть он решит наш спор, и хоть он тоже с очень
сильным старым душком, но все-таки смотрит посмелее тебя на вещи.
— Иногда; но больше сидит и вместе с нами увлекается великим движением, обхватившим все классы общества!.. — ввернул граф газетную фразу, чтобы
сильней повоздействовать на Домну Осиповну. — К вам я тоже приехал с кружечкой, хоть и сердит на вас, что вы не хотели поддержать газеты, которая как бы теперь была полезна!.. Впрочем, бог вас простит за это; пожертвуйте, по крайней
мере, теперь нашим соплеменникам, сколько можете!..
— Ольга не считала свою любовь преступлением; она знала, хотя всячески старалась усыпить эту мысль, знала, что близок ужасный, кровавый день… и… небо должно было заплатить ей за будущее — в настоящем; она имела
сильную душу, которая не заботилась о неизбежном, и по крайней
мере хотела жить — пока жизнь светла; как она благодарила судьбу за то, что брат ее был далеко; один взор этого непонятного, грозного существа оледенил бы все ее блаженство; — где взял он эту власть?..
Сначала надо было Акакию Акакиевичу пройти кое-какие пустынные улицы с тощим освещением, но по
мере приближения к квартире чиновника улицы становились живее, населенней и
сильнее освещены.
Вот уж почти целый месяц прошел, как я не притрагивался к этим заметкам моим, начатым под влиянием впечатлений, хотя и беспорядочных, но
сильных. Катастрофа, приближение которой я тогда предчувствовал, наступила действительно, но во сто раз круче и неожиданнее, чем я думал. Все это было нечто странное, безобразное и даже трагическое, по крайней
мере со мной.
Третье лицо был молодой человек: он был довольно худ, с густыми, длинными, а ля мужик, и слегка вьющимися волосами; в бледном и выразительном лице его если нельзя было прочесть серьезных страданий, то по крайней
мере высказывалась
сильная юношеская раздражительность.
И это было великое дело — восстать на пороки
сильные, господствующие, распространенные во всех классах общества, начиная с самых высочайших, и чем выше, тем больше, по крайней
мере в отношении к первому.
Проговорив это, гость в
сильном чувстве развел руки в обе стороны, держа в левой на отлете свою шляпу с крепом, и глубоко наклонил свою лысую голову, секунд по крайней
мере на десять.
Местное горе в своем месте и кончалось, усмиряемое одним упованием на бога и его пречистую матерь, и разве только в случае
сильного преобладания в какой-нибудь местности досужего «интеллигента» принимались своеобычные оздоровляющие
меры: «во дворех огнь раскладали ясный, дубовым древом, дабы дым расходился, а в избах курили пелынею и можжевеловыми дровами и листвием рутовым».
Затем ждали распоряжения о раненом Храпошке. По мнению всех, его должно было постигнуть нечто страшное. Он по меньшей
мере был виноват в той оплошности, что не всадил охотничьего ножа в грудь Сганареля, когда тот очутился с ним вместе и оставил его нимало не поврежденным в его объятиях. Но, кроме того, были
сильные и, кажется, вполне основательные подозрения, что Храпошка схитрил, что он в роковую минуту умышленно не хотел поднять своей руки на своего косматого друга и пустил его на волю.
Умирай же, богач, в стужу
сильную!
Бедняки пускай осенью
мрут,
Потому что за яму могильную
Вдвое больше в морозы берут.
По
мере того как он свыкался с своей одинокой жизнию, по
мере того как страсть к двору и к улице у него делалась
сильнее и доходила до того, что он вставал раза два, три ночью и осматривал двор с пытливым любопытством собаки, несмотря на то, что вороты были заперты и две настоящих собаки спущены с цепи, — в нем пропадала и живость и развязность, круг его понятий становился уже и уже, мысли смутнее, тусклее.
Моряк выслал шесть, и
мера эта оказалась вовсе не излишней; от
сильного мороза и слабых тулупов две лучшие кормилицы, отправленные на пятый день после родов, простудились, и так основательно, что потом, сколько их старуха птичница не окуривала калганом и сабуром, все-таки водяная сделалась; у третьей на дороге с ребенком родимчик приключился, вероятно от дурного глаза, и, несмотря на чистый воздух и прочие удобства зимнего пути, в пошевнях он умер, не доезжая Реполовки, где обыкновенно липовские останавливались; так как у матери от этого молоко поднялось в голову, то она и оказалась не способною кормить грудью.
Он взял некоторые
меры: всех горничных велел запереть в поваровой комнате, оставивши налицо только таких, которые имели значительные недостатки в лице,
сильную шадровитость, косые глаза.