Неточные совпадения
Он чувствовал себя невыразимо несчастным теперь оттого, что
страсть его к Анне, которая охлаждалась, ему казалось, в последнее время, теперь, когда он знал, что навсегда потерял ее, стала
сильнее, чем была когда-нибудь.
Таков уже русский человек:
страсть сильная зазнаться с тем, который бы хотя одним чином был его повыше, и шапочное знакомство с графом или князем для него лучше всяких тесных дружеских отношений.
Одинцова протянула вперед обе руки, а Базаров уперся лбом в стекло окна. Он задыхался; все тело его видимо трепетало. Но это было не трепетание юношеской робости, не сладкий ужас первого признания овладел им: это
страсть в нем билась,
сильная и тяжелая —
страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей… Одинцовой стало и страшно и жалко его.
Настали минуты всеобщей, торжественной тишины природы, те минуты, когда
сильнее работает творческий ум, жарче кипят поэтические думы, когда в сердце живее вспыхивает
страсть или больнее ноет тоска, когда в жестокой душе невозмутимее и
сильнее зреет зерно преступной мысли, и когда… в Обломовке все почивают так крепко и покойно.
Прошло сто лет — и что ж осталось
От
сильных, гордых сих мужей,
Столь полных волею
страстей?
Райский знал это по прежним, хотя и не таким
сильным опытам, но последний опыт всегда кажется непохожим чем-нибудь на прежние, и потом под свежей
страстью дымится свежая рана, а времени ждать долго.
— Зачем гроза в природе!..
Страсть — гроза жизни… О, если б испытать эту
сильную грозу! — с увлечением сказал он и задумался.
И сейчас в голове у него быстро возник очерк народной драмы. Как этот угрюмый, сосредоточенный характер мужика мог сложиться в цельную, оригинальную и
сильную фигуру? Как устояла
страсть среди этого омута разврата?
Леонтий взглянул на нее еще раз и потом уже никогда не забыл. В нем зажглась вдруг
сильная, ровная и глубокая
страсть.
Они — не жертвы общественного темперамента, как те несчастные создания, которые, за кусок хлеба, за одежду, за обувь и кров, служат животному голоду. Нет: там жрицы
сильных, хотя искусственных
страстей, тонкие актрисы, играют в любовь и жизнь, как игрок в карты.
— Странная просьба, брат, дать горячку! Я не верю
страсти — что такое
страсть? Счастье, говорят, в глубокой,
сильной любви…
Все это может быть, никогда, ни в каком отчаянном положении нас не оставляющее, и ввергнуло Райского если еще не в самую тучу
страсти, то уже в ее жаркую атмосферу, из которой счастливо спасаются только
сильные и в самом деле «гордые» характеры.
В Вере оканчивалась его статуя гармонической красоты. А тут рядом возникла другая статуя —
сильной, античной женщины — в бабушке. Та огнем
страсти, испытания, очистилась до самопознания и самообладания, а эта…
Желания у ней вращаются в кругу ее быта: она любит, чтобы Святая неделя была сухая, любит Святки,
сильный мороз, чтобы сани скрипели и за нос щипало. Любит катанье и танцы, толпу, праздники, приезд гостей и выезды с визитами — до
страсти. Охотница до нарядов, украшений, мелких безделок на столе, на этажерках.
А он мечтал о
страсти, о ее бесконечно разнообразных видах, о всех сверкающих молниях, о всем зное
сильной, пылкой, ревнивой любви, и тогда, когда они вошли в ее лето, в жаркую пору.
Вот здесь нет
сильных нравственных потрясений, глубоких
страстей, живых и разнообразных симпатий и ненавистей.
Всякий раз, при
сильном ударе того или другого петуха, раздавались отрывистые восклицания зрителей; но когда побежденный побежал, толпа завыла дико, неистово, продолжительно, так что стало страшно. Все привстали с мест, все кричали. Какие лица, какие
страсти на них! и все это по поводу петушьей драки! «Нет, этого у нас не увидите», — сказал барон. Действительно, этот момент был самый замечательный для постороннего зрителя.
А здесь: нервы и крепки, как у наших рабочих людей, и развиты, впечатлительны, как у нас; приготовленность к веселью, здоровая,
сильная жажда его, какой нет у нас, какая дается только могучим здоровьем и физическим трудом, в этих людях соединяется со всею тонкостью ощущений, какая есть в нас; они имеют все наше нравственное развитие вместе с физическим развитием крепких наших рабочих людей: понятно, что их веселье, что их наслаждение, их
страсть — все живее и
сильнее, шире и сладостнее, чем у нас.
Значат, если при простом чувстве, слабом, слишком слабом перед
страстью, любовь ставит вас в такое отношение к человеку, что вы говорите: «лучше умереть, чем быть причиною мученья для него»; если простое чувство так говорит, что же скажет
страсть, которая в тысячу раз
сильнее?
Его чувство ко мне было соединение очень
сильной привязанности ко мне, как другу, с минутными порывами
страсти ко мне, как женщине, дружбу он имел лично ко мне, собственно ко мне; а эти порывы искали только женщины: ко мне, лично ко мне, они имели мало отношения.
Он выслушал меня с снисхождением, но, сколько я мог заметить,
сильного сочувствия к моей
страсти я в нем не возбудил.
Видеть себя в печати — одна из самых
сильных искусственных
страстей человека, испорченного книжным веком. Но тем не меньше решаться на публичную выставку своих произведений — нелегко без особого случая. Люди, которые не смели бы думать о печатании своих статей в «Московских ведомостях», в петербургских журналах, стали печататься у себя дома. А между тем пагубная привычка иметь орган, привычка к гласности укоренилась. Да и совсем готовое орудие иметь недурно. Типографский станок тоже без костей!
На улицу меня пускали редко, каждый раз я возвращался домой, избитый мальчишками, — драка была любимым и единственным наслаждением моим, я отдавался ей со
страстью. Мать хлестала меня ремнем, но наказание еще более раздражало, и в следующий раз я бился с ребятишками яростней, — а мать наказывала меня
сильнее. Как-то раз я предупредил ее, что, если она не перестанет бить, я укушу ей руку, убегу в поле и там замерзну, — она удивленно оттолкнула меня, прошлась по комнате и сказала, задыхаясь от усталости...
Он был человек
страстей, в нем была
сильная стихия земли, инстинктами своими он был привязан к той самой земной жизни, от неправды которой он так страдал.
— Да, да! Странные мысли приходят мне в голову… Случайность это или нет, что кровь у нас красная. Видишь ли… когда в голове твоей рождается мысль, когда ты видишь свои сны, от которых, проснувшись, дрожишь и плачешь, когда человек весь вспыхивает от
страсти, — это значит, что кровь бьет из сердца
сильнее и приливает алыми ручьями к мозгу. Ну и она у нас красная…
Трудитеся телом;
страсти ваши не столь
сильное будут иметь волнение; трудитеся сердцем, упражняяся в мягкосердии, чувствительности, соболезновании, щедроте, отпущении, и
страсти ваши направятся ко благому концу.
Если бы, говорят некоторые, запрещено было наемное удовлетворение любовныя
страсти, то бы нередко были чувствуемы
сильные в обществе потрясения.
Вы узнаете меня, если вам скажу, что попрежнему хлопочу о журналах, — по моему настоянию мы составили компанию и получаем теперь кой-какие и политические и литературные листки. Вы смеетесь моей
страсти к газетам и, верно, думаете, что мне все равно, как, бывало, прежде говаривали… Книгами мы не богаты — перечитываю старые; вообще мало занимаюсь, голова пуста. Нужно
сильное потрясение, душа жаждет ощущений, все окружающее не пополняет ее, раздаются в ней элегические аккорды…
Так она мучила своего поклонника и умело разжигала в нем последнюю
страсть, которая иногда бывает
сильнее и опаснее первой любви.
Но я знаю, что
страсть бывает иногда
сильнее доводов рассудка.
— Не способен рассчитывать, то есть размышлять. Велика фигура — человек с
сильными чувствами, с огромными
страстями! Мало ли какие есть темпераменты? Восторги, экзальтация: тут человек всего менее похож на человека, и хвастаться нечем. Надо спросить, умеет ли он управлять чувствами; если умеет, то и человек…
Это
страсть столь же
сильная, как и картежная игра.
Страсти в нем таились, и даже
сильные, жгучие; но горячие угли были постоянно посыпаны золою и тлели тихо.
Бледное лицо, носящее на себе отпечаток
сильных, необузданных
страстей; редкая с проседью борода и серые небольшие глаза, которые, сверкая из-под насупленных бровей, казалось, готовы были от малейшего прекословия запылать бешенством, — все это вместе составляло наружность вовсе не привлекательную.
Опасность так велика, что не только запятые, даже точки не упразднят ее. Наполеон I на острове Св. Елены говорил:"Чем
сильнее опасности, тем сильнейшие должны быть употреблены средства для их уврачевания". Под именем сих"сильнейших средств"что разумел великий человек? Очевидно, он разумел то же, что разумею и я, то есть: сперва оглуши
страсти, а потом уже ставь точку, хоть целую страницу точек.
Страсти почувствовали силу и получили полет — возможно ли, чтоб они, чувствуя себя
сильными, равнодушно взглянули, как небольшое количество благонамеренных людей будут ставить им точки? И опять, какие это точки? Ежели те точки, кои обыкновенно публицисты в сочинениях своих ставят, то разве великого труда стоит превратить оные в запятые, а в крайнем случае и совсем выскоблить?
Из
страстей самая
сильная и злая и упорная — половая, плотская любовь, и потому если уничтожатся
страсти и последняя, самая
сильная из них, плотская любовь, то пророчество исполнится, люди соединятся воедино, цель человечества будет достигнута, и ему незачем будет жить.
— А вот каким образом… Знаете ли, что именно такие девочки топятся, принимают яду и так далее? Вы не глядите, что она такая тихая:
страсти в ней
сильные и характер тоже ой-ой!
И так странно перемешались черты: Линочка всем внешним обликом своим и характером повторяла отца-генерала; крепкая, толстенькая, с румяным, круглым, весело-возбужденным лицом и
сильным, командирским голосом — была она вспыльчива, добра, в
страстях своих неудержима, в любви требовательна и ясна.
— О да! о да! мне кажется, что этого не будет; вы это верно угадали, — подхватила с полной достоинства улыбкой Ида. — А ведь смотрите: я даже не красавица, Истомин, и что из вас я сделала?.. Смешно подумать, право, что я, я, Ида Норк, теперь для вас, должно быть, первая красавица на свете? что я
сильней всех этих умниц и красавиц, которые сделали вас таким, как вы теперь… обезоруженным, несчастным человеком, рабом своих
страстей.
«Куда торопишься? чему обрадовался, лихой товарищ? — сказал Вадим… но тебя ждет покой и теплое стойло: ты не любишь, ты не понимаешь ненависти: ты не получил от благих небес этой чудной способности: находить блаженство в самых диких страданиях… о если б я мог вырвать из души своей эту
страсть, вырвать с корнем, вот так! — и он наклонясь вырвал из земли высокий стебель полыни; — но нет! — продолжал он… одной капли яда довольно, чтоб отравить чашу, полную чистейшей влаги, и надо ее выплеснуть всю, чтобы вылить яд…» Он продолжал свой путь, но не шагом: неведомая сила влечет его: неутомимый конь летит, рассекает упорный воздух; волосы Вадима развеваются, два раза шапка чуть-чуть не слетела с головы; он придерживает ее рукою… и только изредка поталкивает ногами скакуна своего; вот уж и село… церковь… кругом огни… мужики толпятся на улице в праздничных кафтанах… кричат, поют песни… то вдруг замолкнут, то вдруг
сильней и громче пробежит говор по пьяной толпе…
Если мне скажут, что нельзя любить сестру так пылко, вот мой ответ: любовь — везде любовь, то есть самозабвение, сумасшествие, назовите как вам угодно; — и человек, который ненавидит всё, и любит единое существо в мире, кто бы оно ни было, мать, сестра или дочь, его любовь
сильней всех ваших произвольных
страстей.
Петр в этом случае увлекся своей
страстью к работе корабельного плотника,
страстью, которая в это время была в нем еще
сильнее всяких отдаленных соображений.
Страсть к морю действительно является в это время у Петра уже в
сильной степени развития.
Предположим, что в произведении искусства развивается мысль: «временное уклонение от прямого пути не погубит
сильной натуры», или: «одна крайность вызывает другую»; или изображается распадение человека с самим собою; или, если угодно, борьба
страстей с высшими стремлениями (мы указываем различные основные идеи, которые видели в «Фаусте»), — разве не представляются в действительной жизни случаи, в которых развивается то же самое положение?
А от
сильных ощущений, от пылких
страстей человек скоро изнашивается: как же не очароваться томностью, бледностью красавицы, если томность и бледность ее служат признаком, что она «много жила»?
Любовь гораздо
сильнее наших ежедневных мелочных расчетов и побуждений; гнев, ревность, всякая вообще
страсть также гораздо
сильнее их — потому
страсть возвышенное явление.
Бледность, томность, болезненность имеют еще другое значение для светских людей: если поселянин ищет отдыха, спокойствия, то люди образованного общества, у которых материальной нужды и физической усталости не бывает, но которым зато часто бывает скучно от безделья и отсутствия материальных забот, ищут «
сильных ощущений, волнений,
страстей», которыми придается цвет, разнообразие, увлекательность светской жизни, без того монотонной и бесцветной.
Он бросил на Ивана Никифоровича взгляд — и какой взгляд! Если бы этому взгляду придана была власть исполнительная, то он обратил бы в прах Ивана Никифоровича. Гости поняли этот взгляд и поспешили сами разлучить их. И этот человек, образец кротости, который ни одну нищую не пропускал, чтоб не расспросить ее, выбежал в ужасном бешенстве. Такие
сильные бури производят
страсти!
Я только что начинал жить тогда: не испытал ни
страсти, ни скорби и редко бывал свидетелем того, как выражаются в других те
сильные чувства…