Неточные совпадения
Все было бы спасено, если б у моего
коня достало
сил еще на десять минут!
Остановился пораженный божьим чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая
сила заключена в сих неведомых светом
конях?
Но ей нельзя. Нельзя? Но что же?
Да Ольга слово уж дала
Онегину. О Боже, Боже!
Что слышит он? Она могла…
Возможно ль? Чуть лишь из пеленок,
Кокетка, ветреный ребенок!
Уж хитрость ведает она,
Уж изменять научена!
Не в
силах Ленский снесть удара;
Проказы женские кляня,
Выходит, требует
коняИ скачет. Пистолетов пара,
Две пули — больше ничего —
Вдруг разрешат судьбу его.
Один молодой полковник, живая, горячая кровь, родной брат прекрасной полячки, обворожившей бедного Андрия, не подумал долго и бросился со всех
сил с
конем за козаками: перевернулся три раза в воздухе с
конем своим и прямо грянулся на острые утесы.
Это не было строевое собранное войско, его бы никто не увидал; но в случае войны и общего движенья в восемь дней, не больше, всякий являлся на
коне, во всем своем вооружении, получа один только червонец платы от короля, — и в две недели набиралось такое войско, какого бы не в
силах были набрать никакие рекрутские наборы.
Положим, запорожца взяла нечистая
сила; кто же
коней?
Княгине холодно; в ту ночь
Мороз был нестерпим,
Упали
силы; ей невмочь
Бороться больше с ним.
Рассудком ужас овладел,
Что не доехать ей.
Ямщик давно уже не пел,
Не понукал
коней,
Передней тройки не слыхать.
«Эй! жив ли ты, ямщик?
Что ты замолк? не вздумай спать!»
— «Не бойтесь, я привык...
Кони несут среди сугробов, опасности нет: в сторону не бросятся, все лес, и снег им по брюхо — править не нужно. Скачем опять в гору извилистой тропой; вдруг крутой поворот, и как будто неожиданно вломились смаху в притворенные ворота при громе колокольчика. Не было
силы остановить лошадей у крыльца, протащили мимо и засели в снегу нерасчищенного двора…
И вдруг этот самый — милый, добрый, чудный Брем подскакивает на
коне к горнисту, который держит рожок у рта, и изо всех
сил трах кулаком по рожку!
— Да и где же, — говорит, — тебе это знать. Туда, в пропасть, и кони-то твои передовые заживо не долетели — расшиблись, а тебя это словно какая невидимая
сила спасла: как на глиняну глыбу сорвался, упал, так на ней вниз, как на салазках, и скатился. Думали, мертвый совсем, а глядим — ты дышишь, только воздухом дух оморило. Ну, а теперь, — говорит, — если можешь, вставай, поспешай скорее к угоднику: граф деньги оставил, чтобы тебя, если умрешь, схоронить, а если жив будешь, к нему в Воронеж привезть.
Вот и этот новый
конь, на эту птицу подобно, точно не своей
силой несся.
Тут они и пустили про меня дурную славу, что будто я чародей и не своею
силою в твари толк знаю, но, разумеется, все это было пустяки: к
коню я, как вам докладывал, имею дарование и готов бы его всякому, кому угодно, преподать, но только что, главное дело, это никому в пользу не послужит.
Всякий из них, продавая свою лошадь, вскакивал на нее верхом и начинал лупить ее что есть
силы кнутом и ногами по бокам, заставляя нестись благим матом, а сам при этом делал вид, что будто бы едва сдерживал
коня; зубоскальство и ругань при этом сыпались неумолкаемо.
Князь хотел сжать ее в кровавых объятиях, но
силы ему изменили, поводья выпали из рук, он зашатался и свалился на землю. Елена удержалась за конскую гриву. Не чуя седока,
конь пустился вскачь. Елена хотела остановить его,
конь бросился в сторону, помчался лесом и унес с собою боярыню.
Наконец Михельсон, увидя конницу, идущую к ним на подкрепление, устремил все свои
силы на главную толпу и велел своей коннице, спешившейся в начале сражения, садиться на-конь и ударить в палаши.
— Из-под Москвы; а куда иду, и сам еще путем не знаю. Верстах в пяти отсюда неизменный мой товарищ, добрый
конь, выбился из
сил и пал; я хотел кой-как добрести до первой деревни…
Богатырь гонит
силу поганую: где
конем вернет — там улица, где копьем махнет — с переулками, где мечом рубнет — нету тысячи…»
— Вижу, боярин: вон и
конь привязан к дереву… Ну, так и есть: это стог сена. Верно, какой-нибудь проезжий захотел покормить даром свою лошадь… Никак, он нас увидел… садится на
коня… Кой прах! Что ж он стоит на одном месте? ни взад, ни вперед!.. Он как будто нас дожидается… Полно, добрый ли человек?.. Смотри! он скачет к нам… Берегись, боярин!.. Что это? с нами крестная
сила! Не дьявольское ли наваждение?.. Ведь он остался в отчине боярина Шалонского?.. Ах, батюшки светы!. Точно, это Кирша!
Огнём отваги запылало… его мужественное сердце, он наклонил копьё и с громким криком помчался вперёд, приш…порив
коня, и со всей своей могучей
силой ударил в ворота.
«Убившая» барка своим разбитым боком глубже и глубже садилась в воду, чугун с грохотом сыпался в воду, поворачивая барку на ребро. Палубы и
конь были сорваны и плыли отдельно по реке. Две человеческие фигуры, обезумев от страха, цеплялись по целому борту. Чтобы пройти мимо убитой барки, которая загораживала нам дорогу, нужно было употребить все наличные
силы. Наступила торжественная минута.
Стар, государь, я нынче: при дворе
Что делать мне? Вы молоды; вам любы
Турниры, праздники. А я на них
Уж не гожусь. Бог даст войну, так я
Готов, кряхтя, взлезть снова на
коня;
Еще достанет
силы старый меч
За вас рукой дрожащей обнажить.
«Куда торопишься? чему обрадовался, лихой товарищ? — сказал Вадим… но тебя ждет покой и теплое стойло: ты не любишь, ты не понимаешь ненависти: ты не получил от благих небес этой чудной способности: находить блаженство в самых диких страданиях… о если б я мог вырвать из души своей эту страсть, вырвать с корнем, вот так! — и он наклонясь вырвал из земли высокий стебель полыни; — но нет! — продолжал он… одной капли яда довольно, чтоб отравить чашу, полную чистейшей влаги, и надо ее выплеснуть всю, чтобы вылить яд…» Он продолжал свой путь, но не шагом: неведомая
сила влечет его: неутомимый
конь летит, рассекает упорный воздух; волосы Вадима развеваются, два раза шапка чуть-чуть не слетела с головы; он придерживает ее рукою… и только изредка поталкивает ногами скакуна своего; вот уж и село… церковь… кругом огни… мужики толпятся на улице в праздничных кафтанах… кричат, поют песни… то вдруг замолкнут, то вдруг сильней и громче пробежит говор по пьяной толпе…
Юрий, не отвечая ни слова, схватил лошадь под уздцы; «что ты, что ты, боярин! — закричал грубо мужик, — уж не впрямь ли хочешь со мною съездить!.. эк всполошился!» — продолжал он ударив лошадь кнутом и присвиснув; добрый
конь рванулся… но Юрий, коего
силы удвоило отчаяние, так крепко вцепился в узду, что лошадь принуждена была кинуться в сторону; между тем колесо телеги сильно ударилось о камень, и она едва не опрокинулась; мужик, потерявший равновесие, упал, но не выпустил вожжи; он уж занес ногу, чтоб опять вскочить в телегу, когда неожиданный удар по голове поверг его на землю, и сильная рука вырвала вожжи… «Разбой!» — заревел мужик, опомнившись и стараясь приподняться; но Юрий уже успел схватить Ольгу, посадить ее в телегу, повернуть лошадь и ударить ее изо всей мочи; она кинулась со всех ног; мужик еще раз успел хриплым голосом закричать: «разбой!» Колесо переехало ему через грудь, и он замолк, вероятно навеки.
По двору скакал Тихон на большом чёрном
коне, не в
силах справиться с ним;
конь не шёл в ворота, прыгал, кружился, вскидывая злую морду, разгоняя людей, — его, должно быть, пугал пожар, ослепительно зажжённый в небе солнцем; вот он, наконец, выскочил, поскакал, но перед красной массой котла шарахнулся в сторону, сбросив Тихона, и возвратился во двор, храпя, взмахивая хвостом.
Но если лошади сохранят
силу для того, чтобы брести как-нибудь, шаг за шагом, то можно питать надежду, что
кони, идучи по ветру, сами выйдут как-нибудь на дорогу и привезут нас к какому-нибудь жилью.
Собрав остаток
сил, он догнал бегущего реверендиссима, подскочил и ухватился ему за шею, а ногами обвил его и таким образом расположился на хребте наставника своего, как на
коне или верблюде, очень покойно.
И через
силу скачет
коньТуда, где светится огонь.
Скрывать печали
силы нет,
Слеза с ресниц упасть готова,
Увы! молчание храня,
Садится путник на
коня.
Эти хранили тогда еще воспоминания о своих магдебургских правах и своих предках, выезжавших, в
силу тех прав, на днепровскую Иордань верхом на
конях и с рушницами, которые они, по команде, то вскидывали на плечо, то опускали «товстым кинцем до чобота!» Захудалые потомки этой настоящей киевской знати именовали Стадникова «Штаниковым»; так, вероятно, на их вкус выходило больше «по-московски» или, просто, так было легче для их мягкого и нежного произношения.
Приказный умер вскоре после рождения этого сына и оставил жену и сына ни с чем, кроме того домика, который, как сказано, «ничего не стоил». Но вдова-приказничиха сама дорого стоила: она была из тех русских женщин, которая «в беде не сробеет, спасет;
коня на скаку остановит, в горящую избу взойдет», — простая, здравая, трезвомысленная русская женщина, с
силою в теле, с отвагой в душе и с нежною способностью любить горячо и верно.
Ну, сели, поехали. До свету еще часа два оставалось. Выехали на дорогу, с версту этак проехали; гляжу, пристяжка у меня шарахнулась. Что, думаю, такое тут? Остановил
коней, оглядываюсь: Кузьма из кустов ползет на дорогу. Встал обок дороги, смотрит на меня, сам лохмами своими трясет, смеется про себя… Фу ты, окаянная
сила! У меня и то кошки по сердцу скребнули, а барыня моя, гляжу, ни жива ни мертва… Ребята спят, сама не спит, мается. На глазах слезы. Плачет… «Боюсь я, говорит, всех вас боюсь…»
Опять едет казак, погоняет
коня со всех
сил, а догнать никак не может, и везде ему люди кажут: «Бачили мы цыган, всего только час какой назад, вон в ту сторону потянули».
Юность моя, юность во мне ощутилась,
В разум приходила, слезно говорила:
«Кто добра не хочет, кто худа желает?
Разве змей соперник, добру ненавистник!
Сама бы я рада —
силы моей мало,
Сижу на
коне я, а
конь не обуздан,
Смирить
коня нечем — вожжей в руках нету.
По горам по хóлмам прямо
конь стрекает,
Меня разрывает, ум мой потребляет,
Вне ума бываю, творю что, не знаю.
Вижу я погибель, страхом вся объята,
Не знаю, как быти, как
коня смирити...
— Так уж лучше в часовню пожалуйте, — сказал отец Михей. — Посмотрите, как мы, убогие, Божию службу по
силе возможности справляем… А пожитки ваши мы в гостиницу внесем,
коней уберем… Пожалуйте, милости просим.
Один хвастает золотой казной,
Другой хвастает что добрым
конем,
Сильный хвастает своей
силою,
Глупый хвастает молодой женой,
Умный хвастает старой матерью.
Встал Добрынюшка на резвы ноги,
Он седлал
коня свого доброго,
Выезжал в поле к мать Непре-реке,
Увидал — лежит
сила ратная,
В сорок тысячей, вся побитая.
И что досаднее всего, — это держимордничество проявилось как-то так внезапно, почти само собою, даже как будто независимо от его воли, и теперь, словно сорвавшийся с корды дикий
конь, пошло катать и скакать через пень в колоду, направо и налево, так что юный поручик, даже и чувствуя немножко в себе Держиморду, был уже не в
силах сдержать себя и снова превратиться в блестящего, рассудительного адъютанта.
Боги находятся в положении возниц, держащих горячих
коней на туго натянутых возжах: всю
силу, все свое внимание нужно сосредоточить на этих непокорных
конях; только не догляди, — и они понесут так, что и не сдержишь.
Опененные губы первого
коня показывают, что он грызет и сжимает железо удил, но идет мирно и тихо, потому что знает власть и
силу узды, но другой
конь…
— Почему нет? твоя сестра и генеральша разве не обе одинаково прекрасны? Здесь больше
силы, — она дольше проскачет, — сказал он, показывая головкою тросточки на взнузданного бурого
коня, — а здесь из очей пламя бьет, из ноздрей дым валит. Прощай, — добавил он, зевнув. — Да вот еще что. Генерал-то Синтянин, я слышал, говорил тебе за ужином, что он едет для каких-то внушений в стороне, где мое имение, — вот тебе хорошо бы с ним примазаться! Обдумай-ко это!
И каблуки грубых походных сапог Милицы снова изо всей
силы забились о крутые бока
коня. Тот все усиливал, все ускорял свой бег.
Милица держала одной рукой револьвер, другой изо всех
сил вцепилась в гриву
коня.
Я уже начала склоняться к шее лошади, борясь последними
силами с нежеланной дремотой, как вдруг совсем близко от меня прозвучали копыта
коня.
Сказав это, Магома изо всей
силы ударил Шалого нагайкой. Благородный
конь, незнакомый до сих пор с таким приемом, рванулся, встал на дыбы и… понесся вперед, как безумный… Я не успела оглянуться назад, ни даже кивнуть в знак благодарности моему спасителю. Шалый, точно сознавая смертельную опасность, несся, как вихрь.
И я в следующий сезон не избег того же поветрия, участвовал в нескольких спектаклях с персоналом, в котором были такие
силы, как старуха
Кони и красавица Спорова (впоследствии вторая жена Самойлова). Ею увлекались оба моих старших собрата: Островский и Алексей Потехин. Потехин много играл и в своих пьесах, и Гоголя, и Островского, и сам Островский пожелал исполнить роль Подхалюзина уже после того, как она была создана такими
силами, как Садовский и П.Васильев.
Конь был что-то вроде Сампсона: необычайная
сила и удаль заключались у него в необычайных волосах, и для того он был с удивительным хвостом.
Подъехав к нему, он привстал немного на седле, поотдал поводов, гикнул, и
конь, соединив под себя ноги свои, как бы собрав воедино всю свою
силу, вдруг раскинул их, развернул упругость своих мускулов, мелькнул одно мгновенье ока на воздухе, как взмах крыла, как черта мимолетная, фыркнул и, осаженный на задние ноги ловким всадником, стал, будто вкопанный, перед собеседниками.
Ильза указала на своего товарища. Подвели бойкую черкесскую лошадь, и два калмыка собирались уже
силою втащить Вольдемара на нее и привязать его к седлу, как они обыкновенно делывали это с другими проводниками своими; но он гордо взглянул на малорослых азиятцев, оттолкнул обоих так, что они полетели в разные стороны вверх ногами, вспрыгнул на
коня и, гаркнув молодецким голосом по-русски...
Вот оступился
конь, и седок с ним погружается: только
сила вожака поднимает их.
Французы сосредоточили все свои
силы против русских, которые невольно отступили. Лишь только Александр Васильевич заметил это отступление, как сам явился перед войсками на лихом казацком
коне и громко закричал...