Неточные совпадения
Кроме того, во время учебного семестра, покуда родные еще не съезжались из деревень, дедушка по очереди брал
в праздничные дни одного из внуков, но последние охотнее
сидели с Настасьей, нежели с ним, так что присутствие их нимало не нарушало его всегдашнего
одиночества.
А виновник ее
одиночества сидел на скамье подсудимых такой несчастный, жалкий, даже не вызывавший
в ней прежних добрых чувств, точно он был далеко-далеко и точно он был ее мужем давно-давно.
Он молился, роптал на судьбу, бранил себя, бранил политику, свою систему, бранил все, чем хвастался и кичился, все, что ставил некогда сыну
в образец; твердил, что ни во что не верит, и молился снова; не выносил ни одного мгновенья
одиночества и требовал от своих домашних, чтобы они постоянно, днем и ночью,
сидели возле его кресел и занимали его рассказами, которые он то и дело прерывал восклицаниями: «Вы все врете — экая чепуха!»
По вечерам,
сидя у огонька перед своим балаганом, она тоже заводила свою хохлацкую песню, но никто ее не поддерживал, и песня замирала
в бессилии собственного
одиночества.
Пятнадцать других дам
сидели вдоль стен
в полном
одиночестве и старались делать вид, что это для них все равно.
«Вот, — подумала юна, — где-то
в одиночестве, на пустынном мысе, среди ночи и бури,
сидит человек и следит внимательно за этими вспышками огня, и, может быть, вот сейчас, когда я думаю о нем, может быть, и он мечтает о сердце, которое
в это мгновение за много верст на невидимом пароходе думает о нем с благодарностью».
Анна Васильевна не любила выезжать; ей было приятно, когда у ней
сидел гость и рассказывал что-нибудь;
в одиночестве она тотчас занемогала.
Стемнело; сад скрылся и стоял там,
в темном
одиночестве, так близко от нас. Мы
сидели перед домом, когда свет окна озарил Дика, нашего мажордома, человека на все руки. За ним шел, всматриваясь и улыбаясь, высокий человек
в дорожном костюме. Его загоревшее, неясно знакомое лицо попало
в свет, и он сказал...
С одной стороны, моя комната «очертела» мне до невозможности, как пункт какого-то предварительного заключения, и поэтому, естественно, меня тянуло разделить свое
одиночество с другим, подобным мне существом, — это инстинктивное тяготение к дружбе и общению — лучшая характеристика юности; а с другой, — я так же инстинктивно боялся потерять пока свое единственное право —
сидеть одному
в четырех стенах.
Яичница. Неприятнее всего, когда
в такую погоду
сидишь один. Женатому человеку совсем другое дело — не скучно; а если
в одиночестве — так это просто…
Мне казалось, что он тяготится своим
одиночеством, и я несколько раз хотел заговорить с ним, но всякий раз, когда глаза наши встречались, что случалось часто, так как мы
сидели наискоски друг против друга, он отворачивался и брался зa книгу или смотрел
в окно.
Теперь, когда я
сижу подле вас и говорю с вами, мне уж и страшно подумать о будущем, потому что
в будущем — опять
одиночество, опять эта затхлая, ненужная жизнь; и о чем мечтать будет мне, когда я уже наяву подле вас был так счастлив!
Но когда я уже
сидел в вагоне, набитом людьми, я ощутил такое щемящее душу
одиночество, такую тоску, что, кажется, отдал бы все на свете, чтоб хоть несколько минут провести с кем-нибудь из близких.
Она
сидела днем под окошечком, пряла какую-то посконь и томилась и от голода, и от стужи, и от немощи, и от
одиночества, и
в этом положении ее навещала только одна подруга — таких же лет девочка из соседней избы.
Когда из кухни ушел гость, Пелагея явилась
в комнаты и занялась уборкой. Волнение еще не оставило ее. Лицо ее было красно и словно испуганно. Она едва касалась веником пола и по пяти раз мела каждый угол. Долго она не выходила из той комнаты, где
сидела мамаша. Ее, очевидно, тяготило
одиночество, и ей хотелось высказаться, поделиться с кем-нибудь впечатлениями, излить душу.
Собственно говоря, очень было весело. Но я вдруг вспомнил один момент, когда все пили чай, а я уже напился, вышел
в залу и минут пять
в одиночестве сидел перед елкою. Вот
в эти пять минут, правда, было скучно.
А тут же,
в уголочке ресторана, за круглым столиком,
в полнейшем
одиночестве сидел профессор Ф. Ф. Соколов. Он
сидел, наклонившись над столиком, неподвижно смотрел перед собою
в очки тусклыми, ничего как будто не видящими глазами и перебирал губами. На краю столика стояла рюмочка с водкой, рядом — блюдечко с мелкими кусочками сахара. Не глядя, Соколов протягивал руку, выпивал рюмку, закусывал сахаром и заставал
в прежней позе. Половой бесшумно подходил и снова наполнял рюмку водкою.
Был и на балу у них. Это был уже настоящий бал, и зал был под стать. Кавалеры
в большинстве были новые, мне незнакомые. Осталось
в памяти: блеск паркета, сверкающие белые стены, изящные девичьи лица — и какой-то холод, холод, и отчужденность, и
одиночество. Исчезла всегдашняя при Конопацких легкость
в обращении и разговорах. Я хмурился, не умел развернуться и стать разговорчивым, больше
сидел в курительной комнате и курил. Люба сказала мне своим задушевным голосом...
До самого моего отъезда мы вместе слонялись около монастыря и коротали длинный жаркий день. Он не отставал от меня ни на шаг; привязался ли он ко мне, или же боялся
одиночества, бог его знает! Помню, мы
сидели вместе под кустами желтой акации
в одном из садиков, разбросанных по горе.
Или же он
сидел, мрачный и молчаливый, дома,
в четырех стенах, и ни с кем не общался, или же, как дух изгнанья, окрестив на груди руки и повесив голову, блуждал
в одиночестве невдалеке.
Сидела на подоконнике
в своей комнате, охватив колени руками. Сумерки сходили тихие.
В голубой мгле загорались огоньки фонарей. Огромное
одиночество охватило Лельку. Хотелось, чтобы рядом был человек, мягко обнял ее за плечи, положил бы ладонь на ее живот и радостно шепнул бы: «Н-а-ш ребенок!» И они
сидели бы так, обнявшись, и вместе смотрели бы
в синие зимние сумерки, и
в душе ее победительно пело бы это странное, сладкое слово «мать»!
Самого Нордена уже два дня не было дома, он уехал по своим делам
в Петербург, и
в огромном, хорошо натопленном доме, всех комнат которого я еще не знал, было пусто и тихо: по своим комнатам
сидели с англичанкой дети и не шалили, затихла на кухне прислуга, и где-то
в верхних комнатах за их зеркальными стеклами молчала
в одиночестве и болезни молодая и красивая женщина, темная жертва каких-то неведомых сил.