Неточные совпадения
За спором не
заметили,
Как
село солнце красное,
Как вечер наступил.
Наверно б ночку целую
Так шли — куда не ведая,
Когда б им баба встречная,
Корявая Дурандиха,
Не крикнула: «Почтенные!
Куда вы
на ночь глядючи
Надумали идти...
Заметив любознательность
Крестьян, дворовый седенький
К ним с книгой подошел:
— Купите! — Как ни тужился,
Мудреного заглавия
Не одолел Демьян:
«Садись-ка ты помещиком
Под липой
на скамеечку
Да сам ее читай...
― Не угодно ли? ― Он указал
на кресло у письменного уложенного бумагами стола и сам
сел на председательское место, потирая маленькие руки с короткими, обросшими белыми волосами пальцами, и склонив
на бок голову. Но, только что он успокоился в своей позе, как над столом пролетела
моль. Адвокат с быстротой, которой нельзя было ожидать от него, рознял руки, поймал
моль и опять принял прежнее положение.
— Ты гулял хорошо? — сказал Алексей Александрович,
садясь на свое кресло, придвигая к себе книгу Ветхого Завета и открывая ее. Несмотря
на то, что Алексей Александрович не раз говорил Сереже, что всякий христианин должен твердо знать священную историю, он сам в Ветхом Завете часто справлялся с книгой, и Сережа
заметил это.
«Неужели я нашел разрешение всего, неужели кончены теперь мои страдания?» думал Левин, шагая по пыльной дороге, не
замечая ни жару, ни усталости и испытывая чувство утоления долгого страдания. Чувство это было так радостно, что оно казалось ему невероятным. Он задыхался от волнення и, не в силах итти дальше, сошел с дороги в лес и
сел в тени осин
на нескошенную траву. Он снял с потной головы шляпу и лег, облокотившись
на руку,
на сочную, лопушистую лесную траву.
Потом в продолжение некоторого времени пустился
на другие спекуляции, именно вот какие: накупивши
на рынке съестного,
садился в классе возле тех, которые были побогаче, и как только
замечал, что товарища начинало тошнить, — признак подступающего голода, — он высовывал ему из-под скамьи будто невзначай угол пряника или булки и, раззадоривши его, брал деньги, соображаяся с аппетитом.
Пышная дама так и подпрыгнула с места, его завидя, и с каким-то особенным восторгом принялась приседать; но офицер не обратил
на нее ни малейшего внимания, а она уже не
смела больше при нем
садиться.
— Гроб поставили в сарай… Завтра его отнесут куда следует. Нашлись люди. Сто целковых. Н-да! Алина как будто приходит в себя. У нее — никогда никаких истерик! Макаров… — Он подскочил
на кушетке,
сел, изумленно поднял брови. — Дерется как! Замечательно дерется, черт возьми! Ну, и этот… Нет, — каков Игнат, а? — вскричал он, подбегая к столу. — Ты
заметил, понял?
— Здравствуй, — сказала она тихо и безрадостно, в темных глазах ее Клим
заметил только усталость. Целуя руку ее, он пытливо взглянул
на живот, но фигура Лидии была девически тонка и стройна. В сани извозчика она
села с Алиной, Самгин, несколько обиженный встречей и растерявшийся, поехал отдельно, нагруженный картонками, озабоченный тем, чтоб не растерять их.
И, сопровождая слова жестами марионетки, она стала цитировать «Манифест», а Самгин вдруг вспомнил, что, когда в
селе поднимали колокол, он, удрученно идя
на дачу,
заметил молодую растрепанную бабу или девицу с лицом полуумной, стоя
на коленях и крестясь
на церковь, она кричала фабриканту бутылок...
— Прошу оставить меня в покое, — тоже крикнул Тагильский,
садясь к столу, раздвигая руками посуду. Самгин
заметил, что руки у него дрожат. Толстый офицер с седой бородкой
на опухшем лице, с орденами
на шее и
на груди, строго сказал...
Но только Обломов ожил, только появилась у него добрая улыбка, только он начал смотреть
на нее по-прежнему ласково, заглядывать к ней в дверь и шутить — она опять пополнела, опять хозяйство ее пошло живо, бодро, весело, с маленьким оригинальным оттенком: бывало, она движется целый день, как хорошо устроенная машина, стройно, правильно, ходит плавно, говорит ни тихо, ни громко,
намелет кофе, наколет сахару, просеет что-нибудь,
сядет за шитье, игла у ней ходит мерно, как часовая стрелка; потом она встанет, не суетясь; там остановится
на полдороге в кухню, отворит шкаф, вынет что-нибудь, отнесет — все, как машина.
Она молча приняла обязанности в отношении к Обломову, выучила физиономию каждой его рубашки, сосчитала протертые пятки
на чулках, знала, какой ногой он встает с постели,
замечала, когда хочет
сесть ячмень
на глазу, какого блюда и по скольку съедает он, весел он или скучен, много спал или нет, как будто делала это всю жизнь, не спрашивая себя, зачем, что такое ей Обломов, отчего она так суетится.
В последнее мгновение, когда Райский готовился
сесть, он оборотился, взглянул еще раз
на провожавшую его группу. Он, Татьяна Марковна, Вера и Тушин обменялись взглядом — и в этом взгляде, в одном мгновении, вдруг мелькнул как будто всем им приснившийся, тяжелый полугодовой сон, все вытерпенные ими муки… Никто не сказал ни слова. Ни Марфенька, ни муж ее не поняли этого взгляда, — не
заметила ничего и толпившаяся невдалеке дворня.
Потом бежал
на Волгу,
садился на обрыв или сбегал к реке, ложился
на песок, смотрел за каждой птичкой, за ящерицей, за букашкой в кустах, и глядел в себя, наблюдая, отражается ли в нем картина, все ли в ней так же верно и ярко, и через неделю стал
замечать, что картина пропадает, бледнеет и что ему как будто уже… скучно.
— Нет, — начал он, — есть ли кто-нибудь, с кем бы вы могли стать вон там,
на краю утеса, или
сесть в чаще этих кустов — там и скамья есть — и просидеть утро или вечер, или всю ночь, и не
заметить времени, проговорить без умолку или промолчать полдня, только чувствуя счастье — понимать друг друга, и понимать не только слова, но знать, о чем молчит другой, и чтоб он умел читать в этом вашем бездонном взгляде вашу душу, шепот сердца… вот что!
— Да, читал и аккомпанировал мне
на скрипке: он был странен, иногда задумается и молчит полчаса, так что вздрогнет, когда я назову его по имени, смотрит
на меня очень странно… как иногда вы смотрите, или
сядет так близко, что испугает меня. Но мне не было… досадно
на него… Я привыкла к этим странностям; он раз положил свою руку
на мою: мне было очень неловко. Но он не
замечал сам, что делает, — и я не отняла руки. Даже однажды… когда он не пришел
на музыку,
на другой день я встретила его очень холодно…
— Вот видите, —
заметил Марк, — однако вас учили, нельзя прямо
сесть за фортепиано да заиграть. Плечо у вас
на портрете и криво, голова велика, а все же надо выучиться держать кисть в руке.
Он же, войдя,
сел, вероятно не
заметив, что я собираюсь;
на него минутами нападала чрезвычайно странная рассеянность.
— Я так и знал, что ты так примешь, Соня, — проговорил он. Так как мы все встали при входе его, то он, подойдя к столу, взял кресло Лизы, стоявшее слева подле мамы, и, не
замечая, что занимает чужое место,
сел на него. Таким образом, прямо очутился подле столика,
на котором лежал образ.
Он обмерил меня взглядом, не поклонившись впрочем, поставил свою шляпу-цилиндр
на стол перед диваном, стол властно отодвинул ногой и не то что
сел, а прямо развалился
на диван,
на котором я не
посмел сесть, так что тот затрещал, свесил ноги и, высоко подняв правый носок своего лакированного сапога, стал им любоваться.
Шумной и многочисленной толпой
сели мы за стол. Одних русских было человек двенадцать да несколько семейств англичан. Я успел
заметить только белокурого полного пастора с женой и с детьми. Нельзя не
заметить: крик, шум, везде дети, в сенях, по ступеням лестницы, в нумерах,
на крыльце, — и все пастора. Настоящий Авраам — после божественного посещения!
Река, чем ниже, тем глубже, однако мы
садились раза два
на мель: ночью я слышал смутно шум, возню; якуты бросаются в воду и тащат лодку.
Мисси с своими кавалерами,
заметив, что между братом и сестрой начинается интимный разговор, отошла в сторону. Нехлюдов же с сестрой
сели у окна
на бархатный диванчик подле чьих-то вещей, пледа и картонки.
— Сюда или сюда
садитесь лучше, — говорила Лидия, указывая
на мягкое сломанное кресло, с которого только что встал молодой человек. — Мой двоюродный брат — Захаров, — сказала она,
заметив взгляд, которым Нехлюдов оглядывал молодого человека.
— Это совсем вчерашняя песня, —
заметил он вслух, — и кто это им сочиняет! Недостает, чтобы железнодорожник аль жид проехали и девушек пытали: эти всех бы победили. — И, почти обидевшись, он тут же и объявил, что ему скучно,
сел на диван и вдруг задремал. Хорошенькое личико его несколько побледнело и откинулось
на подушку дивана.
Действительно, кое-где чуть-чуть виднелся человеческий след, совсем почти запорошенный снегом. Дерсу и Сунцай
заметили еще одно обстоятельство: они
заметили, что след шел неровно, зигзагами, что китаец часто
садился на землю и два бивака его были совсем близко один от другого.
Калиныч (как узнал я после) каждый день ходил с барином
на охоту, носил его сумку, иногда и ружье,
замечал, где
садится птица, доставал воды, набирал земляники, устроивал шалаши, бегал за дрожками; без него г-н Полутыкин шагу ступить не мог.
Проезжающие по большой орловской дороге молодые чиновники и другие незанятые люди (купцам, погруженным в свои полосатые перины, не до того) до сих пор еще могут
заметить в недальнем расстоянии от большого
села Троицкого огромный деревянный дом в два этажа, совершенно заброшенный, с провалившейся крышей и наглухо забитыми окнами, выдвинутый
на самую дорогу.
Немец
заметил страницу, встал, положил книгу в карман и
сел, не без труда,
на свою куцую, бракованную кобылу, которая визжала и подбрыкивала от малейшего прикосновения; Архип встрепенулся, задергал разом обоими поводьями, заболтал ногами и сдвинул наконец с места свою ошеломленную и придавленную лошаденку.
Мой приход — я это мог
заметить — сначала несколько смутил гостей Николая Иваныча; но, увидев, что он поклонился мне, как знакомому человеку, они успокоились и уже более не обращали
на меня внимания. Я спросил себе пива и
сел в уголок, возле мужичка в изорванной свите.
— Покойников во всяк час видеть можно, — с уверенностью подхватил Ильюшка, который, сколько я мог
заметить, лучше других знал все сельские поверья… — Но а в родительскую субботу ты можешь и живого увидеть, за кем, то есть, в том году очередь помирать. Стоит только ночью
сесть на паперть
на церковную да все
на дорогу глядеть. Те и пойдут мимо тебя по дороге, кому, то есть, умирать в том году. Вот у нас в прошлом году баба Ульяна
на паперть ходила.
В стороне звонко куковала кукушка. Осторожная и пугливая, она не сидела
на месте, то и дело шныряла с ветки
на ветку и в такт кивала головой, подымая хвост кверху. Не
замечая опасности, кукушка бесшумно пролетела совсем близко от меня,
села на дерево и начала было опять куковать, но вдруг испугалась, оборвала
на половине свое кукование и торопливо полетела обратно.
Сегодня я
заметил, что он весь день был как-то особенно рассеян. Иногда он
садился в стороне и о чем-то напряженно думал. Он опускал руки и смотрел куда-то вдаль.
На вопрос, не болен ли он, старик отрицательно качал головой, хватался за топор и, видимо, всячески старался отогнать от себя какие-то тяжелые мысли.
Мы стали спускаться вниз. Скоро я
заметил, что пятно тоже двигалось нам навстречу. Через 10 минут гольд остановился,
сел на камень и указал мне знаком, чтобы я сделал то же.
В это время в лесу раздался какой-то шорох. Собаки подняли головы и насторожили уши. Я встал
на ноги. Край палатки приходился мне как раз до подбородка. В лесу было тихо, и ничего подозрительного я не
заметил. Мы
сели ужинать. Вскоре опять повторился тот же шум, но сильнее и дальше в стороне. Тогда мы стали смотреть втроем, но в лесу, как нарочно, снова воцарилась тишина. Это повторилось несколько раз кряду.
Он разделся донага,
сел верхом
на наиболее ходового белого коня и
смело вошел в реку.
— Даже и мы порядочно устали, — говорит за себя и за Бьюмонта Кирсанов. Они
садятся подле своих жен. Кирсанов обнял Веру Павловну; Бьюмонт взял руку Катерины Васильевны. Идиллическая картина. Приятно видеть счастливые браки. Но по лицу дамы в трауре пробежала тень,
на один миг, так что никто не
заметил, кроме одного из ее молодых спутников; он отошел к окну и стал всматриваться в арабески, слегка набросанные морозом
на стекле.
Долго он отказывался, ибо никогда почти не играл; наконец велел подать карты, высыпал
на стол полсотни червонцев и
сел метать.
Я
сел на место частного пристава и взял первую бумагу, лежавшую
на столе, — билет
на похороны дворового человека князя Гагарина и медицинское свидетельство, что он умер по всем правилам науки. Я взял другую — полицейский устав. Я пробежал его и нашел в нем статью, в которой сказано: «Всякий арестованный имеет право через три дня после ареста узнать причину оного и быть выпущен». Эту статью я себе
заметил.
Солоха, испугавшись сама, металась как угорелая и, позабывшись, дала знак Чубу лезть в тот самый мешок, в котором сидел уже дьяк. Бедный дьяк не
смел даже изъявить кашлем и кряхтением боли, когда
сел ему почти
на голову тяжелый мужик и
поместил свои намерзнувшие
на морозе сапоги по обеим сторонам его висков.
Белокурая барышня осталась и
села на диван. Иван Федорович сидел
на своем стуле как
на иголках, краснел и потуплял глаза; но барышня, казалось, вовсе этого не
замечала и равнодушно сидела
на диване, рассматривая прилежно окна и стены или следуя глазами за кошкою, трусливо пробегавшею под стульями.
Чуб выпучил глаза, когда вошел к нему кузнец, и не знал, чему дивиться: тому ли, что кузнец воскрес, тому ли, что кузнец
смел к нему прийти, или тому, что он нарядился таким щеголем и запорожцем. Но еще больше изумился он, когда Вакула развязал платок и положил перед ним новехонькую шапку и пояс, какого не видано было
на селе, а сам повалился ему в ноги и проговорил умоляющим голосом...
— Слышали, утром-то сегодня? Под Каменным мостом кит
на мель сел… Народищу там!
Фигура поднялась, с трудом перешла комнату и
села к нему
на диван, так, чтобы свет не падал
на лицо. Он
заметил, что лицо было заплакано и глаза опущены. Она взяла его за руку и опять точно застыла.
Я, с полатей, стал бросать в них подушки, одеяла, сапоги с печи, но разъяренный дед не
замечал этого, бабушка же свалилась
на пол, он бил голову ее ногами, наконец споткнулся и упал, опрокинув ведро с водой. Вскочил, отплевываясь и фыркая, дико оглянулся и убежал к себе,
на чердак; бабушка поднялась, охая,
села на скамью, стала разбирать спутанные волосы. Я соскочил с полатей, она сказала мне сердито...
Генерал, задыхаясь,
садится на толстое бревно.
Садимся и мы. Даем по папироске поселенцам, которые не
смеют сесть.
Должно
заметить, что степные кулики очень охотно
садятся на сучья сухих дерев или
на высокие пни] Тут было настрелять кроншнепов сколько угодно, ибо беспрестанно попадались новые, непуганые кулики.
Надобно еще
заметить, что шея у зайца не повертывается, и он не может оглянуться назад; услыхав какой-нибудь шум сзади или сбоку, он опирается
на задние ноги, перекидывает всего себя в ту сторону, откуда послышался шум,
садится на корточки, как сурок, и насторожит свои длинные уши.
Он
садится в невысокие сани с широкими наклестками, чтоб ловко было, прицеливаясь, опереться
на них локтем, и бережно закрывает ружье суконным чехлом или просто шинелью, чтоб не
заметало его снегом из-под конских копыт.