Неточные совпадения
Кажется, ни за что не умрешь в этом целебном, полном неги воздухе, в теплой атмосфере, то есть не умрешь от болезни, а от старости разве, и то когда заживешь чужой век. Однако здесь оканчивает жизнь дочь бразильской
императрицы,
сестра царствующего императора. Но она прибегла к целительности здешнего воздуха уже в последней крайности, как прибегают к первому знаменитому врачу — поздно: с часу на час ожидают ее кончины.
Жуковский уверил его через письмо еще в Москве, что
императрица пожалует его
сестрам при выходе из института по крайней мере по тысяче рублей (что, впрочем, я уже отчасти знал).
В Петербурге в 40-х годах случилось удивившее всех событие: красавец, князь, командир лейб-эскадрона кирасирского полка, которому все предсказывали и флигель-адъютантство и блестящую карьеру при императоре Николае I, за месяц до свадьбы с красавицей фрейлиной, пользовавшейся особой милостью
императрицы, подал в отставку, разорвал свою связь с невестой, отдал небольшое имение свое
сестре и уехал в монастырь, с намерением поступить в него монахом.
Каково было видеть это торжество и слушать благодарственное пенье «Тебе бога хвалим» нашей кроткой
императрице, горячо любившей свою
сестру, шведскую королеву!
Если б избранный сердцем Елизаветы был такой же ничтожный человек, как муж ее двоюродной
сестры Прасковьи Ивановны, по всей вероятности, тайный брак ее с Шубиным не встретил бы препятствий со стороны
императрицы; но энергический прапорщик казался опасным, он был любим товарищами, имел большое влияние на солдат, через него Елизавета сблизилась с гвардейцами и вступила с ними в такие же отношения, в каких находилась прежде с слобожанами Покровской и Александровской слободы: крестила у них детей, бывала на их свадьбах; солдат-именинник приходил к ней, по старому обычаю, с именинным пирогом и получал от нее подарки и чарку анисовки, которую, как хозяйка, Елизавета и сама выпивала за здоровье именинника.
М. Н. Лонгинов («Русский вестник», 1859, № 24, стр. 723) думает, что под именем
сестры Радзивила должно разуметь княжну Тараканову, но теперь мы знаем, что в марте 1774 года в Венеции действительно жила родная
сестра Радзивила, графиня Моравская, а самозваной дочери
императрицы Елизаветы Петровны до конца мая еще не было в Венеции.].
Они называли меня то дочерью турецкого султана, то Елизаветою, принцессою Брауншвейг-Люнебургскою,
сестрою несчастного Иоанна, во младенчестве провозглашенного русским императором, то дочерью
императрицы Елизаветы Петровны, другие же считали меня за простую казачку.
Сергей Федорович родился и воспитывался в богатой и родовитой семье, от отца — генерала эпохи Отечественной войны, и матери — Луниной, фрейлины
императрицы Елизаветы Алексеевны и родной
сестры известного декабриста Лунина.
В это пребывание
императрицы в Знаменском и произошло возвышение нового любимца, Ивана Ивановича Шувалова. Доказательством этого служило то, что он уговорил Разумовского уступить ему Знаменское, напоминавшее ему о начале его случая, а впоследствии подарил его
сестре. Вряд ли Алексей Григорьевич уступил бы без особенных на то причин имение, подаренное ему в 1742 году государыней из собственных ее вотчин.
В самом деле, женитьба Густава Бирона, сделанного 29 июня того же года генерал-адъютантом
императрицы, как нельзя лучше устроила его материальное благосостояние. С помощью брата обер-камергера он успел получить из заграничных банков почти все капиталы князя Меншикова, так, что сыну генералиссимуса, возвращенному из ссылки одновременно с
сестрой, едва досталась пятидесятая часть громадного отцовского состояния.
В конце 1746 года
императрица Елизавета Петровна сосватала за графа Кирилла Григорьевича Разумовского, несколько, как говорили тогда при дворе, против его желания, свою внучатую
сестру и фрейлину Екатерину Ивановну Нарышкину.
Во время пребывания своего в Козельце Елизавета Петровна еще ближе познакомилась с семейством Алексея Григорьевича, и из
сестер его особенно пришлась ей по сердцу Анна Григорьевна Закревская. За шестьдесят верст от Киева представлялись
императрице несколько избранных лиц духовенства и гражданства киевского.
Потомок Карла Скавронского, латыша крестьянина, родного брата
императрицы Екатерины I, в девицах Марты Скавронской, имел в гербе три розы, напоминавшие о трех
сестрах Скавронских, «жаворонок», по-латышски — «skawronek», так как от этого слова произошла их фамилия, и двуглавые русские орлы, в данном случае, не только по правилам геральдики, свидетельствовавшие об особенном благоволении государя к поданному, но и заявившие о родстве Скавронских с императорским домом.
Негодование и досада овладели близкой к нему женщиной — Натальей Федоровной Лопухиной. Она отказалась от всех удовольствий, посещала только одну графиню Бестужеву, родную
сестру графа Головкина, сосланного также в Сибирь, и, очень понятно, осуждала тогдашний порядок вещей. Этого было достаточно. Лесток и князь Никита Трубецкой стали искать несуществующий заговор против
императрицы в пользу младенца Иоанна.
Елизавета Ивановна Зиновьева исполнила просьбу своей
сестры в точности.
Императрица Елизавета Петровна не отказала в ходатайстве своей любимой статс-даме и назначила графине Станиславе Свянторжецкой день и час приема.
Елизавета Ивановна, по просьбе своей
сестры, действительно сопровождала ее и ее сына во дворец и была принята вместе с ними государыней. Прием продолжался около двух часов, но содержание этой долгой беседы
императрицы с Зиновьевой и графиней Свянторжецкой с сыном осталось тайной даже для самых любопытных придворных. Елизавета Ивановна передала о впечатлении приема своему мужу в общих выражениях.
— Monsieur le baron de Funke a été recommandé à l’impératrice-mère par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице-матери ее
сестрою,] — только сказала она грустным, сухим тоном.