Неточные совпадения
Знать, видно, много напомнил им старый Тарас знакомого и лучшего, что бывает на
сердце у человека, умудренного горем, трудом, удалью и всяким невзгодьем жизни, или хотя и не познавшего их, но много почуявшего молодою жемчужною душою на вечную радость старцам
родителям, родившим их.
Марья Ивановна так просто рассказала моим
родителям о странном знакомстве моем с Пугачевым, что оно не только не беспокоило их, но еще и заставляло часто смеяться от чистого
сердца.
— Ах, Евгений Васильич, как не ждать-то-с! Верите ли богу,
сердце изныло, на
родителей на ваших глядючи.
Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому, с сокрушенным
сердцем доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а
родителям невест продолжал посылать в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада; любил повторять один и тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил; хвалил сочинение Акима Нахимова и повесть Пинну;заикался; называл свою собаку Астрономом; вместо однакоговорил одначеи завел у себя в доме французскую кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба — грибами, макароны — порохом; зато ни одна морковка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции.
Маша наконец решилась действовать и написала письмо князю Верейскому; она старалась возбудить в его
сердце чувство великодушия, откровенно признавалась, что не имела к нему ни малейшей привязанности, умоляла его отказаться от ее руки и самому защитить ее от власти
родителя.
Словом сказать, это был подлинный детский мартиролог, и в настоящее время, когда я пишу эти строки и когда многое в отношениях между
родителями и детьми настолько изменилось, что малейшая боль, ощущаемая ребенком, заставляет тоскливо сжиматься родительские
сердца, подобное мучительство покажется чудовищным вымыслом.
Какой
родитель, не исключая самого заурядного, затруднится внедрить эти элементарные правила в восприимчивое детское
сердце? и какое детское
сердце не понесется навстречу таким необременительным правилам?
Скажу больше: мы только по имени были детьми наших
родителей, и
сердца наши оставались вполне равнодушными ко всему, что касалось их взаимных отношений.
Родитель наш такое
сердце в себе имеют, что даже что такое есть слезы не знают…
— Это только по-видимому, а в сущности, верьте мне, все
сердца ко мне несутся… Они только опасаются моих разговоров с детьми, потому что дети — это такая неистощимая сокровищница для наблюдений за
родителями, что человеку опытному и благонамеренному стоит только слегка запустить руку, чтоб вынуть оттуда целые пригоршни чистейшего золота!.. Иван Семеныч! Иван Семеныч! пожалуйте-ка сюда!
Горько сделалось
родителю; своими глазами сколько раз я видал, как он целые дни молился и плакал. Наконец он решился сам идти в Москву. Только бог не допустил его до этого; отъехал он не больше как верст сто и заболел. Вам, ваше благородие, оно, может, неправдой покажется, что вот простой мужик в такое большое дело все свое, можно сказать,
сердце положил. Однако это так.
Одни именно
сердцем это дело понимают, и эти люди хорошие, примерно вот как
родитель мой.
Как дитя благовоспитанное и благородное, Володя, несмотря на увлечение, которому поддался наравне с прочими, не мог, однако ж, не вспоминать родительских наставлений, тем более что
родители обращались с ним не столько как с рабом, сколько как с милым ребенком, имеющим чувствительное
сердце.
Мальчик в штанах. Я говорю так же, как говорят мои добрые
родители, а когда они говорят, то мне бывает весело. И когда я говорю, то им тоже бывает весело. Еще на днях моя почтенная матушка сказала мне: когда я слышу, Фриц, как ты складно говоришь, то у меня
сердце радуется!
Этот город был свидетелем ваших младенческих игр; он любовался вами, когда вы, под руководством маститого вашего
родителя, неопытным юношей робко вступили на поприще яичного производства, и потом с любовью следил, как в
сердце вашем, всегда открытом для всего доброго, постепенно созревали семена благочестия и любви к постройке колоколен и церквей (при этих словах Захар Иваныч и Матрена Ивановна набожно перекрестились, а один из тайных советников потянулся к амфитриону и подставил ему свою голую и до скользкости выбритую щеку).
Сердце Веры пронзено (вот
сердце, вот стрела). Но, как благонравная и воспитанная девица, она показывает письмо почтенным
родителям, а также своему другу детства и жениху, красивому молодому человеку Васе Шеину. Вот и иллюстрация. Конечно, со временем здесь будут стихотворные объяснения к рисункам.
Они были крепостные его отцов, холодный, суровый закон против них, — но он, благородный сын благородных
родителей, повинуясь лишь указаниям благородного
сердца, поклялся защитить их во что бы то ни стало от сурового закона, которым всегда пользуются дурные люди.
Родители не нарадовались, не нагляделись на него и убедились, что болезнь выгнала из молодой головы и
сердца все прежние мысли и чувства.
Настя. «Ненаглядная, говорит, моя любовь!
Родители, говорит, согласия своего не дают, чтобы я венчался с тобой… и грозят меня навеки проклясть за любовь к тебе. Ну и должен, говорит, я от этого лишить себя жизни…» А леворверт у него — агромадный и заряжен десятью пулями… «Прощай, говорит, любезная подруга моего
сердца! — решился я бесповоротно… жить без тебя — никак не могу». И отвечала я ему: «Незабвенный друг мой… Рауль…»
Другая и у хороших
родителей живет, а все мне ее жалко что-то; а уж если у дурных, так и говорить нечего; каждый миг у меня за нее
сердце болит, как бы ее не обидел кто.
Она привыкла смотреть на себя как на что-то лучшее и высшее обыкновенной девушки купеческого сословия, которая думает только о нарядах и выходит замуж почти всегда по расчетам
родителей, редко по свободному влечению
сердца.
Крутицкий. Прощай, мой любезный! Что уж очень бранят молодежь! Вот, значит, есть же и из них: и с умом, и с
сердцем малый. Он льстив и как будто немного подленек; ну, да вот оперится, так это, может быть, пройдет. Если эта подлость в душе, так нехорошо, а если только в манерах, так большой беды нет; с деньгами и с чинами это постепенно исчезает.
Родители, должно быть, были бедные, а мать попрошайка: «У того ручку поцелуй, у другого поцелуй»; ну, вот оно и въелось. Впрочем, это все-таки лучше, чем грубость.
— Поцелуй меня, душа моя… нет, поцелуй три раза… в этих торжественных случаях целуются по три раза. Ты теперешним своим поступком очень хорошо зарекомендовала себя: во-первых, ты показала, что ты девушка умная, потому что понимаешь, что тебе говорят, а во-вторых, своим повиновением обнаружила доброе и
родителям покорное
сердце; а из этих данных наперед можно пророчить, что из тебя выйдет хорошая жена и что ты будешь счастлива в своей семейной жизни.
Никогда я про себя ни с кем не говорил и не думал, хотел говорить, а тут вдруг открылось
сердце — и всё пред нею, все занозы мои повыдергал. Про стыд мой за
родителей и насмешки надо мной, про одиночество и обеднение души, и про отца её — всё! Не то, чтобы жаловался я, а просто вывел думы изнутри наружу; много их было накоплено, и все — дрянь. Обидно мне, что — дрянь.
Прежде человеколюбивый
родитель, удаленный от столицы, в сельском уединении не имел средства достойным образом воспитывать своих детей — теперь, в новом порядке вещей, нашел он более возможности образовать ум и
сердце их. Пребывание многих дворянских семейств в Губернских городах и старания Правительства способствовали везде заведению благородных училищ.
Долго еще Варвара Александровна говорила в том же тоне. Она на этот раз была очень откровенна. Она рассказала историю одной молодой девушки, с прекрасным, пылким
сердцем и с умом образованным, которую
родители выдали замуж по расчету, за человека богатого, но отжившего, желчного, в котором только и были две страсти: честолюбие и корысть, — и эта бедная девушка, как южный цветок, пересаженный из-под родного неба на бедный свет оранжереи, сохнет и вянет с каждым днем.
Иван (вздыхая). Да, Надя, они старят, они уродуют нас,
родителей. Дети… как много в этом слове… Из пятерых — только ты радуешь моё
сердце.
Новый посадник, следуя древнему обыкновению, должен был угостить народ: Марфа приготовила великолепное пиршество, и граждане еще дерзнули веселиться! Еще дух братства оживил
сердца! Они веселились на могилах, ибо каждый из них уже оплакал
родителя, сына или брата, убитых на Шелоне и во время осады кровопролитной. Сие минутное счастливое забвение было последним благодеянием судьбы для новогородцев.
«Никогда, — говорю, —
сердце не заезжий двор: в нем тесно не бывает. К отцу одна любовь, а к мужу — другая, и кроме того… муж, который желает быть счастлив, обязан заботиться, чтобы он мог уважать свою жену, а для этого он должен беречь ее любовь и почтение к
родителям».
Гаврила Пантелеич. Да я твоего
сердца и знать-то не хочу!
Сердце!.. ишь, что выдумал!.. Нешто так
родителям отвечают?.. (Жене.) Говори ты с ним, образумь его… а мне вас и видеть-то противно!.. (Махнув руками, уходит).
Гаврила Пантелеич. Не напрасно! Погляди на себя хорошенько, то ли ты делаешь-то? Ты, может, думаешь, что родители-то — звери, что они к детям все с
сердцем да с грозой; так нет, брат, и тоскуют по вас иногда, бывает, что и до слез… (Утирает глаза и, махнув рукой, идет к двери).
Слова Марьи Гавриловны болезненно отдались в самом глубоком тайнике Манефина
сердца. Вспомнились ей затейливые речи Якимушки, свиданья в лесочке и кулаки разъяренного
родителя… Вспомнился и паломник, бродящий по белý свету… Взглянула игуменья на вошедшую Фленушку, и слезы заискрились на глазах ее.
— Не бывает разве, что отец по своенравию на всю жизнь губит детей своих? — продолжала, как полотно побелевшая, Марья Гавриловна, стоя перед Манефой и опираясь рукою на стол. — Найдет, примером сказать, девушка человека по
сердцу, хорошего, доброго, а
родителю забредет в голову выдать ее за нужного ему человека, и начнется тиранство… девка в воду, парень в петлю… А
родитель руками разводит да говорит: «Судьба такая! Богу так угодно».
Да, отца, потому что, когда я осиротела так внезапно, дядя поклялся заменить моих
родителей и заботиться обо мне до конца жизни, несмотря на то, что у него уже была тогда приемная дочь, которую он любил всей душой, всем
сердцем.
Живучи у
родителей, и в великие праздники сладкого куса не знавшая, подчас голодавшая и холодавшая, — много злобы и зависти накопила Прасковья Ильинишна в своем девичьем
сердце, а когда начала ворочать тысячами, стала ровно каменная, заледенела.
Женился Федор Меркулыч. Десятилетний Микитушка на отцовской свадьбе благословенный образ в часовню возил и во все время обряда глаз с мачехи не спускал. Сам не знал, отчего, но с первого взгляда на нее невзлюбила невинная отроческая душа его розовой, пышно сияющей молодостью красавицы, стоявшей перед налоем рядом с седовласым его
родителем.
Сердце вещун — и добро оно чует, и зло, особливо в молодых годах.
«Ведай, Флена Васильевна, что ты мне не токмо дщерь о Господе, но и по плоти родная дочь. Моли Бога о грешной твоей матери, а покрыет он, Пресвятый, своим милосердием прегрешения ея вольные и невольные, явные и тайные.
Родителя твоего имени не поведаю, нет тебе в том никакой надобности. Сохрани тайну в
сердце своем, никому никогда ее не повеждь. Господом Богом в том заклинаю тебя. А записку сию тем же часом, как прочитаешь, огню предай».
Если это сравнить с заботами педагога, приступающего к принятию в свои руки испорченного мальчика, в педагогическом романе Ауэрбаха «Дача на Рейне», или в английском романе «Кенельм Чилингли», то выходит, что педагоги чужих стран несравненно больше склонны были думать о
сердцах своих воспитанников, чем о себе, или еще о таких вещах, как «светская обстановка»
родителей.
Притом, молодость всегда сказывается, и смерть
родителей редко заставляет умолкать требования
сердца, особенно у светских людей, легко относящихся не только к чужой, но и к своей собственной жизни.
Ей не было и двух лет, когда ее мать, русская красавица из хорошей фамилии, увлекшаяся французом-танцором, отцом Маргариты, и вышедшая за него замуж без дозволения
родителей, уехала от него с другим избранником
сердца, оставив дочь на руках отца.
Княжна Софья Васильевна была худенькая, болезненная, невзрачная блондинка, послушная, безответная, недалекая по уму, но с добрым
сердцем. Ей шел уже двадцать пятый год — она, что называется засиделась. Надо, впрочем, сказать, что и ранее на ее руку являлось мало претендентов, а если и были таковые, то они метили на приданое, что далеко не входило в расчеты ее
родителей — этих только кажущихся богачей.
Оставшись на восемнадцатом году после смерти матери и отъезда сестры в Голштинию, она без руководителей, во всем блеске красоты необыкновенной, получившая в наследие от
родителей страстную натуру, от природы одаренная добрым и нежным
сердцем, кое-как или, вернее, вовсе невоспитанная, среди грубых нравов, испорченных еще лоском обманчивого полуобразования, бывшая предметом постоянных подозрений и недоверия со стороны двора, цесаревна видела ежедневно, как ее избегали и даже нередко от нее отворачивались сильные мира сего, и поневоле искала себе собеседников и утешителей между меньшей братией.
Она думала найти в его новой семье утеху своей старости, так как окружавшие ее чады и домочадцы, за исключением ее внучатых племянников Кости и Маши, не могли составлять истинного объекта ее любви, а
сердце Глафиры Петровны было любвеобильно, но любовь, его наполнявшая, не нашла себе исхода в замужестве, в которое она вступила по воле
родителей, не справившихся даже о ее желании и нежелании, но руководившихся правилом седой старины: «стерпится-слюбится».
Крайность моя принудила беспокоить вас моею просьбою; тридцать лет я ничем вас не беспокоила, воспитывая нашего сына в страхе Божием, внушала ему почтение, повиновение, послушание, привязанность и все сердечные чувства, которыми он обязан
родителям, надеясь, что Бог столь милосерд, преклонить ваше к добру расположенное
сердце к вашему рождению; видя детей, да и детей ваших, вспомните и несчастную их мать, в каком она недостатке, получая в разные годы и разную малую пенсию, воспитывала сына, вошла в долги до 22 000 рублей, о которых прошу сделать милость заплатить.
Было, конечно, как это всегда бывает, захвачено ретивыми провинциальными полицейскими чинами несколько «подозрительных девиц», одна даже была привезена в Петербург, но оказалась дочерью московского купца, бежавшей из-под родительского крова с избранником своего
сердца и частью мошны своего
родителя, причем избранник воспользовался последнею, бросил предмет своей страсти на произвол судьбы в одном из губернских городов.
Конечно, чувство в браке или в связи мужчины с женщиной может быть односторонним, тогда является и одностороннее чувство к ребенку — его любит тот из
родителей, который носил или носит в своем
сердце это чувство и любит его воплощение в своем ребенке.
Пока человек не погряз совершенно в пучине порока, пока в его
сердце хранится хотя одна необорванная нежная струна, никакое чувство не может быть для него выше и сильнее, как чувство
родителя к рожденному.
Затаив в
сердце своем глубокую скорбь по умершим
родителям, измученная, усталая от всего пережитого, Даша училась теперь не покладая рук, употребляя на это все свое оставшееся от беготни по урокам время.
Причиной этого смущения было то, что он совсем забыл эту молодую девушку, жившую в доме его
родителей и когда-то с чисто женскими ласками и вниманием врачевавшую его разбитое
сердце.
— Да, думаю, — улыбаясь сказала княжна Марья. — Напишите
родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И
сердце мое чувствует, что это будет.