Неточные совпадения
Началось с того, что Волгу толокном замесили,
потом теленка на баню тащили,
потом в кошеле кашу варили,
потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили,
потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили,
потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали
семь;
потом рака с колокольным звоном встречали,
потом щуку с яиц согнали,
потом комара за восемь верст ловить
ходили, а комар у пошехонца на носу сидел,
потом батьку на кобеля променяли,
потом блинами острог конопатили,
потом блоху на цепь приковали,
потом беса в солдаты отдавали,
потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
Когда мне было лет
семь, за мной, помню,
ходила немка Маргарита: она причесывала и одевала меня,
потом будили мисс Дредсон и шли к maman.
Манзы сначала испугались, но
потом, узнав, в чем дело, успокоились. Они накормили нас чумизной кашей и дали чаю. Из расспросов выяснилось, что мы находимся у подножия Сихотэ-Алиня, что далее к морю дороги нет вовсе и что тропа, по которой
прошел наш отряд, идет на реку Чжюдямогоу [Чжу-цзя-ма-гоу — долина
семьи Чжу, где растет конопля.], входящую в бассейн верхней Улахе.
На мосту ей попались Пашка Горбатый, шустрый мальчик, и Илюшка Рачитель, — это были закадычные друзья. Они
ходили вместе в школу, а
потом бегали в лес, затевали разные игры и баловались. Огороды избенки Рачителя и горбатовской избы были рядом, что и связывало ребят: вышел Пашка в огород, а уж Илюшка сидит на прясле, или наоборот. Старая Ганна пристально посмотрела на будущего мужа своей ненаглядной Федорки и даже остановилась: проворный парнишка будет, ежели бы не
семья ихняя.
— Казенный! Всю
семью он нашу извел: сначала с родителем нашим поссорился; тот в старшинах сидел — он начет на него сделал, а
потом обчество уговорил, чтобы того
сослали на поселенье; меня тоже ладил, чтобы в солдаты сдать, — я уже не стерпел того и бежал!
Делать нечего, надо сбирать обед. Священник и вся
семья суетятся, потчуют. В кашу льется то же постное масло, во щи нарезывается та же солонина с запашком; но то, что
сходит с рук своему брату, крестьянину, ставится священнику в укор."Работали до седьмого
пота, а он гнилятиной кормит!"
— У, не приведи бог, — отвечал Панкрат, — ежели какой-нибудь и выдержит, выходит, голубчик, из кабинета и шатается.
Семь потов с него
сойдет. И сейчас в пивную.
Краснов (
ходит молча,
потом рассуждает сам с собою). Пятьдесят
семь рублев, шесть с костей, три на кости, девять Петру Ананьеву. (Молчание.) Что же они пропали? (
Ходит молча.) Афоня, ты не знаешь, куда вышла жена?
На Воздвиженье, 14 сентября, был храмовой праздник. Лычковы, отец и сын, еще с утра уезжали на ту сторону и вернулись к обеду пьяные; они
ходили долго по деревне, то пели, то бранились нехорошими словами,
потом подрались и пошли в усадьбу жаловаться. Сначала вошел во двор Лычков-отец с длинной осиновой палкой в руках; он нерешительно остановился и снял шапку. Как раз в это время на террасе сидел инженер с
семьей и пил чай.
Помыслить, что священник все эти дни
ходил к нему пешком, Кунин боялся: до Синькова было семь-восемь верст, а грязь на дороге стояла невылазная. Далее Кунин видел, как кучер Андрей и мальчик Парамон, прыгая через лужи и обрызгивая отца Якова грязью, подбежали к нему под благословение. Отец Яков снял шляпу и медленно благословил Андрея,
потом благословил и погладил по голове мальчика.
A сердце сжималось в это самое время страхом за жизнь младшего братишки. Ведь красавчик Иоле был любимцем
семьи! Ведь, не приведи Господь, убьют Иоле, старуха-мать с ума
сойдет от горя, и не захочет без него жить!.. — вихрем проносится жуткая мысль в мозгу боевого героя.
Потом приходит на ум её недавняя просьба, просьба взволнованной, любящей матери-старухи.
Не противясь такому решению, Сафроныч решил там и остаться, куда он за грехи свои был доставлен, и он терпел все, как его мучили холодом и голодом и напускали на него тоску от плача и стонов дочки; но
потом услыхал вдруг отрадное церковное пение и особенно многолетие, которое он любил, — и когда дьякон Савва помянул его имя, он вдруг ощутил в себе другие мысли и решился еще раз
сойти хоть на малое время на землю, чтобы Савву послушать и с
семьею проститься.