Неточные совпадения
— Да-с… Он заикается и хром тоже. И жена тоже… Не то что заикается, а как будто не все выговаривает. Она добрая, очень. А он бывший дворовый человек. А детей
семь человек… и только старший один заикается, а другие просто
больные… а не заикаются… А вы откуда про них знаете? — прибавила она с некоторым удивлением.
— Кстати, тут отец помер, мать была человек
больной и, опасаясь, что я испорчусь, женила меня двадцати лет, через четыре года — овдовел, потом — снова женился и овдовел через
семь лет.
— Почему это начальство вдруг так обеспокоилось? — говорил он, бегая по комнате. —
Семь обысков было ночью. Где же
больной, а?
Я тотчас же отправился на их квартиры в переулках близ Грачевки и действительно нашел нечто ужасное: сырые, грязные помещения набиты татарскими
семьями, где
больные сыпным тифом, которых еще не успели отправить в больницу, лежат вместе со здоровыми…
Целая
семья и
больной отец были у меня на руках.
Семья перепугалась ужасно; докторов поблизости не было, и
больного принялись лечить домашними средствами; но ему становилось час от часу хуже, и, наконец, он сделался так слаб, что каждый час ожидали его смерти.
В подвале жил сапожник Перфишка с
больной, безногою женой и дочкой лет
семи, тряпичник дедушка Еремей, нищая старуха, худая, крикливая, её звали Полоротой, и извозчик Макар Степаныч, человек пожилой, смирный, молчаливый.
Каким образом могла прожить такая
семья на такие ничтожные средства, тем более, что были привычки дорогие, как чай? Ответ самый простой: все было свое. Огород давал все необходимые в хозяйстве овощи, корова — молоко, куры — яйца, а дрова и сено Николай Матвеич заготовлял сам. Немалую статью в этом хозяйственном обиходе представляли охота и рыбная ловля.
Больным местом являлась одежда, а сапоги служили вечным неразрешимым вопросом.
Дергая у своей двери за звонок и потом идя вверх по лестнице, я чувствую, что у меня уже нет
семьи и нет желания вернуть ее. Ясно, что новые, аракчеевские мысли сидят во мне не случайно и не временно, а владеют всем моим существом. С
больною совестью, унылый, ленивый, едва двигая членами, точно во мне прибавилась тысяча пудов весу, я ложусь в постель и скоро засыпаю.
— Пятьдесят и
семь лет хожу я по земле, Лексей ты мой Максимыч, молодой ты мой шиш, новый челночок! — говорил он придушенным голосом, улыбаясь
больными серыми глазами в темных очках, самодельно связанных медной проволокой, от которой у него на переносице и за ушами являлись зеленые пятна окиси. Ткачи звали его Немцем за то, что он брил бороду, оставляя тугие усы и густой клок седых волос под нижней губой. Среднего роста, широкогрудый, он был исполнен скорбной веселостью.
От Коровина до Каменок было не более
семи верст, но так как граф, по просьбе Савелья, велел ехать шагом, чтоб не обеспокоить
больной, то переезд их продолжался около двух часов.
Обремененные наследственными недугами,
больные и слабые, они считаются в родной
семье за лишнюю тягость и с первых лет до того дня, когда оканчивают тихое, бездейственное поприще свое на земле в каком-нибудь темном углу избы, испытывают одно только горе, приправляемое ропотом окружающих и горьким сознанием собственной своей бесполезности.
У Марьи, жены брата Кирьяка, было шестеро детей, у Феклы, жены брата Дениса, ушедшего в солдаты, — двое; и когда Николай, войдя в избу, увидел все семейство, все эти большие и маленькие тела, которые шевелились на полатях, в люльках и во всех углах, и когда увидел, с какою жадностью старик и бабы ели черный хлеб, макая его в воду, то сообразил, что напрасно он сюда приехал,
больной, без денег да еще с
семьей, — напрасно!
Когда в
семье есть
больной, который болеет уже давно и безнадежно, то бывают такие тяжкие минуты, когда все близкие робко, тайно, в глубине души желают его смерти; и только одни дети боятся смерти родного человека и при мысли о ней всегда испытывают ужас.
Жила она в том уездном городе, в котором зять имел последнее место, и там кормила
семью: и дочь, и самого
больного, неврастеника зятя, и пятерых внучат.
В его представлении она была героиней долга, бросившей аристократическую
семью, чтобы ухаживать за
больными, — у фельдшерицы
семьи не было, она была из подкидышей, — светлой личностью и красавицей, за которой ухаживали гвардейские офицеры.
Вы все здесь,
семь, восемь здоровых, молодых мужчин и женщин, спали до десяти часов, пили, ели, едите еще и играете и рассуждаете про музыку, а там, откуда я сейчас пришел с Борисом Александровичем, встали с трех часов утра, — другие и не спали в ночном, и старые,
больные, слабые, дети. женщины с грудными и беременные из последних сил работают, чтобы плоды их трудов проживали мы здесь.
Николай Иванович. Полезным тут ничем нельзя быть другим. Зло слишком застарело. Полезным можно быть только себе, чтобы видеть то, на чем мы строим свое счастье. Вот
семья: пять детей, жена брюхатая и
больной муж, и есть нечего, кроме картофеля, и сейчас решается вопрос, быть ли сытым будущий год, или нет. И помочь нельзя. Чем помочь? Я найму ей работника. А кто работник? Такой же бросающий свое хозяйство от пьянства, нужды.
Он был очень любим всем обществом, но, к несчастью, имел огромное семейство и притом
больную жену, которая собственно родинами и истощена была: у них живых было
семь сыновей и
семь дочерей; но что более всего жалко, так это то, что Юлий Карлыч, по доброте своего характера, никогда и ничего не успел приобресть для своего семейства и потому очень нуждался в средствах.
Господин Бургмейер этот еще издавна благодетельствовал нашей
семье; он выкупал отца из ямы; содержал потом мою бедную
больную мать; меня даже воспитывал на свой счет!..
«Плохо же житье питерцу, — подумал я, — понятно, что в
семье у него было не очень ладно: жена какая-то рабочая полуидиотка, мать
больная и, должно быть, старуха блажная. Отчего это он, по его выражению, прогорел и почему не в Питере?..»
В публике сильно распространены всевозможные «общедоступные лечебники» и популярные брошюры о лечении; в мало-мальски интеллигентной
семье всегда есть домашняя аптечка, и раньше чем позвать врача, на
больном испробуют и касторку, и хинин, и салициловый натр, и валерьянку; недавно в Петербурге даже основалось целое общество «самопомощи в болезнях».
У тетушки и у Гильдегарды Васильевны был талант к лечению
больных крестьян, и им это было нипочем, так как они не боялись заразиться. Болезнь, которою умирали наши крестьяне, началась было на деревне и у тети Полли, но там ей не дали развиться. Тетя и Гильдегарда тотчас же отделяли
больных из
семьи и клали их в просторную столярную мастерскую, где и лечили их, чем знали, с хорошим успехом.
К
семи часам гуляющие спешили домой. Это час обеда, и грудным
больным нельзя оставаться на улицах. Солнце уже закатилось, и приятная свежесть разливалась в воздухе.
В большую палату привели двух новых
больных, и, кроме того, пришла одна из старшеклассниц, заболевшая внезапно незнанием педагогики. Таким образом, наша лазаретная
семья увеличилась тремя новыми членами.
С
семью верховными боярами и с фаворитом князь Заборовский заодно находился и каждый божий день во дворец к
больному царю езжал.
Его привели в спальню.
Больная сладко спала на пуховиках. Знаменитость мельком посмотрела на нее и внимательным взглядом окинула спальню. Это была большая комната, в углу которой стоял огромный киот, уставленный образами в драгоценных окладах. Перед ним горело
семь лампад.
«Si vous n’avez rien de mieux à faire, M. le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soirée chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer». [Если y вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной
больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между
семью и десятью часами. Анна Шерер.]
Нас было
семь человек, восьмой наш хозяин, тогда уже весьма престарелый архиепископ,
больной и немощный.
Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в Арбатскую аптеку и возьмет на рубль
семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке, и ежели порошки эти, непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать
больная.
Глава одной из этих
семей и был избитый
больной.
Во-вторых, вскоре овдовев, он не выл и не брал себе молодой наймычки; в-третьих, когда несколько женщин пришли ему сказать, что идут по обету в Киев, то он советовал заменить их поход обетом послужить
больным и бедным, а прежде всего успокоить
семью заботами о доброй жизни; а что касается данного обета, — он оказал неслыханную дерзость — вызвался разрешить его и взять ответ на себя.