Неточные совпадения
«Зачем ему
секретарь? — в страхе
думал я, — он пишет лучше всяких
секретарей: зачем я здесь? Я — лишний!» Мне стало жутко. Но это было только начало страха. Это опасение я кое-как одолел мыслью, что если адмиралу не недостает уменья, то недостанет времени самому писать бумаги, вести всю корреспонденцию и излагать на бумагу переговоры с японцами.
Я
подумал: не опять ли показался
секретарь?
Я намекнул адмиралу о своем желании воротиться. Но он, озабоченный начатыми успешно и неоконченными переговорами и открытием войны, которая должна была поставить его в неожиданное положение участника в ней,
думал, что я считал конченным самое дело, приведшее нас в Японию. Он заметил мне, что не совсем потерял надежду продолжать с Японией переговоры, несмотря на войну, и что, следовательно, и мои обязанности
секретаря нельзя считать конченными.
— Да я
думаю, отравление, — как будто равнодушно сказал
секретарь.
— Ну, у хлеба не без крох, — равнодушно заметил
секретарь. — А я
думал, что тебя уж режут…
Сама она к вам не пишет, потому что теперь вы получаете через меня известия о братце, и сверх того он
думает, что вы не совсем были довольны ею, когда она исполняла должность
секретаря при Иване Ивановиче.
Каренин. Сейчас, сейчас решится. Кроме того, что он обещал, я просил
секретаря съездить к нему с прошением и не уезжать, пока он не подпишет. Если бы я не знал его, как знаю, я
подумал бы, что он нарочно делает это.
Я сел, облокотился об стол и не помню, сколько часов просидел; все
думал: кого же это я ограбил? Может быть, это француз Сенвенсан с урока ишел, или у предводителя Страхова в доме опекунский
секретарь жил… Каждого жалко. А вдруг если это мои крестный Кулабухов с той стороны от палатского
секретаря шел!.. Хотел — потихоньку, чтобы не видали с кулечком, а я его тут и обработал… Крестник!.. своего крестного!
От бедняка мысль сделаться богатым была бы так же далека, как желание пролезть сквозь игольные уши; столоначальник не
думал бы критиковать распоряжений своего
секретаря, как не критикует он наступления ночи после дня, и наоборот; даже какой-нибудь юноша из мелкой сошки, посаженный за переписку бумаг, точно так не вздумал бы тогда мечтать о подвигах, о славе и т. п., как теперь не приходит ему в голову мечтать, например, о превращении своем в крокодила, обитающего в Египте, или в допотопного мастодонта, открытого в северных льдах.
— «Общество» указало мне на несколько невест, но
думаю, что ваши условия для меня будут самыми подходящими. Из этой вот записки, данной мне
секретарем «Общества», видно, что вы приносите с собой мужу дом на Плющихе, 40 тысяч деньгами и тысяч на пять движимого имущества… Так ли это?
Председатель, не старый человек, с до крайности утомленным лицом и близорукий, сидел в своем кресле, не шевелясь и держа ладонь около лба, как бы заслоняя глаза от солнца. Под жужжанье вентиляции и
секретаря он о чем-то
думал. Когда
секретарь сделал маленькую передышку, чтобы начать с новой страницы, он вдруг встрепенулся и оглядел посовелыми глазами публику, потом нагнулся к уху своего соседа-члена и спросил со вздохом...
Увидел, что на девяносто восемь копеек безо взяток жить нельзя. А взятки брать не выучился. Пробовал, да они мимо его к
секретарю проскакивали. Ему работа, да на совесть гнет, а
секретарю денежки. Горько стало Андрею Тихонычу. Об Оленьке и
думать перестал, да и она, видя, что от него толку не будет, вышла за инвалидного поручика и зажила домком на счет солдатиков.
— Об нем только и говорят в Петербурге, — отвечал
секретарь, привстав немного со стула. —
Думаю, что он долгое время занимать будет стоустую молву и захватит себе несколько страниц в истории.
— Как
думаешь, Зуда? — сказал кабинет-министр, обращаясь с приметным удовольствием к
секретарю своему. — Славный и смешной праздник дадим мы государыне!
— Так будем воспитывать, в чем дело? А ты ни о чем не
думаешь, ничего не делаешь. Ни к черту ты не годный
секретарь!
Здесь Артемий Петрович остановился, посмотрев зорко на
секретаря. Этот не
думал отвечать. Все, что говорил кабинет-министр, была, к несчастию, горькая существенность, но существенность, которую, при настоящих обстоятельствах и с таким пылким, неосторожным характером, каков был Волынского, нельзя было переменить. Зуда пожал только плечами и покачал опять головой.
— Я знаю, — перебил Билибин, — вы
думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё-таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашею победой; да и я, несчастный
секретарь русского посольства, не чувствую никакой особенной радости…