Неточные совпадения
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами под
седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в широкое бархатное кресло, на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под ноги:
старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
Он отвез жену за границу, Бориса отправил в Москву, в замечательное училище, где учился Туробоев, а за Лидией откуда-то приехала большеглазая
старуха с
седыми усами и увезла девочку в Крым, лечиться виноградом.
Лидия подбежала к ней, заговорила, гладя тоненькими пальцами
седую прядь волос, спустившуюся на багровую щеку
старухи. Злобина тряслась, басовито посмеиваясь. Клим не слушал, что говорила Лидия, он только пожал плечами на вопрос Макарова...
Из обеих дверей выскочили, точно обожженные, подростки, девицы и юноши, расталкивая их, внушительно спустились с лестницы бородатые, тощие старики, в длинных одеждах, в ермолках и бархатных измятых картузах, с
седыми локонами на щеках поверх бороды,
старухи в салопах и бурнусах, все они бормотали, кричали, стонали, кланяясь, размахивая руками.
— Я не лгу никогда, — шептала, едва осиливая себя,
старуха, — ты это знаешь. Солгу ли я теперь? Я грешница… грешница… — говорила она, сползая на колени перед Верой и клоня
седую голову ей на грудь. — Прости и ты меня!..
Эти три фигуры являлись ему, и как артисту, всюду. Плеснет
седой вал на море, мелькнет снежная вершина горы в Альпах — ему видится в них
седая голова бабушки. Она выглядывала из портретов
старух Веласкеза, Жерар-Дова, — как Вера из фигур Мурильо, Марфенька из головок Грёза, иногда Рафаэля…
У подъезда, на нижней ступеньке, встретил нас совсем черный слуга; потом слуга малаец, не совсем черный, но и не белый, с красным платком на голове; в сенях — служанка, англичанка, побелее; далее, на лестнице, — девушка лет 20, красавица, положительно белая, и, наконец, —
старуха, хозяйка, nec plus ultra белая, то есть
седая.
Тетенька уже стояла на крыльце, когда мы подъехали. Это была преждевременно одряхлевшая, костлявая и почти беззубая
старуха, с морщинистым лицом и
седыми космами на голове, развевавшимися по ветру. Моему настроенному воображению представилось, что в этих космах шевелятся змеи. К довершению всего на ней был надет старый-старый ситцевый балахон серо-пепельного цвета, точь-в-точь как на картинке.
А Владимирка начинается за Рогожской, и поколениями видели рогожские обитатели по нескольку раз в год эти ужасные шеренги, мимо их домов проходившие. Видели детьми впервые, а потом
седыми стариками и
старухами все ту же картину, слышали...
Родион Потапыч оделся, захватил с собой весь припас, помолился и, не простившись с домашними, вышел. Прокопий помог
старухе сесть в
седло.
Зыков зашатался на месте, рванул себя за
седую бороду и рухнул на деревянный диван.
Старуха подползла к нему и с причитаньями ухватилась за ногу, но он грубо оттолкнул ее.
— Ужо вот старухе-то твоей скажу! — кричала ему вслед Аннушка. —
Седой волос прошиб, а он за девками увязался… Свои дочери невесты.
Отчаянный крик испуганной
старухи, у которой свалился платок и волосник с головы и
седые косы растрепались по плечам, поднял из-за карт всех гостей, и долго общий хохот раздавался по всему дому; но мне жалко было бедной Дарьи Васильевны, хотя я думал в то же время о том, какой бы чудесный рыцарь вышел из Карамзина, если б надеть на него латы и шлем и дать ему в руки щит и копье.
Старуха испытующе посмотрела на своего собеседника, покачала своей
седой головой и решительно проговорила...
Марья Львовна. Он сказал мне… (Смеется, растерянно глядя в лицо Варваре Михайловне.) Он… сказал мне… что любит меня! А у меня
седые волосы… и зубы вставлены… три зуба! О друг мой, я
старуха! Разве он не видит этого? Моей дочери восемнадцать лет! Это невозможно!.. Это ненужно!..
— «
Старуха, товарищ, старая
седая ведьма ударила и предлагает — убить ее!»
Там встретила его смешная
старуха с длинным крючковатым носом и большим ртом без зубов. Высокая, сутулая, одетая в серое платье, с
седыми волосами, прикрытыми черной шелковой головкой, она сначала не понравилась мальчику, даже испугала его. Но, когда он рассмотрел на ее сморщенном лице черные глаза, ласково улыбавшиеся ему, — он сразу доверчиво ткнулся головой в ее колени.
Многочисленная челядь ее, разжирев и
поседев в ее передней и девичьей, делала что хотела, наперерыв обкрадывая умирающую
старуху.
Паркер был лакей, — я видел такую одежду, как у него, на картинах.
Седой, остриженный, слегка лысый, плотный человек этот в белых чулках, синем фраке и открытом жилете носил круглые очки, слегка прищуривая глаза, когда смотрел поверх стекол. Умные морщинистые черты бодрой
старухи, аккуратный подбородок и мелькающее сквозь привычную работу лица внутреннее спокойствие заставили меня думать, не есть ли старик главный управляющий дома, о чем я его и спросил. Он ответил...
Старик Минаич рассказывал, что в молодые годы Петровна была первая красавица по всему Труфанову, и можно этому верить, потому что и в пятьдесят лет она была очень приятная
старуха: росту высокого, сухая, волосы совсем почти
седые, а глаза черные, как угольки, и такие живые, умные и добрые.
Старуха вскочила, хотела бежать, но вдруг крепко закружилась голова, и она упала. Ледяная дорожка обмокла, была скользкая, и
старуха никак не могла подняться: вертелась, приподнималась на локтях и коленях и снова валилась на бок. Черный платок сполз с головы, открыв на затылке лысинку среди грязно-седых волос; и почему-то чудилось ей, что она пирует на свадьбе: женят сына, и она выпила вина и захмелела сильно.
— Ты вот говоришь, мать я тебе или нет, упрекаешь. А я за эти дни совсем
поседела,
старухой стала. А ты говоришь, упрекаешь.
Он пошел передо мной разнообразный и коварный. То появлялся в виде язв беловатых в горле у девчонки-подростка. То в виде сабельных искривленных ног. То в виде подрытых вялых язв на желтых ногах
старухи. То в виде мокнущих папул на теле цветущей женщины. Иногда он горделиво занимал лоб полулунной короной Венеры. Являлся отраженным наказанием за тьму отцов на ребятах с носами, похожими на казачьи
седла. Но, кроме того, он проскальзывал и не замеченным мною. Ах, ведь я был со школьной парты!
Скоро
старуха вылезла из кладовой, кряхтя и таща на себе старинное
седло с оборванными стременами, с истертыми кожаными чехлами для пистолетов, с чепраком когда-то алого цвета, с золотым шитьем и медными бляхами.
Сморщенное, желтоватое лицо
старухи, осененное космами
седых волос, кой-как скомканных под клетчатый платок, ее карие глаза, смотревшие из впадин своих зорко и проницательно, острый тоненький нос, выдавшийся подбородок, лохмотья и клюка — все это напоминало как нельзя лучше сказочную бабу-ягу или по крайней мере деревенскую колдунью-знахарку.
Зрителем этой сцены была
старуха, мать Григория; свесив с печи
седую голову, как-то бессмысленно глядела она на все, происходившее перед ее глазами.
Тут
старуха с аптечною сткляницей,
Тут жандармский
седой генерал...
Его начинало мучить подозрение, — и вдруг среди ночной темноты опять началась шепотливая, длинная сказка, и начала ее тихо, чуть внятно, про себя, какая-то
старуха, печально качая перед потухавшим огнем своей белой,
седой головой.
— Поди ж ты! — произнес извозчик, и покачал головой. — К
старухе, братец ты мой, разве к одной тут, небогатой дворяночке, заехать, — прибавил он подумав. — Старейшая
старуха, с усами
седыми, как у солдата; именья-то всего две девки.
На террасе, за столом сидела дородная, большая
старуха, лицо у неё было надутое, мутные глаза выпучены, нижняя губа сонно отвисла,
седые волосы гладко причёсаны и собраны на затылке репой. В ответ на поклон Николая она покачнулась вперёд и напомнила ему куклу из тряпок, набитую опилками.
О чем была его кручина?
Рыдал ли он рыданьем сына,
Давно отчаявшись обнять
Свою тоскующую мать,
И невеселая картина
Ему являлась: старый дом
Стоит в краю деревни бедной,
И голова
старухи бледной
Видна
седая под окном.
Вздыхает, молится, гадает
и смотрит, смотрит, и двойной
В окошко рамы не вставляет
Старушка позднею зимой.
А сколько, глядя на дорогу,
Уронит слез — известно богу!
Но нет! и бог их не считал!
А то бы радость ей послал!
Елена Ивановна посматривала на избы, как бы выбирая, потом остановила лошадей около самой бедной избы, где в окнах было столько детских голов — белокурых, темных, рыжих. Степанида, жена Родиона, полная
старуха, выбежала из избы, платок у нее сполз с
седой головы, она смотрела на коляску против солнца, и лицо у нее улыбалось и морщилось, точно она была слепая.
Отчаянный крик испуганной
старухи, у которой свалился платок и волосник с головы и
седые косы растрепались по плечам, поднял из-за карт всех гостей, и долго общий хохот раздавался по всему дому» (стр. 426).
Старуха, без платка, с растрепанными
седыми волосами, с трясущейся головой, шатаясь, вошла в каморку и, не глядя ни на Корнея, ни на Марфу, подошла к внучке, заливавшейся отчаянными слезами, и подняла ее.
Вслед за Кузьмой Васильевичем вошла в комнату и замеченная им у калитки
старуха в красном платье, которая оказалась весьма неблагообразною жидовкой, с угрюмыми свиными глазками и
седыми усами на одутловатой верхней губе.
Когда же после полночи Авдеев вернулся к себе домой, кухарка, отворявшая ему дверь, была бледна и от дрожи не могла выговорить ни одного слова. Его жена, Елизавета Трофимовна, откормленная, сырая
старуха, с распущенными
седыми волосами, сидела в зале на диване, тряслась всем телом и, как пьяная, бессмысленно поводила глазами. Около нее со стаканом воды суетился тоже бледный и крайне взволнованный старший сын ее, гимназист Василий.
Нахмурив
седые брови и поглаживая бакены, фельдшер стал оглядывать
старуху, а она сидела на табурете сгорбившись и, тощая, остроносая, с открытым ртом, походила в профиль на птицу, которой хочется пить.
Соскочить с Шалого, бросить поводья подоспевшему Михако и ураганом ворваться в комнату, где сидел мой отец в обществе высокой и величественной
старухи с
седою, точно серебряною головою и орлиным взором, было делом одной минуты.
— Шайтан девчонка! — твердили
старухи, сердито грозя мне высохшими пальцами и недружелюбно поглядывая на меня из-под
седых бровей.
Из барынь были какие-то три фрейлины, старые девы, в черном, птичьи носы. Говорят протяжно-протяжно и все только о разных кне-езь Григорьях… да о каких-то"католикосах"… Были еще две накрашенные
старухи. Несколько девиц, самых золотушных. У Вениаминовой дочь, девушка лет пятнадцати. Они играли в колечко, кажется. Муж Вениаминовой точно фарфоровый,
седой, очень глупый штатский генерал, как-то все приседает. Кричит не меньше жены. Все, что я могу сказать об этом вечере: подавали мерзейшие груши, точно репа.
Старуха, заправляя под платок хлопки
седых волос, бормотала сквозь зубы утреннюю молитву и между тем бросала сердитые взгляды на товарища.
Дверь скрипнула и отворилась. На ее пороге появилась одетая в лохмотья исхудалая
старуха: космы совершенно
седых волос выбивались из-под сбившегося набок повойника.
— Не гляди, доченька, что я
седа и совсем
старухой выгляжу, не лета, а горе меня состарило. Мне еще сорока нет, а вот какова я…
Старуха последовала за ней, задумчиво качая своей
седой головой в черной шелковой повязке.
Несмотря на протекшие десятки лет, при первом взгляде на эту величественную
старуху, роста немного выше среднего и приличной, не переходящей границ, полноты, с
седыми буклями на висках и с правильными чертами до сих пор еще свежего, лишь в мелких морщинках лица, со светлыми, добрыми, покровительственно ласкающими глазами, с повелительным складом красивых полных губ, всякий нашел бы в ней поразительное сходство с изображенной на портрете, сияющей молодостью и красотою, фрейлиной царствования Императора Николая.