Неточные совпадения
Жандарм. Приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас
сей же
час к себе. Он остановился в гостинице.
Правдин (останавливая ее). Поостановитесь, сударыня. (Вынув бумагу и важным голосом Простакову.) Именем правительства вам приказываю
сей же
час собрать людей и крестьян ваших для объявления им указа, что за бесчеловечие жены вашей, до которого попустило ее ваше крайнее слабомыслие, повелевает мне правительство принять в опеку дом ваш и деревни.
Скосить и сжать рожь и овес и свезти, докосить луга, передвоить пар, обмолотить семена и
посеять озимое — всё это кажется просто и обыкновенно; а чтобы успеть сделать всё это, надо, чтобы от старого до малого все деревенские люди работали не переставая в эти три-четыре недели втрое больше, чем обыкновенно, питаясь квасом, луком и черным хлебом, молотя и возя снопы по ночам и отдавая сну не более двух-трех
часов в сутки. И каждый год это делается по всей России.
— Состоянье, на которое можно
сей же
час поменяться, — сказал Чичиков.
Первым делом его было, надевши халат и сапоги, отправиться через двор в конюшню приказать Селифану
сей же
час закладывать бричку.
— Это человек, который не то что именьем помещика, — целым государством управит. Будь у меня государство, я бы его
сей же
час сделал министром финансов.
«Приказано
сей же
час явиться к генерал-губернатору!» Чичиков так и обомлел.
Он начал было возражать, страшило грубо заговорило: «Приказано
сей же
час!» Сквозь дверь в переднюю он увидел, что там мелькало и другое страшило, взглянул в окошко — и экипаж.
Но как ни исполнен автор благоговения к тем спасительным пользам, которые приносит французский язык России, как ни исполнен благоговения к похвальному обычаю нашего высшего общества, изъясняющегося на нем во все
часы дня, конечно, из глубокого чувства любви к отчизне, но при всем том никак не решается внести фразу какого бы ни было чуждого языка в
сию русскую свою поэму.
— Ребята сделали отлично! — сказал Петр Петрович. — За это вам по чапорухе водки и кулебяка в придачу. Откладывайте коней и ступайте
сей же
час в людскую!
— Ну, позвольте, ну положите сами клятву, какую хотите, я готова
сей же
час лишиться детей, мужа, всего именья, если у ней есть хоть одна капелька, хоть частица, хоть тень какого-нибудь румянца!
Что Ноздрев лгун отъявленный, это было известно всем, и вовсе не было в диковинку слышать от него решительную бессмыслицу; но смертный, право, трудно даже понять, как устроен этот смертный: как бы ни была пошла новость, но лишь бы она была новость, он непременно сообщит ее другому смертному, хотя бы именно для того только, чтобы сказать: «Посмотрите, какую ложь распустили!» — а другой смертный с удовольствием преклонит ухо, хотя после скажет сам: «Да это совершенно пошлая ложь, не стоящая никакого внимания!» — и вслед за тем
сей же
час отправится искать третьего смертного, чтобы, рассказавши ему, после вместе с ним воскликнуть с благородным негодованием: «Какая пошлая ложь!» И это непременно обойдет весь город, и все смертные, сколько их ни есть, наговорятся непременно досыта и потом признают, что это не стоит внимания и не достойно, чтобы о нем говорить.
А что ж Онегин? Кстати, братья!
Терпенья вашего прошу:
Его вседневные занятья
Я вам подробно опишу.
Онегин жил анахоретом;
В седьмом
часу вставал он летом
И отправлялся налегке
К бегущей под горой реке;
Певцу Гюльнары подражая,
Сей Геллеспонт переплывал,
Потом свой кофе выпивал,
Плохой журнал перебирая,
И одевался…
И так они старели оба.
И отворились наконец
Перед супругом двери гроба,
И новый он приял венец.
Он умер в
час перед обедом,
Оплаканный своим соседом,
Детьми и верною женой
Чистосердечней, чем иной.
Он был простой и добрый барин,
И там, где прах его лежит,
Надгробный памятник гласит:
Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,
Господний раб и бригадир,
Под камнем
сим вкушает мир.
В
сей утомительной прогулке
Проходит час-другой, и вот
У Харитонья в переулке
Возок пред домом у ворот
Остановился. К старой тетке,
Четвертый год больной в чахотке,
Они приехали теперь.
Им настежь отворяет дверь,
В очках, в изорванном кафтане,
С чулком в руке, седой калмык.
Встречает их в гостиной крик
Княжны, простертой на диване.
Старушки с плачем обнялись,
И восклицанья полились.
Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных. —
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий,
сей же
часПозвольте познакомить вас:
Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня.
Помяните же прощальное мое слово (при
сем слове голос его вырос, подымался выше, принял неведомую силу, — и смутились все от пророческих слов): перед смертным
часом своим вы вспомните меня!
Есаулу Товкачу передал свою власть вместе с крепким наказом явиться
сей же
час со всем полком, если только он подаст из Сечи какую-нибудь весть.
— Клади палицу! Клади, чертов сын,
сей же
час палицу! Не хотим тебя больше! — кричали из толпы козаки.
— Я видел, видел! — кричал и подтверждал Лебезятников, — и хоть это против моих убеждений, но я готов
сей же
час принять в суде какую угодно присягу, потому что я видел, как вы ей тихонько подсунули! Только я-то, дурак, подумал, что вы из благодеяния подсунули! В дверях, прощаясь с нею, когда она повернулась и когда вы ей жали одной рукой руку, другою, левой, вы и положили ей тихонько в карман бумажку. Я видел! Видел!
— Вот-с, батюшка: коли по гривне в месяц с рубля, так за полтора рубля причтется с вас пятнадцать копеек, за месяц вперед-с. Да за два прежних рубля с вас еще причитается по
сему же счету вперед двадцать копеек. А всего, стало быть, тридцать пять. Приходится же вам теперь всего получить за
часы ваши рубль пятнадцать копеек. Вот получите-с.
— Ступай
сей же
час в Оренбург и объяви от меня губернатору и всем генералам, чтоб ожидали меня к себе через неделю.
Позвольте вам вручить, напрасно бы кто взялся
Другой вам услужить, зато
Куда я ни кидался!
В контору — всё взято,
К директору, — он мне приятель, —
С зарей в шестом
часу, и кстати ль!
Уж с вечера никто достать не мог;
К тому, к
сему, всех сбил я с ног,
И этот наконец похитил уже силой
У одного, старик он хилый,
Мне друг, известный домосед;
Пусть дома просидит в покое.
Четыре
часа прошло в незначительных толках о том о
сем; Анна Сергеевна и слушала и говорила без улыбки.
— Что это? — почти с ужасом сказал Илья Ильич. — Одиннадцать
часов скоро, а я еще не встал, не умылся до
сих пор? Захар, Захар!
До
сих пор он с «братцем» хозяйки еще не успел познакомиться. Он видел только, и то редко, с постели, как, рано утром, мелькал сквозь решетку забора человек, с большим бумажным пакетом под мышкой, и пропадал в переулке, и потом, в пять
часов, мелькал опять, с тем же пакетом, мимо окон, возвращаясь, тот же человек и пропадал за крыльцом. Его в доме не было слышно.
Еще вчера я вырезал из газеты адрес — объявление «судебного пристава при С.-Петербургском мировом съезде» и проч., и проч. о том, что «девятнадцатого
сего сентября, в двенадцать
часов утра, Казанской части, такого-то участка и т. д., и т. д., в доме № такой-то, будет продаваться движимое имущество г-жи Лебрехт» и что «опись, оценку и продаваемое имущество можно рассмотреть в день продажи» и т. д., и т. д.
В эти два
часа шла страшная бурда — ни то ни
се.
Я вот денег моих
сей же
час решусь, и чины отдам, и кавалерию всю
сей же
час на стол сложу, а от трубки табаку, вот уже десятый год бьюсь, отстать не могу.
Она объявила мне, что теперь она от Анны Андреевны и что та зовет меня и непременно ждет меня
сей же
час, а то «поздно будет». Это опять загадочное словцо вывело меня уже из себя...
В Японии, напротив, еще до
сих пор скоро дела не делаются и не любят даже тех, кто имеет эту слабость. От наших судов до Нагасаки три добрые четверти
часа езды. Японцы часто к нам ездят: ну что бы пригласить нас стать у города, чтоб самим не терять по-пустому время на переезды? Нельзя. Почему? Надо спросить у верховного совета, верховный совет спросит у сиогуна, а тот пошлет к микадо.
Не забудьте тоже притчи Господни, преимущественно по Евангелию от Луки (так я делал), а потом из Деяний апостольских обращение Савла (это непременно, непременно!), а наконец, и из Четьи-Миней хотя бы житие Алексея человека Божия и великой из великих радостной страдалицы, боговидицы и христоносицы матери Марии Египтяныни — и пронзишь ему сердце его
сими простыми сказаниями, и всего-то лишь
час в неделю, невзирая на малое свое содержание, один часок.
Ибо в каждый
час и каждое мгновение тысячи людей покидают жизнь свою на
сей земле и души их становятся пред Господом — и сколь многие из них расстались с землею отъединенно, никому не ведомо, в грусти и тоске, что никто-то не пожалеет о них и даже не знает о них вовсе: жили ль они или нет.
— Черт возьми, и застегнуться трудно, — заворчал снова Митя, — сделайте одолжение, извольте от меня
сей же
час передать господину Калганову, что не я просил у него его платья и что меня самого перерядили в шута.
А коли я именно в тот же самый момент это все и испробовал и нарочно уже кричал
сей горе: подави
сих мучителей, — а та не давила, то как же, скажите, я бы в то время не усомнился, да еще в такой страшный
час смертного великого страха?
— Алексей Федорович, — проговорил он с холодною усмешкой, — я пророков и эпилептиков не терплю; посланников Божиих особенно, вы это слишком знаете. С
сей минуты я с вами разрываю и, кажется, навсегда. Прошу
сей же
час, на этом же перекрестке, меня оставить. Да вам и в квартиру по этому проулку дорога. Особенно поберегитесь заходить ко мне сегодня! Слышите?
Но еще не минуло и трех
часов пополудни, как совершилось нечто, о чем упомянул я еще в конце прошлой книги, нечто, до того никем у нас не ожиданное и до того вразрез всеобщему упованию, что, повторяю, подробная и суетная повесть о
сем происшествии даже до
сих пор с чрезвычайною живостию вспоминается в нашем городе и по всей нашей окрестности.
Ему тотчас же объяснили суетившиеся приказчики со слащавою речью, что в этом первом ящике всего лишь полдюжины шампанского и «всякие необходимые на первый случай предметы» из закусок, конфет, монпансье и проч. Но что главное «потребление» уложится и отправится
сей же
час особо, как и в тогдашний раз, в особой телеге и тоже тройкой и потрафит к сроку, «разве всего только
часом позже Дмитрия Федоровича к месту прибудет».
Батюшка отправился на кобылке, обрадованный, что наконец отвязался, но все же смятенно покачивая головой и раздумывая: не надо ли будет завтра заблаговременно уведомить о
сем любопытном случае благодетеля Федора Павловича, «а то, неровен
час, узнает, осердится и милости прекратит».
Знайте, милостивый государь, что я на вас буду жаловаться, что я не спущу вам, извольте
сей же
час оставить меня…
Все же то, что изречено было старцем собственно в
сии последние
часы жизни его, не определено в точности, а дано лишь понятие о духе и характере и
сей беседы, если сопоставить с тем, что приведено в рукописи Алексея Федоровича из прежних поучений.
«О дне же
сем и
часе не знает даже и Сын, токмо лишь Отец мой небесный», как изрек он и сам еще на земле.
И вот вскорости после полудня началось нечто, сначала принимаемое входившими и выходившими лишь молча и про себя и даже с видимою боязнью каждого сообщить кому-либо начинающуюся мысль свою, но к трем
часам пополудни обнаружившееся уже столь ясно и неопровержимо, что известие о
сем мигом облетело весь скит и всех богомольцев — посетителей скита, тотчас же проникло и в монастырь и повергло в удивление всех монастырских, а наконец, чрез самый малый срок, достигло и города и взволновало в нем всех, и верующих и неверующих.
Да и не хоромы же строить для
сего дела, а просто к себе в избу прими; не страшись, не изгадят они твою избу, ведь всего-то на
час один собираешь.
— А вы как изволили на
сей раз пройти, так как ворота здешние уж
час как на щеколду затворены? — спросил он, пристально смотря на Алешу.
«
Сим честь имею известить вас, милостивый государь мой, что приятель ваш, у меня в доме проживавший студент, г. Авенир Сорокоумов, четвертого дня в два
часа пополудни скончался и сегодня на мой счет в приходской моей церкви похоронен.
На другой день, ровно в двенадцать
часов, гробовщик и его дочери вышли из калитки новокупленного дома и отправились к соседу. Не стану описывать ни русского кафтана Адриана Прохорова, ни европейского наряда Акулины и Дарьи, отступая в
сем случае от обычая, принятого нынешними романистами. Полагаю, однако ж, не излишним заметить, что обе девицы надели желтые шляпки и красные башмаки, что бывало у них только в торжественные случаи.
— Во владение Кирилу Петровичу! Господь упаси и избави: у него
часом и своим плохо приходится, а достанутся чужие, так он с них не только шкурку, да и мясо-то отдерет. Нет, дай бог долго здравствовать Андрею Гавриловичу, а коли уж бог его приберет, так не надо нам никого, кроме тебя, наш кормилец. Не выдавай ты нас, а мы уж за тебя станем. — При
сих словах Антон размахнул кнутом, тряхнул вожжами, и лошади его побежали крупной рысью.
Я расстаюсь с вами сегодня…
сей же
час…
— Послушайте, — прервал он француза, — что, если бы вместо этой будущности предложили вам десять тысяч чистыми деньгами с тем, чтоб
сей же
час отправились обратно в Париж.