Неточные совпадения
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения со мною. Меня, конечно, назовут странным, но уж у меня такой характер. (Глядя в глаза ему, говорит про
себя.)А попрошу-ка я у этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный со мною случай: в
дороге совершенно издержался. Не можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
Хлестаков. Очень благодарен. А я, признаюсь, смерть не люблю отказывать
себе в
дороге, да и к чему? Не так ли?
Цыфиркин. Задача. Изволил ты, на приклад, идти по
дороге со мною. Ну, хоть возьмем с
собою Сидорыча. Нашли мы трое…
Потребовал Бородавкин к
себе вероломного жида, чтоб повесить, но его уж и след простыл (впоследствии оказалось, что он бежал в Петербург, где в это время успел получить концессию [Конце́ссия (лат.) — договор на сдачу в эксплуатацию.] на железную
дорогу).
Жду вас к
себе,
дорогая сестра моя по духу, дабы разрешить сей вопрос в совокупном рассмотрении".
Хотя оно было еще не близко, но воздух в городе заколебался, колокола сами
собой загудели, деревья взъерошились, животные обезумели и метались по полю, не находя
дороги в город.
Он считал Россию погибшею страной, в роде Турции, и правительство России столь дурным, что никогда не позволял
себе даже серьезно критиковать действия правительства, и вместе с тем служил и был образцовым дворянским предводителем и в
дорогу всегда надевал с кокардой и с красным околышем фуражку.
— Ну что за охота спать! — сказал Степан Аркадьич, после выпитых за ужином нескольких стаканов вина пришедший в свое самое милое и поэтическое настроение. — Смотри, Кити, — говорил он, указывая на поднимавшуюся из-за лип луну, — что за прелесть! Весловский, вот когда серенаду. Ты знаешь, у него славный голос, мы с ним спелись
дорогой. Он привез с
собою прекрасные романсы, новые два. С Варварой Андреевной бы спеть.
Всю длинную
дорогу до брата Левин живо припоминал
себе все известные ему события из жизни брата Николая.
Дорогой, в вагоне, он разговаривал с соседями о политике, о новых железных
дорогах, и, так же как в Москве, его одолевала путаница понятий, недовольство
собой, стыд пред чем-то; но когда он вышел на своей станции, узнал кривого кучера Игната с поднятым воротником кафтана, когда увидал в неярком свете, падающем из окон станции, свои ковровые сани, своих лошадей с подвязанными хвостами, в сбруе с кольцами и мохрами, когда кучер Игнат, еще в то время как укладывались, рассказал ему деревенские новости, о приходе рядчика и о том, что отелилась Пава, — он почувствовал, что понемногу путаница разъясняется, и стыд и недовольство
собой проходят.
Когда они пошли пешком вперед других и вышли из виду дома на накатанную, пыльную и усыпанную ржаными колосьями и зернами
дорогу, она крепче оперлась на его руку и прижала ее к
себе.
Она смутно решила
себе в числе тех планов, которые приходили ей в голову, и то, что после того, что произойдет там на станции или в именьи графини, она поедет по Нижегородской
дороге до первого города и останется там.
И всё это казалось ему так легко сделать над
собой, что всю
дорогу он провел в самых приятных мечтаниях.
Он доказывал, что бедность России происходит не только от неправильного распределения поземельной собственности и ложного направления, но что этому содействовали в последнее время ненормально привитая России внешняя цивилизация, в особенности пути сообщения, железные
дороги, повлекшие за
собою централизацию в городах, развитие роскоши и вследствие того, в ущерб земледелию, развитие фабричной промышленности, кредита и его спутника — биржевой игры.
Всё в том же духе озабоченности, в котором она находилась весь этот день, Анна с удовольствием и отчетливостью устроилась в
дорогу; своими маленькими ловкими руками она отперла и заперла красный мешочек, достала подушечку, положила
себе на колени и, аккуратно закутав ноги, спокойно уселась.
Многие из скачущих были впереди, многие сзади, как вдруг Вронский услыхал сзади
себя по грязи
дороги звуки галопа лошади, и его обогнал Махотин на своем белоногом, лопоухом Гладиаторе.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла
себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенною, новою для нее прелестью, в каком-то новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так
дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Она приехала с намерением пробыть два дня, если поживется. Но вечером же, во время игры, она решила, что уедет завтра. Те мучительные материнские заботы, которые она так ненавидела
дорогой, теперь, после дня проведенного без них, представлялись ей уже в другом свете и тянули ее к
себе.
Всю
дорогу приятели молчали. Левин думал о том, что означала эта перемена выражения на лице Кити, и то уверял
себя, что есть надежда, то приходил в отчаяние и ясно видел, что его надежда безумна, а между тем чувствовал
себя совсем другим человеком, не похожим на того, каким он был до ее улыбки и слов: до свидания.
Ей так легко и спокойно было, так ясно она видела, что всё, что ей на железной
дороге представлялось столь значительным, был только один из обычных ничтожных случаев светской жизни и что ей ни пред кем, ни пред
собой стыдиться нечего.
Только первое время, пока карета выезжала из ворот клуба, Левин продолжал испытывать впечатление клубного покоя, удовольствия и несомненной приличности окружающего; но как только карета выехала на улицу и он почувствовал качку экипажа по неровной
дороге, услыхал сердитый крик встречного извозчика, увидел при неярком освещении красную вывеску кабака и лавочки, впечатление это разрушилось, и он начал обдумывать свои поступки и спросил
себя, хорошо ли он делает, что едет к Анне.
— Во-первых, не качайся, пожалуйста, — сказал Алексей Александрович. — А во вторых,
дорога не награда, а труд. И я желал бы, чтобы ты понимал это. Вот если ты будешь трудиться, учиться для того, чтобы получить награду, то труд тебе покажется тяжел; но когда ты трудишься (говорил Алексей Александрович, вспоминая, как он поддерживал
себя сознанием долга при скучном труде нынешнего утра, состоявшем в подписании ста восемнадцати бумаг), любя труд, ты в нем найдешь для
себя награду.
Чувство беспричинного стыда, которое она испытывала
дорогой, и волнение совершенно исчезли. В привычных условиях жизни она чувствовала
себя опять твердою и безупречною.
Не понимаю, как я не сломил
себе шеи; внизу мы повернули направо и пошли по той же
дороге, где накануне я следовал за слепым.
Приезжие уселись. Бричка Чичикова ехала рядом с бричкой, в которой сидели Ноздрев и его зять, и потому они все трое могли свободно между
собою разговаривать в продолжение
дороги. За ними следовала, беспрестанно отставая, небольшая колясчонка Ноздрева на тощих обывательских лошадях. В ней сидел Порфирий с щенком.
В продолжение немногих минут они вероятно бы разговорились и хорошо познакомились между
собою, потому что уже начало было сделано, и оба почти в одно и то же время изъявили удовольствие, что пыль по
дороге была совершенно прибита вчерашним дождем и теперь ехать и прохладно и приятно, как вошел чернявый его товарищ, сбросив с головы на стол картуз свой, молодцевато взъерошив рукой свои черные густые волосы.
«А мне пусть их все передерутся, — думал Хлобуев, выходя. — Афанасий Васильевич не глуп. Он дал мне это порученье, верно, обдумавши. Исполнить его — вот и все». Он стал думать о
дороге, в то время, когда Муразов все еще повторял в
себе: «Презагадочный для меня человек Павел Иванович Чичиков! Ведь если бы с этакой волей и настойчивостью да на доброе дело!»
Если бы Чичиков прислушался, то узнал бы много подробностей, относившихся лично к нему; но мысли его так были заняты своим предметом, что один только сильный удар грома заставил его очнуться и посмотреть вокруг
себя; все небо было совершенно обложено тучами, и пыльная почтовая
дорога опрыскалась каплями дождя.
Когда
дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над
собой и под
собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась
дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных местах одну и ту же реку, оставляя ее то вправо, то влево от
себя, и когда на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом
дорога на гору и пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом
дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?
Забирайте же с
собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с
собою все человеческие движения, не оставляйте их на
дороге, не подымете потом!
Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к
себе, и сам летишь, и все летит: летят версты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с темными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком, летит вся
дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканье, где не успевает означиться пропадающий предмет, — только небо над головою, да легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны.
Когда бричка была уже на конце деревни, он подозвал к
себе первого мужика, который, попавши где-то на
дороге претолстое бревно, тащил его на плече, подобно неутомимому муравью, к
себе в избу.
Дорогою много приходило ему всяких мыслей на ум; вертелась в голове блондинка, воображенье начало даже слегка шалить, и он уже сам стал немного шутить и подсмеиваться над
собою.
Давайте-ка его сюда, вот я его поцелую покрепче, моего
дорогого Павла Ивановича!» Чичиков разом почувствовал
себя в нескольких объятиях.
Долго бы стоял он бесчувственно на одном месте, вперивши бессмысленно очи в даль, позабыв и
дорогу, и все ожидающие впереди выговоры, и распеканья за промедление, позабыв и
себя, и службу, и мир, и все, что ни есть в мире.
Когда же полковой писарь подал условие и гетьман приложил свою властную руку, он снял с
себя чистый булат,
дорогую турецкую саблю из первейшего железа, разломил ее надвое, как трость, и кинул врозь, далеко в разные стороны оба конца, сказав...
— Я бы не просил тебя. Я бы сам, может быть, нашел
дорогу в Варшаву; но меня могут как-нибудь узнать и захватить проклятые ляхи, ибо я не горазд на выдумки. А вы, жиды, на то уже и созданы. Вы хоть черта проведете; вы знаете все штуки; вот для чего я пришел к тебе! Да и в Варшаве я бы сам
собою ничего не получил. Сейчас запрягай воз и вези меня!
Много уже они добыли
себе конной сбруи,
дорогих сабель и ружей.
Проезжая предместье, Тарас Бульба увидел, что жидок его, Янкель, уже разбил какую-то ятку с навесом и продавал кремни, завертки, порох и всякие войсковые снадобья, нужные на
дорогу, даже калачи и хлебы. «Каков чертов жид!» — подумал про
себя Тарас и, подъехав к нему на коне, сказал...
В подобных случаях водилось у запорожцев гнаться в ту ж минуту за похитителями, стараясь настигнуть их на
дороге, потому что пленные как раз могли очутиться на базарах Малой Азии, в Смирне, на Критском острове, и бог знает в каких местах не показались бы чубатые запорожские головы. Вот отчего собрались запорожцы. Все до единого стояли они в шапках, потому что пришли не с тем, чтобы слушать по начальству атаманский приказ, но совещаться, как ровные между
собою.
Я знаю, есть между вас такие, что чуть Бог пошлет какую корысть, — пошли тот же час драть китайку и
дорогие оксамиты [Оксамит — бархат.]
себе на онучи.
Тихо склонился он на руки подхватившим его козакам, и хлынула ручьем молодая кровь, подобно
дорогому вину, которое несли в склянном сосуде из погреба неосторожные слуги, поскользнулись тут же у входа и разбили
дорогую сулею: все разлилось на землю вино, и схватил
себя за голову прибежавший хозяин, сберегавший его про лучший случай в жизни, чтобы если приведет Бог на старости лет встретиться с товарищем юности, то чтобы помянуть бы вместе с ним прежнее, иное время, когда иначе и лучше веселился человек…
Тотчас же убили, всего каких-нибудь пять или десять минут назад, — потому так выходит, тела еще теплые, — и вдруг, бросив и тела и квартиру отпертую и зная, что сейчас туда люди прошли, и добычу бросив, они, как малые ребята, валяются на
дороге, хохочут, всеобщее внимание на
себя привлекают, и этому десять единогласных свидетелей есть!
Путь же взял он по направлению к Васильевскому острову через В—й проспект, как будто торопясь туда за делом, но, по обыкновению своему, шел, не замечая
дороги, шепча про
себя и даже говоря вслух с
собою, чем очень удивлял прохожих.
Наконец, начинаете шевелить губами и разговаривать сами с
собой, причем иногда вы высвобождаете руку и декламируете, наконец останавливаетесь среди
дороги надолго.
Ну… ну, вот я и решил, завладев старухиными деньгами, употребить их на мои первые годы, не мучая мать, на обеспечение
себя в университете, на первые шаги после университета, — и сделать все это широко, радикально, так чтоб уж совершенно всю новую карьеру устроить и на новую, независимую
дорогу стать…
Нет-с, я вот что про
себя думал некоторое время, вот особенно в
дороге, в вагоне сидя: не способствовал ли я всему этому… несчастию, как-нибудь там раздражением нравственно или чем-нибудь в этом роде?
— Потом поймешь. Разве ты не то же сделала? Ты тоже переступила… смогла переступить. Ты на
себя руки наложила, ты загубила жизнь… свою (это все равно!) Ты могла бы жить духом и разумом, а кончишь на Сенной… Но ты выдержать не можешь и, если останешься одна, сойдешь с ума, как и я. Ты уж и теперь как помешанная; стало быть, нам вместе идти, по одной
дороге! Пойдем!
Кудряш. Да что: Ваня! Я знаю, что я Ваня. А вы идите своей
дорогой, вот и все. Заведи
себе сам, да и гуляй
себе с ней, и никому до тебя дела нет. А чужих не трогай! У нас так не водится, а то парни ноги переломают. Я за свою… да я и не знаю, что сделаю! Горло перерву!
—
«Счастливый путь, сосед мой
дорогой!»
Кукушка говорит: «а свой ты нрав и зубы
Здесь кинешь, иль возьмёшь с
собой?» —
«Уж кинуть, вздор какой!» —
«Так вспомни же меня, что быть тебе без шубы».