Неточные совпадения
Надо было все это бросить и ехать в Казань. И грустно и сладко было. Меня проводили на пароход, первый пароход, на какой я вступал и пускался в путь, не по одной только Волге, а в долгую
дорогу ученья — в аудитории и в жизни, у
себя и в чужих землях.
Тут я останавливаюсь и должен опять (как делал для Нижнего и Казани) оговориться перед читателями романа"В путь-дорогу", а в то же время и перед самим
собою.
И в первый же вечер, когда граф (еще в первую зиму) пригласил к
себе слушать действие какой-то новой двухактной пьесы (которую Вера Самойлова попросила его написать для нее), студиозус, уже мечтавший тогда о
дороге писателя, позволил
себе довольно-таки сильную атаку и на замысел пьесы, и на отдельные лица, и, главное, на диалог.
После"Званых блинов"я набросал только несколько картинок из жизни казанских студентов (которые вошли впоследствии в казанскую треть романа"В путь-дорогу") и даже читал их у Дондуковых в первый их приезд в присутствии профессора Розберга, который был очень огорчен низменным уровнем нравов моих бывших казанских товарищей и вспоминал свое время в Москве, когда все они более или менее настраивали
себя на идеи, чувства, вкусы и замашки идеалистов.
А когда мы шли от Соллогуба вдвоем, то Маркович всю
дорогу сплетничал на него, возмущался: какую тот ведет безобразную жизнь, как он на днях проиграл ему у
себя большую сумму в палки и не мог заплатить и навязывал ему же какую-то немку, актрису Михайловского театра.
В труппе он занимал исключительное место, как бы «вне конкурса» и выше всяких правил и обязанностей, был на «ты» с Федоровым, называл его «Паша», сделался — отчасти от отца, а больше от удачной игры — домовладельцем, членом
дорогих клубов, где вел крупную игру, умел обставлять
себя эффектно, не бросал своего любительства, как рисовальщик и даже живописец, почему и отличался всегда своейгримировкой, для которой готовил рисунки.
Дамы и девицы в трех усадьбах смотрели на меня только как на петербургского молодого человека, выбравшего
себе писательскую
дорогу.
Да я и сам хорошенько не представлял
себе, от какой собственно болезни моя Верочка ушла из жизни на сцене — от аневризма или от какого острого воспалительного недуга. Мне
дороги были те слова, с какими она уходила из жизни, и Познякова произносила их так, что вряд ли хоть один зритель в зале Малого театра не был глубоко растроган.
Испытание самому
себе я произвел тогда же, и для этого взял как раз"В путь-дорогу"(это было к 1884 году, когда я просматривал роман для"Собрания"Вольфа) и мог уже вполне объективно судить, что за манера была у меня в моем самом первом повествовательном произведении.
Замысел романа"В путь-дорогу"явился как бы непроизвольным желанием молодого писателя произвести
себе"самоиспытание", перед тем как всецело отдать
себя своему"призванию".
Этот д-р П-цкий и тот агент русского Общества пароходства и торговли, Д-в, были почти единственные русские, с какими я видался все время. Д-в познакомил меня с адмиралом Ч-вым, тогда председателем Общества пароходства и торговли; угощая нас обедом в
дорогом ресторане на Реджент-Стрите, адмирал старался казаться"добрым малым"и говорил про
себя с юмором, что он всего только"генерал", а этим кичиться не полагается. Он был впоследствии министром.
Я не мог останавливаться по
дороге, боясь лишних расходов и чувствуя
себя еще слишком малоподготовленным, и прямо из Парижа на другой же день перед обедом прибыл в Мадрид и на перроне вокзала увидал горб и ласковое лицо моего парижского собрата.
Денег у нас было очень мало, и редакции продолжали держать нас впроголодь. Наке выхлопотал и
себе и мне даровой проезд по железным
дорогам, а муниципалитеты таких городов, как Кордова, Кадикс, Севилья, предоставляли нам даровое содержание. Но мои финансы были настолько скудны, что я — зная, что мне предстоит долгий обратный путь на Сарагоссу и Барселону, не имел даже настолько лишних денег, чтобы съездить специально в Гренаду.
И всю
дорогу до Тура, с разными пересадками, меня провожали разговоры испуганных буржуа без малейших проблесков патриотической веры в то, что Франция не может и не должна позволить так раздавить
себя.
Возвращение в Россию было полно впечатлений туриста в таких городах, как Турин, Милан, Венеция, Триест, а молодость делала то, что я легко выносил все эти переезды зимой с холодными комнатами отелей и даже настоящим русским снегом в Турине и Вене, где я не стал заживаться, а только прибавил кое-что к своему туалету и купил
себе шубку, в которой мне было весьма прохладно, когда я добрался до русской границы и стал колесить по нашим провинциальным
дорогам.
«Ну, всё кончено, и слава Богу!» была первая мысль, пришедшая Анне Аркадьевне, когда она простилась в последний раз с братом, который до третьего звонка загораживал
собою дорогу в вагоне. Она села на свой диванчик, рядом с Аннушкой, и огляделась в полусвете спального вагона. «Слава Богу, завтра увижу Сережу и Алексея Александровича, и пойдет моя жизнь, хорошая и привычная, по старому».
Неточные совпадения
Хлестаков. Я, признаюсь, рад, что вы одного мнения со мною. Меня, конечно, назовут странным, но уж у меня такой характер. (Глядя в глаза ему, говорит про
себя.)А попрошу-ка я у этого почтмейстера взаймы! (Вслух.)Какой странный со мною случай: в
дороге совершенно издержался. Не можете ли вы мне дать триста рублей взаймы?
Хлестаков. Очень благодарен. А я, признаюсь, смерть не люблю отказывать
себе в
дороге, да и к чему? Не так ли?
Цыфиркин. Задача. Изволил ты, на приклад, идти по
дороге со мною. Ну, хоть возьмем с
собою Сидорыча. Нашли мы трое…
Потребовал Бородавкин к
себе вероломного жида, чтоб повесить, но его уж и след простыл (впоследствии оказалось, что он бежал в Петербург, где в это время успел получить концессию [Конце́ссия (лат.) — договор на сдачу в эксплуатацию.] на железную
дорогу).
Жду вас к
себе,
дорогая сестра моя по духу, дабы разрешить сей вопрос в совокупном рассмотрении".