Неточные совпадения
Агафья Михайловна
с разгоряченным и огорченным лицом, спутанными
волосами и обнаженными по локоть худыми руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно смотрела на малину, от всей души желая, чтоб она застыла и не проварилась. Княгиня, чувствуя, что на нее, как на главную советницу по варке малины, должен быть направлен гнев Агафьи Михайловны, старалась
сделать вид, что она занята другим и не интересуется малиной, говорила о постороннем, но искоса поглядывала на жаровню.
Когда все сели, Фока тоже присел на кончике стула; но только что он это
сделал, дверь скрипнула, и все оглянулись. В комнату торопливо вошла Наталья Савишна и, не поднимая глаз, приютилась около двери на одном стуле
с Фокой. Как теперь вижу я плешивую голову, морщинистое неподвижное лицо Фоки и сгорбленную добрую фигурку в чепце, из-под которого виднеются седые
волосы. Они жмутся на одном стуле, и им обоим неловко.
Ассоль смутилась; ее напряжение при этих словах Эгля переступило границу испуга. Пустынный морской берег, тишина, томительное приключение
с яхтой, непонятная речь старика
с сверкающими глазами, величественность его бороды и
волос стали казаться девочке смешением сверхъестественного
с действительностью. Сострой теперь Эгль гримасу или закричи что-нибудь — девочка помчалась бы прочь, заплакав и изнемогая от страха. Но Эгль, заметив, как широко раскрылись ее глаза,
сделал крутой вольт.
И бегу, этта, я за ним, а сам кричу благим матом; а как
с лестницы в подворотню выходить — набежал я
с размаху на дворника и на господ, а сколько было
с ним господ, не упомню, а дворник за то меня обругал, а другой дворник тоже обругал, и дворникова баба вышла, тоже нас обругала, и господин один в подворотню входил,
с дамою, и тоже нас обругал, потому мы
с Митькой поперек места легли: я Митьку за
волосы схватил и повалил и стал тузить, а Митька тоже, из-под меня, за
волосы меня ухватил и стал тузить, а
делали мы то не по злобе, а по всей то есь любови, играючи.
— Напрасно ж она стыдится. Во-первых, тебе известен мой образ мыслей (Аркадию очень было приятно произнести эти слова), а во-вторых — захочу ли я хоть на
волос стеснять твою жизнь, твои привычки? Притом, я уверен, ты не мог
сделать дурной выбор; если ты позволил ей жить
с тобой под одною кровлей, стало быть она это заслуживает: во всяком случае, сын отцу не судья, и в особенности я, и в особенности такому отцу, который, как ты, никогда и ни в чем не стеснял моей свободы.
Самгин смотрел на нее
с удовольствием и аппетитом, улыбаясь так добродушно, как только мог. Она — в бархатном платье цвета пепла, кругленькая, мягкая. Ее рыжие, гладко причесанные
волосы блестели, точно красноватое, червонное золото; нарумяненные морозом щеки, маленькие розовые уши, яркие, подкрашенные глаза и ловкие, легкие движения — все это
делало ее задорной девчонкой, которая очень нравится сама себе, искренно рада встрече
с мужчиной.
— Нам понимать некогда, мы все революции
делаем, — откликнулся Безбедов, качая головой; белые глаза его масляно блестели, лоснились
волосы, чем-то смазанные, на нем была рубашка
с мягким воротом,
с подбородка на клетчатый галстук капал пот.
Она была миленькая, точно картинка
с коробки конфект. Ее круглое личико, осыпанное локонами
волос шоколадного цвета, ярко разгорелось, синеватые глаза сияли не по-детски лукаво, и, когда она, кончив читать, изящно
сделала реверанс и плавно подошла к столу, — все встретили ее удивленным молчанием, потом Варавка сказал...
Видел его выходящим из пивной рядом
с Дроновым; Дронов, хихикая,
делал правой рукой круглые жесты, как бы таская за
волосы кого-то невидимого, а Иноков сказал...
Нехаева была неприятна. Сидела она изломанно скорчившись, от нее исходил одуряющий запах крепких духов. Можно было подумать, что тени в глазницах ее искусственны, так же как румянец на щеках и чрезмерная яркость губ. Начесанные на уши
волосы делали ее лицо узким и острым, но Самгин уже не находил эту девушку такой уродливой, какой она показалась
с первого взгляда. Ее глаза смотрели на людей грустно, и она как будто чувствовала себя серьезнее всех в этой комнате.
Из Петербурга Варвара приехала заметно похорошев; под глазами, оттеняя их зеленоватый блеск, явились интересные пятна;
волосы она заплела в две косы и уложила их плоскими спиралями на уши, на виски, это
сделало лицо ее шире и тоже украсило его. Она привезла широкие платья без талии, и, глядя на них, Самгин подумал, что такую одежду очень легко сбросить
с тела. Привезла она и новый для нее взгляд на литературу.
Землистого цвета лицо, седые редкие иглы подстриженных усов, голый, закоптевший череп
с остатками кудрявых
волос на затылке, за темными, кожаными ушами, — все это
делало его похожим на старого солдата и на расстриженного монаха.
В Кутузове его возмущало все: нелепая демократическая тужурка, застегнутая до горла, туго натянутая на плечах, на груди, придавала Кутузову сходство
с машинистом паровоза, а густая, жесткая борода, коротко подстриженные
волосы, большое, грубое обветренное лицо
делало его похожим на прасола.
Нарисовав эту головку, он уже не знал предела гордости. Рисунок его выставлен
с рисунками старшего класса на публичном экзамене, и учитель мало поправлял, только кое-где слабые места покрыл крупными, крепкими штрихами, точно железной решеткой, да в
волосах прибавил три, четыре черные полосы,
сделал по точке в каждом глазу — и глаза вдруг стали смотреть точно живые.
Вчера мы пробыли одиннадцать часов в седлах, а
с остановками — двенадцать
с половиною. Дорога от Челасина шла было хороша, нельзя лучше, даже без камней, но верстах в четырнадцати или пятнадцати вдруг мы въехали в заросшие лесом болота. Лес част, как
волосы на голове, болота топки, лошади вязли по брюхо и не знали, что
делать, а мы, всадники, еще меньше. Переезжая болото, только и ждешь
с беспокойством, которой ногой оступится лошадь.
Так закончил свое чтение длинного обвинительного акта секретарь и, сложив листы, сел на свое место, оправляя обеими руками длинные
волосы. Все вздохнули облегченно
с приятным сознанием того, что теперь началось исследование, и сейчас всё выяснится, и справедливость будет удовлетворена. Один Нехлюдов не испытывал этого чувства: он весь был поглощен ужасом перед тем, что могла
сделать та Маслова, которую он знал невинной и прелестной девочкой 10 лет тому назад.
Марья Алексевна и ругала его вдогонку и кричала других извозчиков, и бросалась в разные стороны на несколько шагов, и махала руками, и окончательно установилась опять под колоннадой, и топала, и бесилась; а вокруг нее уже стояло человек пять парней, продающих разную разность у колонн Гостиного двора; парни любовались на нее, обменивались между собою замечаниями более или менее неуважительного свойства, обращались к ней
с похвалами остроумного и советами благонамеренного свойства: «Ай да барыня, в кою пору успела нализаться, хват, барыня!» — «барыня, а барыня, купи пяток лимонов-то у меня, ими хорошо закусывать, для тебя дешево отдам!» — «барыня, а барыня, не слушай его, лимон не поможет, а ты поди опохмелись!» — «барыня, а барыня, здорова ты ругаться; давай об заклад ругаться, кто кого переругает!» — Марья Алексевна, сама не помня, что
делает, хватила по уху ближайшего из собеседников — парня лет 17, не без грации высовывавшего ей язык: шапка слетела, а
волосы тут, как раз под рукой; Марья Алексевна вцепилась в них.
В зале утром я застал исправника, полицмейстера и двух чиновников; все стояли, говорили шепотом и
с беспокойством посматривали на дверь. Дверь растворилась, и взошел небольшого роста плечистый старик,
с головой, посаженной на плечи, как у бульдога, большие челюсти продолжали сходство
с собакой, к тому же они как-то плотоядно улыбались; старое и
с тем вместе приапическое выражение лица, небольшие, быстрые, серенькие глазки и редкие прямые
волосы делали невероятно гадкое впечатление.
С десяти утра садился за работу —
делать парики, вшивая по одному
волосу: в день был урок
сделать в три пробора 30 полос.
Дверь в кабинет отворена… не более, чем на ширину
волоса, но все же отворена… а всегда он запирался. Дочь
с замирающим сердцем подходит к щели. В глубине мерцает лампа, бросающая тусклый свет на окружающие предметы. Девочка стоит у двери. Войти или не войти? Она тихонько отходит. Но луч света, падающий тонкой нитью на мраморный пол, светил для нее лучом небесной надежды. Она вернулась, почти не зная, что
делает, ухватилась руками за половинки приотворенной двери и… вошла.
Старик должен был сам подойти к девочке и вывел ее за руку. Устюше было всего восемь лет. Это была прехорошенькая девочка
с русыми
волосами, голубыми глазками и пухлым розовым ротиком. Простое ситцевое розовое платьице
делало ее такою милою куколкой. У Тараса Семеныча сразу изменился весь вид, когда он заговорил
с дочерью, — и лицо сделалось такое доброе, и голос ласковый.
Раз ночью Харитина ужасно испугалась. Она только что заснула, как почувствовала, что что-то сидит у ней на кровати. Это была Серафима. Она пришла в одной рубашке,
с распущенными
волосами и, кажется, не понимала, что
делает. Харитина взяла ее за руку и, как лунатика, увела в ее спальню.
На Галактиона так и пахнуло душистою волной, когда он подошел к Харитине. Она была в шерстяном синем платье, красиво облегавшем ее точеную фигуру. Она нарочно подняла руки,
делая вид, что поправляет
волосы, и все время не спускала
с Галактиона своих дерзких улыбавшихся глаз.
А тут еще Яков стал шутки эти перенимать: Максим-то склеит из картона будто голову — нос, глаза, рот
сделает, пакли налепит заместо
волос, а потом идут
с Яковом по улице и рожи эти страшные в окна суют — люди, конечно, боятся, кричат.
Бывает и так, что, кроме хозяина, застаешь в избе еще целую толпу жильцов и работников; на пороге сидит жилец-каторжный
с ремешком на
волосах и шьет чирки; пахнет кожей и сапожным варом; в сенях на лохмотьях лежат его дети, и тут же в темном я тесном углу его жена, пришедшая за ним добровольно,
делает на маленьком столике вареники
с голубикой; это недавно прибывшая из России семья.
— Как же, братец, — говорит, — очень коротко
с ним знаком, даже за
волоса его драл, только не знаю, как ему в таком несчастном разе помочь; потому что я уже совсем отслужился и полную пуплекцию получил — теперь меня больше не уважают, — а ты беги скорее к коменданту Скобелеву, он в силах и тоже в этой части опытный, он что-нибудь
сделает.
Девочка
сделала несколько шагов вперед и остановилась в нерешительности. Егор не шевелился
с места и угрюмо смотрел то на заплетенные в две косы русые
волосы девочки, то на выставлявшиеся из-под платья белые оборочки кальсон.
Преграда эта
сделала то, что прежде довольно хладнокровный и небрежный в обращении Василий вдруг влюбился в Машу, влюбился так, как только способен на такое чувство дворовый человек из портных, в розовой рубашке и
с напомаженными
волосами.
Да, это было настоящее чувство ненависти, не той ненависти, про которую только пишут в романах и в которую я не верю, ненависти, которая будто находит наслаждение в делании зла человеку, но той ненависти, которая внушает вам непреодолимое отвращение к человеку, заслуживающему, однако, ваше уважение,
делает для вас противными его
волоса, шею, походку, звук голоса, все его члены, все его движения и вместе
с тем какой-то непонятной силой притягивает вас к нему и
с беспокойным вниманием заставляет следить за малейшими его поступками.
Бритую хохлацкую голову и чуб он устроил: чуб — из конских
волос, а бритую голову — из бычачьего пузыря, который без всякой церемонии натягивал на голову Павла и смазывал белилами
с кармином, под цвет человечьей кожи, так что пузырь этот от лица не было никакой возможности отличить; усы, чтобы они были как можно длиннее, он тоже
сделал из конских
волос.
— Да, я отлично
сделает шушель, — скромно подхватил сам гер Кригер, выступая на первый план. Это был длинный, худощавый и добродетельный немец
с рыжими клочковатыми
волосами и очками на горбатом носу.
Дормез остановился перед церковью, и к нему торопливо подбежал молодцеватый становой
с несколькими казаками, в пылу усердия
делая под козырек.
С заднего сиденья нерешительно поднялся полный, среднего роста молодой человек, в пестром шотландском костюме. На вид ему было лет тридцать; большие серые глаза,
с полузакрытыми веками, смотрели усталым, неподвижным взглядом. Его правильное лицо
с орлиным носом и белокурыми кудрявыми
волосами много теряло от какой-то обрюзгшей полноты.
Красота момента опьяняет его. На секунду ему кажется, что это музыка обдает его волнами такого жгучего, ослепительного света и что медные, ликующие крики падают сверху,
с неба, из солнца. Как и давеча, при встрече, — сладкий, дрожащий холод бежит по его телу и
делает кожу жесткой и приподымает и шевелит
волосы на голове.
Я спрятал тетрадь в стол, посмотрел в зеркало, причесал
волосы кверху, что, по моему убеждению, давало мне задумчивый вид, и сошел в диванную, где уже стоял накрытый стол
с образом и горевшими восковыми свечами. Папа в одно время со мною вошел из другой двери. Духовник, седой монах
с строгим старческим лицом, благословил папа. Пала поцеловал его небольшую широкую сухую руку; я
сделал то же.
Gnadige Frau, не желая еще более расстраивать мужа, и без того рвавшего на себе
волосы от учиненной
с ним несправедливости,
делала вид, что такая перемена для нее ничего не значит, хотя в душе она глубоко страдала.
— Они хорошо и
сделали, что не заставляли меня! — произнес, гордо подняв свое лицо, Марфин. — Я действую не из собственных неудовольствий и выгод! Меня на
волос чиновники не затрогивали, а когда бы затронули, так я и не стал бы так поступать, памятуя слова великой молитвы: «Остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим», но я всюду видел, слышал, как они поступают
с другими, а потому пусть уж не посетуют!
Пробовал он как-нибудь спрятаться за непререкаемость законов высшего произволения и, по обыкновению,
делал из этой темы целый клубок, который бесконечно разматывал, припутывая сюда и притчу о
волосе,
с человеческой головы не падающем, и легенду о здании, на песце строимом; но в ту самую минуту, когда праздные мысли беспрепятственно скатывались одна за другой в какую-то загадочную бездну, когда бесконечное разматывание клубка уж казалось вполне обеспеченным, — вдруг, словно из-за угла, врывалось одно слово и сразу обрывало нитку.
Затем,
с «талантом, отличающим карандаш этого джентльмена», он украсил на рисунке свитку лозищанина несколькими фантастическими узорами, из его
волос, буйных, нестриженых и слипшихся,
сделал одно целое — вместе
с бараньей шапкой и, наконец, всю эту странную прическу, по внезапному и слишком торопливому вдохновению, перевязал тесьмой или лентой. Рост Матвея он прибавил еще на четверть аршина, а у его ног, в водоеме, поместил двух младенцев, напоминавших чертами предполагаемого родителя.
В этой улице его смущал больше всех исправник: в праздники он
с полудня до вечера сидел у окна, курил трубку на длиннейшем чубуке, грозно отхаркивался и плевал за окно. Борода у него была обрита, от висков к усам росли седые баки, — сливаясь
с жёлтыми
волосами усов, они
делали лицо исправника похожим на собачье. Матвей снимал картуз и почтительно кланялся.
Ему давно не нравился многоречивый, всё знающий человек, похожий на колдуна, не нравился и возбуждал почтение, близкое страху. Скуластое лицо, спрятанное в шерстяной массе
волос, широконосое и улыбающееся тёмной улыбкой до ушей, казалось хитрым, неверным и нечестным, но было в нём — в его едва видных глазах — что-то устойчивое и подчинявшее Матвея. Работал Маркуша плохо, лениво, только клетки
делал с любовью, продавал их монахиням и на базаре, а деньги куда-то прятал.
— Еще что я заметила, — продолжала она, откидывая назад его
волосы: — (я много
делала замечаний все это время, на досуге), — когда человек очень, очень несчастлив, —
с каким глупым вниманием он следит за всем, что около него происходит! Я, право, иногда заглядывалась на муху, а у самой на душе такой холод и ужас! Но это все прошло, прошло, не правда ли? Все светло впереди, не правда ли?
— Друг мой, успокойся! — сказала умирающая от избытка жизни Негрова, но Дмитрий Яковлевич давно уже сбежал
с лестницы; сойдя в сад, он пустился бежать по липовой аллее, вышел вон из сада, прошел село и упал на дороге, лишенный сил, близкий к удару. Тут только вспомнил он, что письмо осталось в руках Глафиры Львовны. Что
делать? — Он рвал свои
волосы, как рассерженный зверь, и катался по траве.
И радовался, что не надел каску, которую мне совали пожарные, поехал в своей шапке… А то, что бы я
делал с каской и без шапки? Утром проснулся весь черный,
с ободранной рукой,
с волосами, полными сажи. Насилу отмылся, а глаза еще были воспалены. Заработанный мной за службу в пожарных широкий ременный пояс служил мне много лет. Ах, какой был прочный ременный пояс
с широкой медной пряжкой! Как он мне после пригодился, особенно в задонских степях табунных.
Провожатые слезли
с лошадей; Юрий и Алексей
сделали то же и подошли вслед за ними к двум большим липам, под которыми сидел на скамье человек лет тридцати,
с курчавой черной бородою и распущенными по плечам
волосами.
Надобно выдернуть
волосы из хвоста белой [Приготовляются лесы и из черных
волос, но очевидно, что прозрачность белых
волос, сливаясь
с водою,
делает лесу неприметною для рыбы, следовательно лучшею.] лошади; выбрать самые длинные, ровные, белые и прозрачные и сучить или вить из них лесы какой угодно толщины: от двух, четырех, шести и до двадцати
волос.
Вместо обещанного медведя Егорушка увидел большую, очень толстую еврейку
с распущенными
волосами и в красном фланелевом платье
с черными крапинками; она тяжело поворачивалась в узком проходе между постелью и комодом и издавала протяжные, стонущие вздохи, точно у нее болели зубы. Увидев Егорушку, она
сделала плачущее лицо, протяжно вздохнула и, прежде чем он успел оглядеться, поднесла к его рту ломоть хлеба, вымазанный медом.
— А вот я читал в книжке, — начал Нехлюдов, отмахиваясь от пчелы, которая, забившись ему в
волоса, жужжала под самым ухом: — что коли вощина прямо стоит, по жердочкам, то пчела раньше роится. Для этого
делают такие улья из досок…
с перекладин…
— Григорий Михайлович, поверьте мне: если б я могла вообразить, что у меня осталось на
волос власти над вами, я бы первая избегала вас. Если я этого не
сделала, если я решилась, несмотря на… на мою прошедшую вину, возобновить знакомство
с вами, то это потому… потому…
Жадов. Ведь молодую, хорошенькую жену надо любить, надо ее лелеять… (Кричит.) да, да, да! надо ее наряжать… (Успокоившись.) Ну, что ж, ничего… ничего… Это легко
сделать! (
С отчаянием.) Прощайте, юношеские мечты мои! Прощайте, великие уроки! Прощай, моя честная будущность! Ведь буду и я старик, будут у меня и седые
волосы, будут и дети…
Фома, согнувшись,
с руками, связанными за спиной, молча пошел к столу, не поднимая глаз ни на кого. Он стал ниже ростом и похудел. Растрепанные
волосы падали ему на лоб и виски; разорванная и смятая грудь рубахи высунулась из-под жилета, и воротник закрывал ему губы. Он вертел головой, чтобы сдвинуть воротник под подбородок, и — не мог
сделать этого. Тогда седенький старичок подошел к нему, поправил что нужно,
с улыбкой взглянул ему в глаза и сказал...