Неточные совпадения
— А и я с тобой, я теперь тебя не оставлю, на всю жизнь с тобой иду, — раздаются подле него милые, проникновенные чувством слова Грушеньки. И вот
загорелось все сердце его и устремилось к какому-то
свету, и хочется ему жить и жить, идти и идти в какой-то путь, к новому зовущему
свету, и скорее, скорее, теперь же, сейчас!
Сердце его
загорелось любовью, и он горько упрекнул себя, что мог на мгновение там, в городе, даже забыть о том, кого оставил в монастыре на одре смерти и кого чтил выше всех на
свете.
Потом в глубине ничто и тьмы вдруг начал
загораться свет, он вновь поверил, что есть Бог, «ничто» превратилось в мир, ярко освещенный солнцем, все восстановилось в новом
свете.
И шли эти люди, в чаянье на ратницкий счет"страны
света"увидать, шли с легким сердцем, не зная, не ведая, куда они путь-дороженьку держат и какой такой Севастополь на
свете состоит, что такие за «ключи», из-за которых сыр-бор
загорелся.
Они замолчали. На небе дрожащими зелеными точечками
загорались первые звезды. Справа едва-едва доносились голоса, смех и чье-то пение. Остальная часть рощи, погруженная в мягкий мрак, была полна священной, задумчивой тишиной. Костра отсюда не было видно, но изредка по вершинам ближайших дубов, точно отблеск дальней зарницы, мгновенно пробегал красный трепещущий
свет. Шурочка тихо гладила голову и лицо Ромашова; когда же он находил губами ее руку, она сама прижимала ладонь к его рту.
Через час завидел он обетованный уголок, встал в лодке и устремил взоры вдаль. Сначала глаза его отуманились страхом и беспокойством, которое перешло в сомнение. Потом вдруг лицо озарилось
светом радости, как солнечным блеском. Он отличил у решетки сада знакомое платье; вот там его узнали, махнули платком. Его ждут, может быть, давно. У него подошвы как будто
загорелись от нетерпения.
За левым бортом в бесконечно далекой черноте ночи, точно на краю
света,
загорелась вдруг яркая, белая, светящаяся точка маяка; продержавшись с секунду, она мгновенно гасла, а через несколько секунд опять вспыхивала, и опять гасла, и опять вспыхивала через точные промежутки. Смутное нежное чувство прикоснулось вдруг к душе Елены.
Исполинские дома в шесть и семь этажей ютились внизу, под мостом, по берегу; фабричные трубы не могли достать до моста своим дымом. Он повис над водой, с берега на берег, и огромные пароходы пробегали под ним, как ничтожные лодочки, потому что это самый большой мост во всем божьем
свете… Это было направо, а налево уже совсем близко высилась фигура женщины, — и во лбу ее, еще споря с последними лучами угасавшей в небе зари,
загоралась золотая диадема, и венок огоньков светился в высоко поднятой руке…
К вечеру океан подергивался темнотой, небо угасало, а верхушки волны
загорались каким-то особенным
светом… Матвей Дышло заметил прежде всего, что волна, отбегавшая от острого корабельного носа, что-то слишком бела в темноте, павшей давно на небо и на море. Он нагнулся книзу, поглядел в глубину и замер…
Длинный, в люстриновой со сборками поддевке, какую носили старообрядцы, в смазных сапогах, молодой человек, с пробором на середине головы, бесшумно поднял занавес, и под ярким
светом рампы
загорелась замечательная декорация ада.
И как было все это время: острая, как нож, ненависть столкнулась с чем-то невыносимо похожим на любовь, вспыхнул
свет сокровеннейшего понимания,
загорелись и побежали вдаль кроваво-праздничные огни.
Жарко затрещало, и
свет проник между пальцами —
загорелся огромный скирд; смолкли голоса, отодвигаясь — притихли. И в затишье человеческих голосов необыкновенный, поразительный в своей необычности плач вернул зрение Саше, как слепому от рождения. Сидел Еремей на земле, смотрел, не мигая, в красную гущу огня и плакал, повторяя все одни и те же слова...
Я вздрагивал и холодел, меня давили впечатления. Немало дней прошло, пока я не привык к тому, что одноэтажные корпуса больницы в декабрьские сумерки, словно по команде,
загорались электрическим
светом.
Недавно вставшее солнце затопляло всю рощу сильным, хотя и не ярким
светом; везде блестели росинки, кой-где внезапно
загорались и рдели крупные капли; всё дышало свежестью, жизнью и той невинной торжественностью первых мгновений утра, когда всё уже так светло и так еще безмолвно.
В соседней комнате г-н Кругликов не торопясь зажигал свечи; серная спичка сначала кинула синеватый, мертвенный
свет, потом вдруг
загорелась и осветила комнату.
Тронь теми грабельками девицу, вдовицу или мужнюю жену, закипит у ней ретивое сердце,
загорится алая кровь, распалится белое тело, и станет ей тот человек красней солнца, ясней месяца, милей отца с матерью, милей роду-племени, милей
свету вольного.
Но, разумеется, молитвенно вдохновляемое религиозное искусство имеет наибольшие потенции стать той искрой, из которой
загорится мировое пламя, и воссияет на земле первый луч Фаворского
света.
Земной царь в этом
свете становился как бы некоей иконой Царя царей, на которой в торжественные священные миги мог
загораться луч Белого Царства.
Как будто от луча
света, упавшего с высоты и свыше озарившего собою мир,
загорается в душе сознание мира божественного, а вместе и установляется грань между. горним и дольним, их разделяющая, но вместе и соединяющая.
Поэтому-то система неоплатонизма и могла оказать философскую поддержку падавшему языческому политеизму: из сверхмирного и сверхбожественного Εν последовательно эманируют боги и мир, причем нижние его этажи уходят в тьму небытия, тогда как верхние залиты ослепительным
светом, — в небе же
загорается система божественных лун, светящих, правда, не своим, а отраженным
светом, однако утвержденных на своде небесном.
Но глаза, когда
загорались чудесным своим
светом, вдруг освещали все лицо и делали его прекрасным.
Александра Михайловна вспомнила Андрея Ивановича, вспомнила высланную из Петербурга Елизавету Алексеевну и ее знакомых, и казалось ей: и она, и все кругом живут и двигаются в какой-то глубокой, темной яме; наверху брезжит
свет, яркими огоньками
загораются мысль, честь и гордость, а они копошатся здесь, в сырой тьме, ко всему равнодушные, чуждые
свету, как мокрицы.
Но однажды мне пришлось видеть: вдруг глаза эти
загорелись чудесным синим
светом, как будто шедшим изнутри глаз, и сам он стал невыразимо красив, Трагедией его писательской жизни было то, что он, несмотря на свой огромный талант, был известен только в узком кругу любителей литературы.
Кружится голова. Как темно, как жарко! Гибкая змея вьется в темноте. Яд сочится из скрытых зубов, и смотрят в душу мерцающие, зеленые глаза. Темнота рассеивается, глубоко внизу мелькает таинственный
свет. Все кругом изменяется в жутком преображении. Грозное веселье
загорается в ее глазах, как в первый раз, когда она ласкала рукою сталь револьвера. И вдруг мы становимся неожиданно близкими. И идет безмолвный разговор.
Коршунов усмехнулся ему одному понятной усмешкой. Глаза Орловой
загорелись и осветили теплым, ясным
светом ее печальное лицо, отчего оно сразу стало проще, добрее.
Загорелся свет и осветил сконфуженное лицо Марка.
Человеческая душа предстала в момент своей богоотставленности, и этот опыт оказался своеобразным религиозным опытом, в котором после погружения в тьму
загорается новый
свет.
Когда Резцов проснулся, был вечер. Справа, над рощею, блестел тонкий серп молодого месяца, запад светился прозрачно-зеленоватым
светом.
Загорались звезды. Было тихо и морозно.
Демагоги заинтересованы в том, чтобы в народе не
загорался свет, чтобы орудия познания не делали народ более защищенным против всех соблазнов и насилий.
Но слов его не слышно. Внезапно,
загораясь ослепительным
светом, раздирается до самых ушей неподвижная маска, и хохот, подобный грому, наполняет тихую церковь. Грохочет, разрывает каменные своды, бросает камни и страшным гулом своим обнимает одинокого человека.
И в этом раздумье не заметил я, как небо вдруг вспыхнуло,
загорелось и облило нас волшебным
светом: все приняло опять огромные, фантастические размеры, и мой спящий избавитель представлялся мне очарованным могучим сказочным богатырем.