Неточные совпадения
Не отвечая
на его слова, Варя нагнулась над ним нерадостной улыбкой посмотрела ему в лицо.
Глаза были
светлые, не лихорадочные, но выражение их было строгое.
Она тяжело дышала, не глядя
на него. Она испытывала восторг. Душа ее была переполнена счастьем. Она никак не ожидала, что высказанная любовь его произведет
на нее такое сильное впечатление. Но это продолжалось только одно мгновение. Она вспомнила Вронского. Она подняла
на Левина свои
светлые правдивые
глаза и, увидав его отчаянное лицо, поспешно ответила...
Степана Аркадьича не только любили все знавшие его за его добрый, веселый нрав и несомненную честность, но в нем, в его красивой,
светлой наружности, блестящих
глазах, черных бровях, волосах, белизне и румянце лица, было что-то физически действовавшее дружелюбно и весело
на людей, встречавшихся с ним.
Она была очень набожна и чувствительна, верила во всевозможные приметы, гаданья, заговоры, сны; верила в юродивых, в домовых, в леших, в дурные встречи, в порчу, в народные лекарства, в четверговую соль, в скорый конец света; верила, что если в
светлое воскресение
на всенощной не погаснут свечи, то гречиха хорошо уродится, и что гриб больше не растет, если его человеческий
глаз увидит; верила, что черт любит быть там, где вода, и что у каждого жида
на груди кровавое пятнышко; боялась мышей, ужей, лягушек, воробьев, пиявок, грома, холодной воды, сквозного ветра, лошадей, козлов, рыжих людей и черных кошек и почитала сверчков и собак нечистыми животными; не ела ни телятины, ни голубей, ни раков, ни сыру, ни спаржи, ни земляных груш, ни зайца, ни арбузов, потому что взрезанный арбуз напоминает голову Иоанна Предтечи; [Иоанн Предтеча — по преданию, предшественник и провозвестник Иисуса Христа.
На вид ему было лет сорок пять: его коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной: особенно хороши были
светлые, черные, продолговатые
глаза.
Аркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос
на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели
светлые глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
Туробоев отошел в сторону, Лютов, вытянув шею, внимательно разглядывал мужика, широкоплечего, в пышной шапке сивых волос, в красной рубахе без пояса; полторы ноги его были одеты синими штанами. В одной руке он держал нож, в другой — деревянный ковшик и, говоря, застругивал ножом выщербленный край ковша, поглядывая
на господ снизу вверх
светлыми глазами. Лицо у него было деловитое, даже мрачное, голос звучал безнадежно, а когда он перестал говорить, брови его угрюмо нахмурились.
В щель, в
глаза его бил воздух — противно теплый, насыщенный запахом пота и пыли, шуршал куском обоев над головой Самгина.
Глаза его прикованно остановились
на светлом круге воды в чане, — вода покрылась рябью, кольцо света, отраженного ею, дрожало, а темное пятно в центре казалось неподвижным и уже не углубленным, а выпуклым. Самгин смотрел
на это пятно, ждал чего-то и соображал...
На лице, сильно похудевшем, сердито шевелился красный, распухший носик, раздраженно поблескивали
глаза, они стали
светлее, холодней и уже не так судорожно бегали, как это помнил Клим.
У него даже голос от огорчения стал другой, высокий, жалобно звенящий, а оплывшее лицо сузилось и выражало искреннейшее горе. По вискам, по лбу, из-под
глаз струились капли воды, как будто все его лицо вспотело слезами,
светлые глаза его блестели сконфуженно и виновато. Он выжимал воду с волос головы и бороды горстью, брызгал
на песок,
на подолы девиц и тоскливо выкрикивал...
Полковник присел
на край стола и мягко спросил, хотя
глаза его стали плоскими и
посветлели...
На хозяйку Клим не смотрел, боясь увидеть в
светлых глазах ее выражение неудовольствия; она стояла у буфета, третий раз приготовляя кофе, усердно поглощаемый Дмитрием.
В окно смотрело серебряное солнце, небо — такое же холодно голубое, каким оно было ночью, да и все вокруг так же успокоительно грустно, как вчера, только
светлее раскрашено. Вдали
на пригорке, пышно окутанном серебряной парчой, курились розоватым дымом трубы домов, по снегу
на крышах ползли тени дыма, сверкали в небе кресты и главы церквей, по белому полю тянулся обоз, темные маленькие лошади качали головами, шли толстые мужики в тулупах, — все было игрушечно мелкое и приятное
глазам.
В дом прошли через кухню, — у плиты суетилась маленькая, толстая старушка с быстрыми, очень
светлыми глазами на темном лице; вышли в зал, сыроватый и сумрачный, хотя его освещали два огромных окна и дверь, открытая
на террасу.
Ногайцев старался утешать, а приват-доцент Пыльников усиливал тревогу. Он служил
на фронте цензором солдатской корреспонденции, приехал для операции аппендикса, с месяц лежал в больнице, сильно похудел, оброс благочестивой
светлой бородкой, мягкое лицо его подсохло, отвердело,
глаза открылись шире, и в них застыло нечто постное, унылое. Когда он молчал, он сжимал челюсти, и борода его около ушей непрерывно, неприятно шевелилась, но молчал он мало, предпочитая говорить.
Прежде чем ответить
на вопрос, человек этот осматривал всех в комнате
светлыми глазами, осторожно крякал, затем, наклонясь вперед, вытягивал шею, показывая за левым ухом своим лысую, костяную шишку размером в небольшую картофелину.
Светлые его волосы свалялись
на голове комьями овечьей шерсти; один
глаз затек темной опухолью, а другой, широко раскрытый и мутный, страшно вытаращен. Он был весь в лохмотьях, штанина разорвана поперек, в дыре дрожало голое колено, и эта дрожь круглой кости, обтянутой грязной кожей, была отвратительна.
Самгин видел незнакомого; только
глаза Дмитрия напоминали юношу, каким он был за четыре года до этой встречи,
глаза улыбались все еще той улыбкой, которую Клим привык называть бабьей. Круглое и мягкое лицо Дмитрия обросло
светлой бородкой; длинные волосы завивались
на концах. Он весело и быстро рассказал, что переехал сюда пять дней тому назад, потому что разбил себе ногу и Марина перевезла его.
Пришла Лидия, держась руками за виски, молча села у окна. Клим спросил: что нашел доктор? Лидия посмотрела
на него непонимающим взглядом; от синих теней в глазницах ее
глаза стали
светлее. Клим повторил вопрос.
Зрачки ее как будто вспыхнули,
посветлели на секунду и тут же замутились серой слезой, растаяли. Ослепшими
глазами глядя
на стол, щупая его дрожащей рукой, она поставила чашку мимо блюдца.
— Не понимаете? — спросил он, и его
светлые глаза снова стали плоскими. — А понять — просто: я предлагаю вам активно выразить ваши подлинные симпатии, решительно встать
на сторону правопорядка… ну-с?
«Посмотрим, как делают религию
на заводе искусственных минеральных вод! Но — как же я увижу?» Подвинув ногу по мягкому
на полу, он уперся ею в стену, а пошарив по стене рукою, нашел тряпочку, пошевелил ее, и пред
глазами его обнаружилась продолговатая, шириною в палец,
светлая полоска.
Ей было лет тридцать. Она была очень бела и полна в лице, так что румянец, кажется, не мог пробиться сквозь щеки. Бровей у нее почти совсем не было, а были
на их местах две немного будто припухлые, лоснящиеся полосы, с редкими
светлыми волосами.
Глаза серовато-простодушные, как и все выражение лица; руки белые, но жесткие, с выступившими наружу крупными узлами синих жил.
Он задрожит от гордости и счастья, когда заметит, как потом искра этого огня светится в ее
глазах, как отголосок переданной ей мысли звучит в речи, как мысль эта вошла в ее сознание и понимание, переработалась у ней в уме и выглядывает из ее слов, не сухая и суровая, а с блеском женской грации, и особенно если какая-нибудь плодотворная капля из всего говоренного, прочитанного, нарисованного опускалась, как жемчужина,
на светлое дно ее жизни.
Если ему и снятся тяжелые сны и стучатся в сердце сомнения, Ольга, как ангел, стоит
на страже; она взглянет ему своими
светлыми глазами в лицо, добудет, что у него
на сердце, — и все опять тихо, и опять чувство течет плавно, как река, с отражением новых узоров неба.
— Никто! Я выдумала, я никого не люблю, письмо от попадьи! — равнодушно сказала она, глядя
на него, как он в волнении глядел
на нее воспаленными
глазами, и ее
глаза мало-помалу теряли свой темный бархатный отлив,
светлели и, наконец, стали прозрачны. Из них пропала мысль, все, что в ней происходило, и прочесть в них было нечего.
Его мучила теперь тайна: как она, пропадая куда-то
на глазах у всех, в виду, из дома, из сада, потом появляется вновь, будто со дна Волги, вынырнувшей русалкой, с
светлыми, прозрачными
глазами, с печатью непроницаемости и обмана
на лице, с ложью
на языке, чуть не в венке из водяных порослей
на голове, как настоящая русалка!
Ваш портрет совсем
на вас не похож: у вас
глаза не темные, а
светлые, и только от длинных ресниц кажутся темными.
Китайцы
светлее индийцев, которые все темно-шоколадного цвета, тогда как те просто смуглы; у них тело почти как у нас, только
глаза и волосы совершенно черные. Они тоже ходят полуголые. У многих старческие физиономии, бритые головы, кроме затылка, от которого тянется длинная коса, болтаясь в ногах. Морщины и отсутствие усов и бороды делают их чрезвычайно похожими
на старух. Ничего мужественного, бодрого. Лица точно вылиты одно в другое.
С ним говорила миловидная белокурая арестантка,
светлыми голубыми
глазами смотревшая
на собеседника.
— Э! э! э! э! — промолвил с расстановкой, как бы с оттяжкой, дьякон, играя перстами в бороде и озирая Чертопханова своими
светлыми и жадными
глазами. — Как же так, господин? Коня-то вашего, дай Бог памяти, в минувшем году недельки две после Покрова украли, а теперь у нас ноябрь
на исходе.
Я не знал, что сказать, и как ошеломленный глядел
на это темное, неподвижное лицо с устремленными
на меня
светлыми и мертвенными
глазами. Возможно ли? Эта мумия — Лукерья, первая красавица во всей нашей дворне, высокая, полная, белая, румяная, хохотунья, плясунья, певунья! Лукерья, умница Лукерья, за которою ухаживали все наши молодые парни, по которой я сам втайне вздыхал, я — шестнадцатилетний мальчик!
Но в этот второй раз ее
глаза долго, неподвижно смотрели
на немногие строки письма, и эти
светлые глаза тускнели, тускнели, письмо выпало из ослабевших рук
на швейный столик, она закрыла лицо руками, зарыдала.
Девушка, которую он назвал своей сестрою, с первого взгляда показалась мне очень миловидной. Было что-то свое, особенное, в складе ее смугловатого, круглого лица, с небольшим тонким носом, почти детскими щечками и черными,
светлыми глазами. Она была грациозно сложена, но как будто не вполне еще развита. Она нисколько не походила
на своего брата.
Однако ж не седые усы и не важная поступь его заставляли это делать; стоило только поднять
глаза немного вверх, чтоб увидеть причину такой почтительности:
на возу сидела хорошенькая дочка с круглым личиком, с черными бровями, ровными дугами поднявшимися над
светлыми карими
глазами, с беспечно улыбавшимися розовыми губками, с повязанными
на голове красными и синими лентами, которые, вместе с длинными косами и пучком полевых цветов, богатою короною покоились
на ее очаровательной головке.
Одно время служил у отца кучер Иохим, человек небольшого роста, с смуглым лицом и очень
светлыми усами и бородкой. У него были глубокие и добрые синие
глаза, и он прекрасно играл
на дудке. Он был какой-то удачливый, и все во дворе его любили, а мы, дети, так и липли к нему, особенно в сумерки, когда он садился в конюшне
на свою незатейливую постель и брал свою дудку.
Я знал с незапамятных времен, что у нас была маленькая сестра Соня, которая умерла и теперь находится
на «том свете», у бога. Это было представление немного печальное (у матери иной раз
на глазах бывали слезы), но вместе
светлое: она — ангел, значит, ей хорошо. А так как я ее совсем не знал, то и она, и ее пребывание
на «том свете» в роли ангела представлялось мне каким-то светящимся туманным пятнышком, лишенным всякого мистицизма и не производившим особенного впечатления…
Мать редко выходит
на палубу и держится в стороне от нас. Она всё молчит, мать. Ее большое стройное тело, темное, железное лицо, тяжелая корона заплетенных в косы
светлых волос, — вся она мощная и твердая, — вспоминаются мне как бы сквозь туман или прозрачное облако; из него отдаленно и неприветливо смотрят прямые серые
глаза, такие же большие, как у бабушки.
Я натаскал мешком чистого сухого песку, сложил его кучей
на припеке под окном и зарывал брата по шею, как было указано дедушкой. Мальчику нравилось сидеть в песке, он сладко жмурился и светил мне необыкновенными
глазами — без белков, только одни голубые зрачки, окруженные
светлым колечком.
Она вся искрасна-желто-пестрая и при первом взгляде имеет какое-то сходство с тетеревиной курочкой,
на которую Действительно похожа складом тела, красноватыми бровями и вкусом мяса, только несколько поменьше;
глаза имеет черные, очень
светлые, а ножки мохнатые, покрытые белыми перышками до самых пальцев.
Глаза темные, брови широкие и красные, голова небольшая, шея довольно толстая; издали глухарь-косач покажется черным, но это несправедливо: его голова и шея покрыты очень темными, но в то же время узорно-серыми перышками; зоб отливает зеленым глянцем, хлупь испещрена белыми пятнами по черному полю, а спина и особенно верхняя сторона крыльев — по серому основанию имеют коричневые длинные пятна; нижние хвостовые перья — темные, с белыми крапинками
на лицевой стороне, а верхние, от спины идущие, покороче и серые; подбой крыльев под плечными суставами ярко-белый с черными крапинами, а остальной — сизо-дымчатый; ноги покрыты мягкими, длинными, серо-пепельного цвета перышками и очень мохнаты до самых пальцев; пальцы же облечены, какою-то скорлупообразною,
светлою чешуйчатою бронею и оторочены кожаною твердою бахромою; ногти темные, большие и крепкие.
Кажется, будто эта краснота меняется: оставляя под собой более глубокий, темный фон, она кое-где выделяется более
светлыми, быстро всплывающими и так же быстро упадающими взмахами, волнами, которые очень сильно действуют
на глаз, — по крайней мере,
на мой
глаз.
Небо тоже изменилось. Оно стало беловатым. Откуда-то сразу появились тонкие слоистые тучи. Сквозь них еще виднелся диск солнца, но уже не такой ясный, как раньше.
На него можно было смотреть невооруженным
глазом. Тучи быстро сгущались. Когда я второй раз взглянул
на небо, то местонахождение солнца определил только по неясно расплывчатому
светлому пятну. Кое-где у берега появились клочья тумана. Скоро начал моросить дождь.
Федя боялся ее, боялся ее
светлых и зорких
глаз, ее резкого голоса; он не смел пикнуть при ней; бывало, он только что зашевелится
на своем стуле, уж она и шипит: «Куда? сиди смирно».
Она внезапно остановилась и затихла при виде незнакомого; но
светлые глаза, устремленные
на него, глядели так же ласково, свежие лица не перестали смеяться.
Марфа Тимофеевна вошла и застала ее в этом положении. Лиза не заметила ее прихода. Старушка вышла
на цыпочках за дверь и несколько раз громко кашлянула. Лиза проворно поднялась и отерла
глаза,
на которых сияли
светлые, непролившиеся слезы.
Звезды исчезали в каком-то
светлом дыме; неполный месяц блестел твердым блеском; свет его разливался голубым потоком по небу и падал пятном дымчатого золота
на проходившие близко тонкие тучки; свежесть воздуха вызывала легкую влажность
на глаза, ласково охватывала все члены, лилась вольною струею в грудь.
Светлые и темные воспоминания одинаково его терзали; ему вдруг пришло в голову, что
на днях она при нем и при Эрнесте села за фортепьяно и спела: «Старый муж, грозный муж!» Он вспомнил выражение ее лица, странный блеск
глаз и краску
на щеках, — и он поднялся со стула, он хотел пойти, сказать им: «Вы со мной напрасно пошутили; прадед мой мужиков за ребра вешал, а дед мой сам был мужик», — да убить их обоих.
Нюрочка все смотрела
на светлые пуговицы исправника,
на трясущуюся голову дьячка Евгеньича с двумя смешными косичками, вылезавшими из-под засаленного ворота старого нанкового подрясника,
на молившийся со слезами
на глазах народ и казачьи нагайки. Вот о. Сергей начал читать прерывавшимся голосом евангелие о трехдневном Лазаре, потом дьячок Евгеньич уныло запел: «Тебе бога хвалим…» Потом все затихло.
— Иди, что ли, ты, Манька, — приказала Тамара подруге, которая, похолодев и побледнев от ужаса и отвращения, глядела
на покойников широко открытыми
светлыми глазами. — Не бойся, дура, — я с тобой пойду! Кому ж идти, как не тебе?!