Неточные совпадения
— Весь ведь так и сотрясается, словно
судорогой его
сводит, — продолжала
в негодовании Варвара Николаевна.
Болен я, могу без хвастовства сказать, невыносимо. Недуг впился
в меня всеми когтями и не выпускает из них. Руки и ноги дрожат,
в голове — целодневное гудение, по всему организму пробегает
судорога. Несмотря на врачебную помощь, изможденное тело не может ничего противопоставить недугу. Ночи
провожу в тревожном сне, пишу редко и с большим мученьем, читать не могу вовсе и даже — слышать чтение. По временам самый голос человеческий мне нестерпим.
Мельник с усилием поднял голову и, казалось, с трудом
отвел взор от бадьи. Его дергали
судороги, пот катился с лица его; он, стоная и охая, дотащился до завалины и упал на нее
в изнеможении.
Корзина с провизией склонилась
в руках ослабевшего человека, сидевшего
в углу вагона, и груши из нее посыпались на пол. Ближайший сосед поднял их, тихо взял корзину из рук спящего и поставил ее рядом с ним. Потом вошел кондуктор, не будя Матвея, вынул билет из-за ленты его шляпы и на место билета положил туда же белую картонную марку с номером. Огромный человек крепко спал, сидя, и на лице его бродила печальная
судорога, а порой губы
сводило, точно от испуга…
В том же балагане таз жестяной стоял, налит водой, и кто
в эту воду трёшник, а то семишник бросал, назад взять никак не мог, вода руку неведомой силой отталкивала, а пальцы
судорогой сводило.
Как теперь гляжу на него; он прогневался на одну из дочерей своих, кажется, за то, что она солгала и заперлась
в обмане; двое людей
водили его под руки; узнать было нельзя моего прежнего дедушку; он весь дрожал, лицо дергали
судороги, свирепый огонь лился из его глаз, помутившихся, потемневших от ярости!
По угнетенному виду, с которым этот человек прочитывал
в курзале русские газеты, по той
судороге, которая
сводила в это время его руки
в кулаки, я сейчас же угадал, что, кроме энфиземы, он страдал еще отсутствием благородных чувств.
Маруся засмеялась. Смех ее был резкий, звонкий, прерывистый и неприятно болезненный. Несколько раз она как-то странно всхлипнула, стараясь удержаться, и, глядя на нервную
судорогу ее лица, я понял, что все пережитое нелегко далось этой моложавой красавице. Тимофей посмотрел на нее с каким-то снисходительным вниманием. Она вся покраснела, вскочила и, собрав посуду, быстро ушла
в лес. Ее стройная фигура торопливо, будто убегая, мелькала между стволами. Тимофей
проводил ее внимательным взглядом и сказал...
Больной был мужик громадного роста, плотный и мускулистый, с загорелым лицом; весь облитый потом, с губами, перекошенными от безумной боли, он лежал на спине, ворочая глазами; при малейшем шуме, при звонке конки на улице или стуке двери внизу больной начинал медленно выгибаться: затылок его
сводило назад, челюсти судорожно впивались одна
в другую, так что зубы трещали, и страшная, длительная
судорога спинных мышц приподнимала его тело с постели; от головы во все стороны расходилось по подушке мокрое пятно от пота.
Вдруг лицо Лейлы-Фатьмы, до сих пор спокойное, исказилось до неузнаваемости. Точно страшная
судорога свела ее лоб, нос и губы. Глаза разом расширились и запылали таким безумным огнем, какого я еще не видала
в глазах людей. Она быстро схватила меня за руку и подвела к темному маленькому окошку
в углу горницы.
Сказала и без чувств упала наземь. Подняли ее, положили на диванчик возле Дуни. Тяжело дышала Варенька. Из высоко и трепетно поднимавшейся груди исходили болезненные, жалобные стоны. Всю ее
сводило и корчило
в судорогах. Марья Ивановна бережно прикрыла ее покровцем. Но из других, бывших
в сионской горнице, никто не встревожился ее припадком. Все были рады ему. С набожным восторгом говорили хлысты...
Я стала молиться или, вернее, просить, всей душой и сердцем просить, умоляя помочь мне,
отвести беду. С наивною и робкою мольбою стояла я перед образом, судорожно сжимая руки у самого подбородка, так что хрустели хрупкие маленькие пальцы.
Судорога сжимала мне горло.
В груди закипали рыдания… Я зажимала губы, чтобы не дать вырваться крику исступления… Мои мысли твердили
в пылавшем мозгу: «Помоги, Боже, помоги, помоги мне! Я знаю только первые десять билетов!»
Вскоре опять началась рвота. Больной слабел, глаза его тускнели,
судороги чаще
сводили ноги и руки, но пульс все время был прекрасный. Мы втроем растирали Черкасова. Соседка ушла. Аксинья сидела
в углу и с тупым вниманием глядела на нас.
Россия давно уже тяжело больна духом, ее
сводят судороги одержимого,
в нее вселились бесы, то реакционные, то революционные, то черные, то красные.