Неточные совпадения
— А голубям — башки
свернуть. Зажарить. Нет, —
в самом деле, — угрюмо продолжал Безбедов. — До самоубийства дойти можно. Вы идете лесом или — все равно —
полем, ночь, темнота, на земле, под ногами, какие-то шишки. Кругом — чертовщина: революции, экспроприации, виселицы, и… вообще — деваться некуда! Нужно, чтоб пред вами что-то светилось. Пусть даже и не светится, а просто: существует. Да — черт с ней — пусть и не существует, а выдумано, вот — чертей выдумали, а верят, что они есть.
Она быстро обвила косу около руки,
свернула ее
в кольцо, закрепила кое-как черной большой булавкой на голове и накинула на плечи платок. Мимоходом подняла с
полу назначенный для Марфеньки букет и положила на стол.
Говор многоголосной толпы, выкрикивания евреев-факторов, стук экипажей — весь этот грохот, катившийся какою-то гигантскою волной, остался сзади, сливаясь
в одно беспрерывное, колыхавшееся, подобно волне, рокотание. Но и здесь, хотя толпа была реже, все же то и дело слышался топот пешеходов, шуршание колес, людской говор. Целый обоз чумаков выезжал со стороны
поля и, поскрипывая, грузно
сворачивал в ближайший переулок.
Ночевать мы должны были
в татарской деревне, но вечер был так хорош, что матери моей захотелось остановиться
в поле; итак, у самой околицы
своротили мы немного
в сторону и расположились на крутом берегу маленькой речки.
Отряд
свернул с хорошей дороги и повернул на малоезженную, шедшую среди кукурузного жнивья, и стал подходить к лесу, когда — не видно было, откуда — с зловещим свистом пролетело ядро и ударилось
в середине обоза, подле дороги,
в кукурузное
поле, взрыв на нем землю.
Рассыпанные меж кустов и по
полю стрелки стали сбираться вокруг барабанщика, и Зарядьев, несмотря на сильный неприятельский огонь, командуя как на ученье,
свернул человек четыреста оставшихся солдат
в небольшую колонну.
Они
свернули в сторону и шли всё по скошенному
полю, то прямо, то забирая направо, пока не вышли на дорогу. Скоро показались тополи, сад, потом красные крыши амбаров; заблестела река, и открылся вид на широкий плес с мельницей и белою купальней. Это было Софьино, где жил Алехин.
Она привыкла к тому, что эти мысли приходили к ней, когда она с большой аллеи
сворачивала влево на узкую тропинку; тут
в густой тени слив и вишен сухие ветки царапали ей плечи и шею, паутина садилась на лицо, а
в мыслях вырастал образ маленького человечка неопределенного
пола, с неясными чертами, и начинало казаться, что не паутина ласково щекочет лицо и шею, а этот человечек; когда же
в конце тропинки показывался жидкий плетень, а за ним пузатые ульи с черепяными крышками, когда
в неподвижном, застоявшемся воздухе начинало пахнуть и сеном и медом и слышалось кроткое жужжанье пчел, маленький человечек совсем овладевал Ольгой Михайловной.
Я не философ — боже сохрани! —
И не мечтатель. За
полетом пташки
Я не гонюсь, хотя
в былые дни
Не вовсе чужд был глупой сей замашки.
Ну, муза, — ну, скорее, — разверни
Запачканный листок свой подорожный!..
Не завирайся, — тут зоил безбожный…
Куда теперь нам ехать из Кремля?
Ворот ведь много, велика земля!
Куда? — «На Пресню погоняй, извозчик!» —
«Старуха, прочь!..
Сворачивай, разносчик...
Тотчас за больницей город кончался и начиналось
поле, и Сазонка побред
в поле. Ровное, не нарушаемое ни деревом, ни строением, оно привольно раскидывалось вширь, и самый ветерок казался его свободным и теплым дыханием. Сазонка сперва шел по просохшей дороге, потом
свернул влево и прямиком по пару и прошлогоднему жнитву направился к реке. Местами земля была еще сыровата, и там после его прохода оставались следы его ног с темными углублениями каблуков.
С
поля нá
поле от Луповиц,
в котловине, над безводной летом речкой раскинулась деревня Коршунова. Еще три часа до полудня Пахом был уже там. Проехав улицей
в конце деревни,
своротил он направо, спустился по косогору
в «келейный ряд», что выстроен курмышом возле овражка. Там остановил он свою рыженькую у низенькой, старенькой, набок скривившейся избушки. Ворота были заперты. Пахом постучал
в окошко, отклика нет.
Мы нервно хохотали. Тарантас
свернул с Киевского шоссе и покатил по проселку. Вдалеке по
полям быстро шел какой-то человек с двумя детьми. Вот — известные по снимкам две башенки при въезде
в яснополянскую усадьбу. Мы покатили по длинной березовой аллее.
Запад уже не горел золотом. Он был покрыт ярко-розовыми, клочковатыми облаками, выглядевшими, как вспаханное
поле. По дороге гнали стадо; среди сплошного блеянья овец слышалось протяжное мычанье коров и хлопанье кнута. Мужики, верхом на устало шагавших лошадях, с запрокинутыми сохами возвращались с пахоты. Сергей Андреевич
свернул в переулок и через обсаженные ивами конопляники вышел
в поле. Он долго шел по дороге, понурившись и хмуро глядя
в землю. На душе у него было тяжело и смутно.
Обозы мчались… На дороге было тесно, часть повозок
свернула в сторону и скакала прямо по
полю, через грядки. Из лесу вылетел на нашу дорогу артиллерийский парк. Двойные зеленые ящики были запряжены каждый
в три пары лошадей, ездовые яростно хлестали лошадей по взмылившимся бокам. Ящики мчались, гремя огромными коваными колесами. Артиллеристы скакали, как будто перед ними была пустая дорога, а она вся была полна обозами.
Сторожевой дружинник
в коротких словах рассказал, как он заметил Павла, бежавшего с ножом от Чурчилы. Фигура беглеца, благодаря вышедшей из облаков луны, действительно видна была мелькающей по
полю. За ним стремглав бросилась погоня. Павел, перебежав большое пространство,
своротил в прибрежные кусты и засел
в них.