Неточные совпадения
Марксизм обозначал совершенно новую формацию, он был кризисом
русской интеллигенции.
Он очень приветствовал мою статью и писал мне, что возлагает большие надежды на
русских марксистов для дальнейшего теоретического развития
марксизма.
По сравнению с
марксизмом старый
русский социализм мне представлялся явлением провинциальным.
Марксизм конца 90 годов был несомненно процессом европеизации
русской интеллигенции, приобщением ее к западным течениям, выходом на больший простор.
Но на почве
марксизма у нас возникнет среди левой интеллигенции течение более высокой и сложной культуры, подготовившее
русский идеализм начала XX в.
В противоположность
марксизму он утверждает свою веру в стихийность народа, и прежде всего
русского народа.
Русские марксисты будут западниками в другом смысле, а в
марксизме коммунистов раскроются некоторые черты
русского мессианизма.
Он пишет в 1875 г. письмо к Энгельсу, в котором говорит, что пути
русской революции особые и что к России не применимы принципы
марксизма.
Марксизм был приспособлен к
русским условиям и русифицирован.
Мессианская идея
марксизма, связанная с миссией пролетариата, соединилась и отожествилась с
русской мессианской идеей.
Я не видел сознания этой проблемы в
марксизме и в настроениях левой
русской интеллигенции.
Так, напр., в
русской революции
марксизм превратился в символ и миф.
В Ткачеве уже и тогда назревал
русский якобинец на подкладке социализма, но еще не
марксизма. И его темперамент взял настолько вверх, что он вскоре должен был бежать за границу, где и сделался вожаком целой группы
русских революционеров, издавал журнал, предавался самой махровой пропаганде… и кончил убежищем для умалишенных в Париже, где и умер в половине 80-х годов. Про него говорили, что он стал неумеренно предаваться винным возлияниям. Это, быть может, и ускорило разложение его духовной личности.
Собственно"лавровцев"было мало и в Париже, и в
русских столицах. Его умственный склад был слишком идейный. Я думаю, что высшего влияния он достиг только своими"Историческими письмами". Тогда же и в Париже, а потом в Петербурге и Москве, как известно, наша молодежь после увлечения народничеством и подпольными сообществами ушла в
марксизм или делалась социал-революционерами и анархистами-экспроприаторами, что достаточно и объявилось в движении 1905–1906 годов.
А Михайловский и его «
Русское богатство» все продолжали твердить о том, что
марксизм ведет к примирению с действительностью и к полнейшей пассивности. В весело-грозовой атмосфере захватывающей душу работы, борьбы и опасности как смешны казались эти упреки! А у самого Михайловского, в сущности, давно уже не было никаких путей. Он открещивался от народничества, решительно отклонял от себя название народника. И, по-видимому, совершенно уже утратил всякую веру в революцию.
Тема в то время была самая боевая, «
Русское богатство» занимало по отношению к
марксизму весьма враждебную позицию, а я уже был марксистом.
Уже в начале девяностых годов, совершенно не отражаясь в легальной литературе, в революционной
русской среде все больше начинали распространяться идеи
марксизма, развитые еще в середине восьмидесятых годов Г. В. Плехановым и возглавляемою им группой «Освобождение труда».
В то время как другие сотрудники «
Русского богатства» с раскольничьею нетерпимостью сторонились марксистов и избегали с ними частных, не публично-боевых встреч, Короленко и его друг Н. Ф. Анненский, напротив, пользовались всяким случаем, чтобы поговорить и поспорить с марксистами, и очень часто их можно было встретить на журфиксах М. И. Туган-Барановского, где собирались все тогдашние представители легального
марксизма — П. Б. Струве, В. Я. Богучарский, П. П. Маслов, М. П. Неведомский, А. М. Калмыкова и др.
Я послал Михайловскому «Записки врача» при письме, где писал, что охотно поместил бы свои «Записки» в «
Русском богатстве», если бы можно было сделать как-нибудь так, чтобы появление мое в этом журнале не знаменовало моего как бы отхода от
марксизма.
Тоталитарно и догматически были восприняты и пережиты
русской интеллигенцией сен-симонизм, фурьеризм, гегелианство, материализм,
марксизм —
марксизм в особенности.
В 1875 г. он пишет «Открытое письмо к Энгельсу», в котором говорит об особых путях России и об особом характере грядущей
русской революции, к которой нельзя просто применять принципов
марксизма.
Характер
русской революции был таков, она произошла в столь своеобразных условиях, что идеологически ей мог соответствовать лишь очень трансформированный
марксизм и именно в сторону противоположную детерминизму.
Воинствующий коммунизм Бакунина идет дальше воинствующего атеизма
русских коммунистов, которые все-таки не закрыли всех церквей и на которых чувствуется интеллектуалистическое влияния
марксизма.
Русский преображенный
марксизм провозглашает господство политики над экономикой, силу власти изменять как угодно хозяйственную жизнь страны.
Русский коммунизм трудно понять вследствие двойного его характера. С одной стороны он есть явление мировое и интернациональное, с другой стороны — явление
русское и национальное. Особенно важно для западных людей понять национальные корни
русского коммунизма, его детерминированность
русской историей. Знание
марксизма этому не поможет.
При этом нельзя сказать, что Ткачев противополагает перенесению на
русскую почву
марксизма принципы народничества.
В
русском марксизме-ленинизме этот процесс дегуманизации пошел еще дальше, и он обусловлен всей обстановкой возникновения
русского коммунизма.
Русские восприняли сначала
марксизм по преимуществу со стороны объективно-научной.
Он обвинял меньшевиков в педантическом следовании
марксизму и отвлеченном перенесении его принципов на
русскую почву.
Не революционному народничеству, а именно ортодоксальному, тоталитарному
марксизму удалось совершить революцию, в которой Россия перескочила через стадию капиталистического развития, которое представлялось столь неизбежной первым
русским марксистам.
Он первый противоположил тому
русскому применению
марксизма, которое считает нужным в России развитие капитализма, буржуазную революцию, конституцию и пр., точку зрения очень близкую
русскому большевизму.
Он всегда говорил, что
русская революция будет не такой, какой представляли ее себе доктринеры
марксизма.
С этим связана была особенная проблема в истории
русской социалистической мысли — может ли Россия миновать капиталистическое развитие, господство буржуазии, может ли революция быть социалистической, можно ли применять к России теорию
марксизма, не считаясь с особенностями
русского пути.
Произошло незаметное соединение традиций революционного
марксизма с традициями старой
русской революционности, не желавшей допустить капиталистической стадии в развитии России, с Чернышевским, Бакуниным, Нечаевым, Ткачевым.
И наиболее революционно настроенные
русские марксисты должны были иначе истолковать
марксизм и построить другие теории
русской революции, выработать иную тактику.
Если одна часть
русских марксистов более всего дорожила целостным, тоталитарным характером своего революционного миросозерцания, охраняла свою ортодоксию и отличалась крайней нетерпимостью, если
марксизм и социализм были для них религией, то в другой части произошла дифференциация разных культурных областей, была нарушена революционная целостность и произошло освобождение подавленной жизни духа и духовного творчества.
И нужно понять сущность
марксизма и его двойственность, чтобы ориентироваться в дальнейших
русских течениях.
К этому сознанию придут и
русские коммунисты, вопреки своему западному
марксизму.
Русская революция совершалась под символикой марксизма-ленинизма, а не народнического социализма, который имел за собой старые традиции.
Первоначально
марксизм на
русской почве был крайней формой
русского западничества.
Были признаны права религии, философии, искусства, независимо от социального утилитаризма реальной жизни, т. е. права духа, которые отрицались
русским нигилизмом, революционным народничеством и анархизмом и революционным
марксизмом.
Марксизм, столь не
русского происхождения и не
русского характера, приобретает
русский стиль, стиль восточный, почти приближающийся к славянофильству.
Убийство Александра II по постановлению партии «Народная воля» было концом и срывом
русских революционных движений до возникновения
марксизма.
Марксизм был крушением
русской интеллигенции, был сознанием ее слабости.
Нужно сказать, что
марксизм впервые выступил в России как учение более культурное, чем старое народничество, он требовал более высокого интеллектуального уровня, восстал против идеализации
русской отсталости.
Но
русские усвоили себе по преимуществу полупросвещение
марксизма, т. е. классовую точку зрения, не знающую над собой ничего высшего, никакой высшей инстанции.
У
русских социал-демократов ничего не осталось от
марксизма, кроме веры в исключительную миссию всесильного пролетариата.
Русские социал-демократы всегда очень плохо усваивали себе ту сторону
марксизма, которая кладет в основу социального процесса развитие производительных сил, и очень хорошо усваивали себе другую сторону, которая проповедовала классовую ненависть.
Но в дальнейшем
марксизм подвергся у нас народническому перерождению, и
русские марксисты также начали идеализировать тьму, если она связана с миром трудовым, и поносить культуру, как порождение мира цензового.
Нет никакой возможности вбить в голову
русских социалистов объективную истину
марксизма о развитии производительных сил как экономическом базисе социализма, о зависимости распределения от производства, о закономерности социального развития, о реакционности всех социалистических экспериментов, уменьшающих производительность труда и т. п.