Неточные совпадения
Ну, положим, даже не братьев, не единоверцев, а просто
детей, женщин, стариков; чувство возмущается, и
русские люди бегут, чтобы помочь прекратить эти ужасы.
И действительно, Кити видела, что она всегда занята: или она уводит с вод
детей русского семейства, или несет плед для больной и укутывает ее, или старается развлечь раздраженного больного, или выбирает и покупает печенье к кофею для кого-то.
— Ваш отец был настоящий
русский, как
дитя, — сказала она, и глаза ее немножко покраснели. Она отвернулась, прислушиваясь. Оркестр играл что-то бравурное, но музыка доходила смягченно, и, кроме ее, извне ничего не было слышно. В доме тоже было тихо, как будто он стоял далеко за городом.
— В университете учатся немцы, поляки, евреи, а из
русских только
дети попов. Все остальные россияне не учатся, а увлекаются поэзией безотчетных поступков. И страдают внезапными припадками испанской гордости. Еще вчера парня тятенька за волосы драл, а сегодня парень считает небрежный ответ или косой взгляд профессора поводом для дуэли. Конечно, столь задорное поведение можно счесть за необъяснимо быстрый рост личности, но я склонен думать иначе.
— Надо. Отцы жертвовали на церкви,
дети — на революцию. Прыжок — головоломный, но… что же, брат, делать? Жизнь верхней корочки несъедобного каравая, именуемого Россией, можно озаглавить так: «История головоломных прыжков
русской интеллигенции». Ведь это только господа патентованные историки обязаны специальностью своей доказывать, что существуют некие преемственность, последовательность и другие ведьмы, а — какая у нас преемственность? Прыгай, коли не хочешь задохнуться.
Такую великую силу — стоять под ударом грома, когда все падает вокруг, — бессознательно, вдруг, как клад найдет, почует в себе
русская женщина из народа, когда пламень пожара пожрет ее хижину, добро и
детей.
И вот этому я бы и научил и моих
детей: «Помни всегда всю жизнь, что ты — дворянин, что в жилах твоих течет святая кровь
русских князей, но не стыдись того, что отец твой сам пахал землю: это он делал по-княжески «.
Не понимаю, как человек не злой, как Тушар, иностранец, и даже столь радовавшийся освобождению
русских крестьян, мог бить такого глупого
ребенка, как я.
Шумной и многочисленной толпой сели мы за стол. Одних
русских было человек двенадцать да несколько семейств англичан. Я успел заметить только белокурого полного пастора с женой и с
детьми. Нельзя не заметить: крик, шум, везде
дети, в сенях, по ступеням лестницы, в нумерах, на крыльце, — и все пастора. Настоящий Авраам — после божественного посещения!
Когда наша шлюпка направилась от фрегата к берегу, мы увидели, что из деревни бросилось бежать множество женщин и
детей к горам, со всеми признаками боязни. При выходе на берег мужчины толпой старались не подпускать наших к деревне, удерживая за руки и за полы. Но им написали по-китайски, что женщины могут быть покойны, что
русские съехали затем только, чтоб посмотреть берег и погулять. Корейцы уже не мешали ходить, но только старались удалить наших от деревни.
А здесь — в этом молодом крае, где все меры и действия правительства клонятся к тому, чтобы с огромным
русским семейством слить горсть иноплеменных
детей, диких младенцев человечества, для которых пока правильный, систематический труд — мучительная, лишняя новизна, которые требуют осторожного и постепенного воспитания, — здесь вино погубило бы эту горсть, как оно погубило диких в Америке.
«Нет,
русская; а мы жили все с якутами, так вот
дети по-русски и не говорят».
Тсутсую я подарил серебряную позолоченную ложку, с чернью, фасона наших деревенских ложек, и пожелал, чтоб он привык есть ею и приучил бы
детей своих, «в надежде почаще обедать с
русскими».
«
Русский, — отвечал он, — в 1814 году взят французами в плен, потом при Ватерлоо дрался с англичанами, взят ими, завезен сюда, женился на черной, имею шестерых
детей».
Можно даже высказать такой парадокс: славянофилы, взгляды которых, кстати сказать, я в большей части не разделяю, были первыми
русскими европейцами, так как они пытались мыслить по-европейски, самостоятельно, а не подражать западной мысли, как подражают
дети.
— Если вы желаете знать, то по разврату и тамошние, и наши все похожи. Все шельмы-с, но с тем, что тамошний в лакированных сапогах ходит, а наш подлец в своей нищете смердит и ничего в этом дурного не находит.
Русский народ надо пороть-с, как правильно говорил вчера Федор Павлович, хотя и сумасшедший он человек со всеми своими детьми-с.
Жил ты у великороссийского помещика Гура Крупяникова, учил его
детей, Фофу и Зёзю,
русской грамоте, географии и истории, терпеливо сносил тяжелые шутки самого Гура, грубые любезности дворецкого, пошлые шалости злых мальчишек, не без горькой улыбки, но и без ропота исполнял прихотливые требования скучающей барыни; зато, бывало, как ты отдыхал, как ты блаженствовал вечером, после ужина, когда отделавшись, наконец, от всех обязанностей и занятий, ты садился перед окном, задумчиво закуривал трубку или с жадностью перелистывал изуродованный и засаленный нумер толстого журнала, занесенный из города землемером, таким же бездомным горемыкою, как ты!
Потесненные
русскими, они ушли на Уссури, а оттуда, под давлением казаков, перекочевали на реку Улахе. Теперь их осталось только 12 человек: 3 мужчин, 5 женщин и 4
детей.
Поплелись наши страдальцы кой-как; кормилица-крестьянка, кормившая кого-то из
детей во время болезни матери, принесла свои деньги, кой-как сколоченные ею, им на дорогу, прося только, чтобы и ее взяли; ямщики провезли их до
русской границы за бесценок или даром; часть семьи шла, другая ехала, молодежь сменялась, так они перешли дальний зимний путь от Уральского хребта до Москвы.
Городская полиция вдруг потребовала паспорт
ребенка; я отвечал из Парижа, думая, что это простая формальность, — что Коля действительно мой сын, что он означен на моем паспорте, но что особого вида я не могу взять из
русского посольства, находясь с ним не в самых лучших сношениях.
В этом я очень
русский мыслитель и
дитя Достоевского.
— Слушайте,
дети, вы —
русские и с этого дня должны говорить по — русски.
Долго спустя я понял, что
русские люди, по нищете и скудости жизни своей, вообще любят забавляться горем, играют им, как
дети, и редко стыдятся быть несчастными.
Русским людям культурного слоя XIX и XX вв. свойственна быстрая смена поколений и настроений; постоянная распря
детей и отцов особенно характерна для России.
Это хорошо, потому что, помимо всяких колонизационных соображений, близость
детей оказывает ссыльным нравственную поддержку и живее, чем что-либо другое, напоминает им родную
русскую деревню; к тому же заботы о
детях спасают ссыльных женщин от праздности; это и худо, потому что непроизводительные возрасты, требуя от населения затрат и сами не давая ничего, осложняют экономические затруднения; они усиливают нужду, и в этом отношении колония поставлена даже в более неблагодарные условия, чем
русская деревня: сахалинские
дети, ставши подростками или взрослыми, уезжают на материк и, таким образом, затраты, понесенные колонией, не возвращаются.
Плодовитость сахалинских женщин и невысокая детская смертность, как увидит ниже читатель, скоро поднимут процент
детей еще выше, быть может, даже до
русской нормы.
В настоящее время
русские, оставленные Хвостовым, на Северном Сахалине уже забыты, и об их
детях ничего не известно.
В другом месте туземцы сообщили такую подробность: двое
русских имели
детей от жен-туземок.
В Александровске всем известный здесь татарин Кербалай живет с
русскою Лопушиной и имеет от нее троих
детей.
Но опять-таки, вероятно, за отсутствием уверенности в своем праве, эта борьба с
русскими была нерешительна до смешного, и японцы держали себя, как
дети.
Казацкому сотнику Черному, приводившему курильских айно в
русское подданство, вздумалось наказать некоторых розгами: «При одном виде приготовлений к наказанию айно пришли в ужас, а когда двум женщинам стали вязать руки назад, чтобы удобнее расправиться с ними, некоторые из айно убежали на неприступный утес, а один айно с 20 женщинами и
детьми ушел на байдаре в море…
Любовь голубя к голубке и общая их нежность к
детям признаны всем народом
русским и засвидетельствованы его песнями и поговорками: авторитет убедительный и неопровержимый.
Французы называют его курли,
русские охотники — кроншнепом, а народ — степняком, или степнягой, потому что степь по преимуществу служит ему постоянным жилищем; в степи выводит он
детей, и в степи же достигают они полного возраста.
— Разве на одну секунду… Я пришел за советом. Я, конечно, живу без практических целей, но, уважая самого себя и… деловитость, в которой так манкирует
русский человек, говоря вообще… желаю поставить себя, и жену мою, и
детей моих в положение… одним словом, князь, я ищу совета.
На этот быстрый вопрос я так же быстро ответил: «
Русское сердце в состоянии даже в самом враге своего отечества отличить великого человека!» То есть, собственно, не помню, буквально ли я так выразился… я был
ребенок… но смысл наверно был тот!
Надо признаться, что ему везло-таки счастье, так что он, уж и не говоря об интересной болезни своей, от которой лечился в Швейцарии (ну можно ли лечиться от идиотизма, представьте себе это?!!), мог бы доказать собою верность
русской пословицы: «Известному разряду людей — счастье!» Рассудите сами: оставшись еще грудным
ребенком по смерти отца, говорят, поручика, умершего под судом за внезапное исчезновение в картишках всей ротной суммы, а может быть, и за пересыпанную с излишком дачу розог подчиненному (старое-то время помните, господа!), наш барон взят был из милости на воспитание одним из очень богатых
русских помещиков.
Но если все
русские мыслят, как это
дитя, то…» — он не договорил и вошел во дворец.
«В заблиставших патриотизмом глазах этого
ребенка, — сказал он, — я прочел мнение всего
русского народа.
«
Ребенок! — говорит он мне вдруг, — как ты думаешь: если я приму православие и освобожу ваших рабов, пойдут за мной
русские или нет?» — «Никогда!» — вскричал я в негодовании.
А наши няньки, закачивая
детей, спокон веку причитывают и припевают: «Будешь в золоте ходить, генеральский чин носить!» Итак, даже у наших нянек чин генерала считался за предел
русского счастья и, стало быть, был самым популярным национальным идеалом спокойного, прекрасного блаженства.
Она скромно рассказывала о Париже, о своих путешествиях, о Бадене; раза два рассмешила Марью Дмитриевну и всякий раз потом слегка вздыхала и как будто мысленно упрекала себя в неуместной веселости; выпросила позволение привести Аду; снявши перчатки, показывала своими гладкими, вымытыми мылом à la guimauve [Алфейным (фр.).] руками, как и где носятся воланы, рюши, кружева, шу; обещалась принести стклянку с новыми английскими духами: Victoria’s Essence, [Духи королевы Виктории (фр.).] и обрадовалась, как
дитя, когда Марья Дмитриевна согласилась принять ее в подарок; всплакнула при воспоминании о том, какое чувство она испытала, когда в первый раз услыхала
русские колокола: «Так глубоко поразили они меня в самое сердце», — промолвила она.
В стороне от дорожки, в густой траве, сидела молодая женщина с весьма красивым, открытым
русским лицом. Она закручивала стебельки цикория и давала их двухлетнему
ребенку, которого держала у себя на коленях. Возле нее сидела девочка лет восьми или девяти и лениво дергала за дышельце тростниковую детскую тележку.
А через пять лет мы будем говорить: «Несомненно, взятка — страшная гадость, но, знаете,
дети… семья…» И точно так же через десять лет мы, оставшись благополучными
русскими либералами, будем вздыхать о свободе личности и кланяться в пояс мерзавцам, которых презираем, и околачиваться у них в передних.
Среди
русских интеллигентов, как уже многими замечено, есть порядочное количество диковинных людей, истинных
детей русской страны и культуры, которые сумеют героически, не дрогнув ни одним мускулом, глядеть прямо в лицо смерти, которые способны ради идеи терпеливо переносить невообразимые лишения и страдания, равные пытке, но зато эти люди теряются от высокомерности швейцара, съеживаются от окрика прачки, а в полицейский участок входят с томительной и робкой тоской.
Но, кроме того, есть и еще соображение: эти посещения напоминают
детям, что они —
русские, а гувернерам и гувернанткам, их окружающим, свидетельствуют, что и в России возможна своего рода vie de chateau. [жизнь в замке (франц.)]
— А это по-татарски. У них всё если взрослый
русский человек — так Иван, а женщина — Наташа, а мальчиков они Кольками кличут, так и моих жен, хоть они и татарки были, но по мне их все уже
русскими числили и Наташками звали, а мальчишек Кольками. Однако все это, разумеется, только поверхностно, потому что они были без всех церковных таинств, и я их за своих
детей не почитал.
— Да, что же, мол, хоть я и
русский, но ведь я мужчина, и чего нужно, чтобы грудное
дитя воспитывать, тем не одарен.
— Вот-вот-вот. Был я, как вам известно, старшим учителем латинского языка в гимназии — и вдруг это наболело во мне… Всё страсти да страсти видишь… Один пропал, другой исчез… Начитался, знаете, Тацита, да и задал
детям, для перевода с
русского на латинский, период:"Время, нами переживаемое, столь бесполезно-жестоко, что потомки с трудом поверят существованию такой человеческой расы, которая могла оное переносить!"7
На Париж-то ему посмотреть хочется, а жалованье небольшое и
детей куча — вот он и плетется в
русский ресторан «завтракать».
При
детях находилась еще и гувернантка, бойкая
русская барышня, поступившая в дом тоже пред самым выездом и принятая более за дешевизну.