Неточные совпадения
— Смотрю я на вас, мои юные
собеседники, — говорил между тем Василий Иванович, покачивая головой и опираясь скрещенными
руками на какую-то хитро перекрученную палку собственного изделия, с фигурой турка вместо набалдашника, — смотрю и не могу не любоваться. Сколько в вас силы, молодости, самой цветущей, способностей, талантов! Просто… Кастор и Поллукс! [Кастор и Поллукс (они же Диоскуры) — мифологические герои-близнецы, сыновья Зевса и Леды. Здесь — в смысле: неразлучные друзья.]
Держа в
руках чашку чая, Варвара слушала ее почтительно и с тем напряжением, которое является на лице человека, когда он и хочет, но не может попасть в тон
собеседника.
Тот снова отрастил до плеч свои ангельские кудри, но голубые глаза его помутнели, да и весь он выцвел, поблек, круглое лицо обросло негустым, желтым волосом и стало длиннее, суше. Говоря, он пристально смотрел в лицо
собеседника, ресницы его дрожали, и казалось, что чем больше он смотрит, тем хуже видит. Он часто и осторожно гладил правой
рукою кисть левой и переспрашивал...
Лето проводила в огороде и саду: здесь она позволяла себе, надев замшевые перчатки, брать лопатку, или грабельки, или лейку в
руки и, для здоровья, вскопает грядку, польет цветы, обчистит какой-нибудь куст от гусеницы, снимет паутину с смородины и, усталая, кончит вечер за чаем, в обществе Тита Никоныча Ватутина, ее старинного и лучшего друга,
собеседника и советника.
Слуга подходил ко всем и протягивал
руку: я думал, что он хочет отбирать пустые чашки, отдал ему три, а он чрез минуту принес мне их опять с теми же кушаньями. Что мне делать? Я подумал, да и принялся опять за похлебку, стал было приниматься вторично за вареную рыбу, но
собеседники мои перестали действовать, и я унялся. Хозяевам очень нравилось, что мы едим; старик ласково поглядывал на каждого из нас и от души смеялся усилиям моего соседа есть палочками.
В половодовском кабинете велась долгая интимная беседа, причем оба
собеседника остались, кажется, особенно довольны друг другом, и несколько раз, в порыве восторга, принимались жать друг другу
руки.
Марья Алексевна и ругала его вдогонку и кричала других извозчиков, и бросалась в разные стороны на несколько шагов, и махала
руками, и окончательно установилась опять под колоннадой, и топала, и бесилась; а вокруг нее уже стояло человек пять парней, продающих разную разность у колонн Гостиного двора; парни любовались на нее, обменивались между собою замечаниями более или менее неуважительного свойства, обращались к ней с похвалами остроумного и советами благонамеренного свойства: «Ай да барыня, в кою пору успела нализаться, хват, барыня!» — «барыня, а барыня, купи пяток лимонов-то у меня, ими хорошо закусывать, для тебя дешево отдам!» — «барыня, а барыня, не слушай его, лимон не поможет, а ты поди опохмелись!» — «барыня, а барыня, здорова ты ругаться; давай об заклад ругаться, кто кого переругает!» — Марья Алексевна, сама не помня, что делает, хватила по уху ближайшего из
собеседников — парня лет 17, не без грации высовывавшего ей язык: шапка слетела, а волосы тут, как раз под
рукой; Марья Алексевна вцепилась в них.
Наружность у Антония (так звали ябедника) была необыкновенно сладостная. Круглая фигура, большой живот, маленькая лысая голова, сизый нос и добродушные глаза, светившиеся любовью к ближним. Когда он сидел в кресле, сложив пухлые
руки на животе, вращая большими пальцами, и с тихой улыбкой глядел на
собеседника, — его можно было бы принять за олицетворение спокойной совести. В действительности это был опасный хищник.
Он взял ее за
руку и посадил на скамейку; сам сел подле нее и задумался. Аглая не начинала разговора, а только пристально оглядывала своего
собеседника. Он тоже взглядывал на нее, но иногда так, как будто совсем не видя ее пред собой. Она начала краснеть.
Старик Райнер все слушал молча, положив на
руки свою серебристую голову. Кончилась огненная, живая речь, приправленная всеми едкими остротами красивого и горячего ума. Рассказчик сел в сильном волнении и опустил голову. Старый Райнер все не сводил с него глаз, и оба они долго молчали. Из-за гор показался серый утренний свет и стал наполнять незатейливый кабинет Райнера, а
собеседники всё сидели молча и далеко носились своими думами. Наконец Райнер приподнялся, вздохнул и сказал ломаным русским языком...
При этом вопросе
собеседники сначала изумленно переглядываются, потом безнадежно махают
руками.
Девушка торопливо вытерла своим платком протянутую мясистую ладонь, которая могла ее поднять на воздух, как перышко. Она слышала, как тяжело дышал ее
собеседник, и опять собрала около ног распустившиеся складки платья, точно защищаясь этим жестом от протянутой к ней сильной
руки. В это мгновенье она как-то сама собой очутилась в железных объятиях набоба, который задыхавшимся шепотом повторял ей...
Вечером, отделавшись от своих взволнованных гостей, Прейн сидел в будуаре Раисы Павловны, которая опять угощала его кофе из собственных
рук.
Собеседники болтали самым беззаботным образом, и Раиса Павловна опять блестела пикантным остроумием, а Прейн, как школьник, болтал ногами и хохотал, как сумасшедший. Между прочим, он рассказал об эпизоде с добрым гением, причем хохотала уже Раиса Павловна.
Я все еще стоял на том же месте, как дверь кабинета отворилась, и оба
собеседника вошли. Я опять почувствовал на своей голове чью-то
руку и вздрогнул. То была
рука отца, нежно гладившая мои волосы.
Чудинов очутился на улице с маленьким саком в
руках. Он был словно пьян. Озирался направо и налево, слышал шум экипажей, крик кучеров и извозчиков, говор толпы. К счастию, последний его
собеседник по вагону — добрый, должно быть, человек был, — проходя мимо, крикнул ему...
Проговорив это, очарованный странник как бы вновь ощутил на себе наитие вещательного духа и впал в тихую сосредоточенность, которой никто из
собеседников не позволил себе прервать ни одним новым вопросом. Да и о чем было его еще больше расспрашивать? повествования своего минувшего он исповедал со всею откровенностью своей простой души, а провещания его остаются до времени в
руке сокрывающего судьбы свои от умных и разумных и только иногда открывающего их младенцам.
Он удалился скорым шагом по направлению к своему вагону, но слова его остались при мне и заставили меня задуматься. За минуту перед тем я готов был похвастаться, что ловко отделался от назойливого
собеседника, но теперь эта ловкость почему-то представилась мне уже сомнительною. А ну, как вместо ловкости-то я собственными
руками устроил себе западню? — смутно мелькало у меня в голове.
Второе княгинино письмо Передонов берег усерднее чем первое: носил его всегда при себе в бумажнике, но всем показывал и принимал при этом таинственный вид. Он зорко смотрел, не хочет ли кто-нибудь отнять это письмо, не давал его никому в
руки и после каждого показывания прятал в бумажник, бумажник засовывал в сюртук, в боковой карман, сюртук застегивал и строго, значительно смотрел на
собеседников.
Только что я коснулся в разговоре с отцом Иваном деликатной истории войны на поповках, мой
собеседник так и замахал
руками.
Он уехал, а я сунул в карман
руки и… нашел в правом кармане рублевую бумажку, а в ней два двугривенных и два пятиалтынных. И когда мне успел их сунуть мой
собеседник, так и до сих пор не понимаю. Но сделал это он необычайно ловко и совершенно кстати.
Этот Свежевский, с его всегда немного согнутой фигурой, — не то крадущейся, не то кланяющейся, — с его вечным хихиканьем и потираньем холодных, мокрых
рук, очень не нравился Боброву. В нем было что-то заискивающее, обиженное и злобное. Он вечно знал раньше всех заводские сплетни и выкладывал их с особенным удовольствием перед тем, кому они были наиболее неприятны; в разговоре же нервно суетился и ежеминутно притрогивался к бокам, плечам,
рукам и пуговицам
собеседника.
Из-за спины Панкрата тотчас вынырнул молодой человек с гладковыбритым маслянистым лицом. Поражали вечно поднятые, словно у китайца, брови и под ними ни секунды не глядящие в глаза
собеседнику агатовые глазки. Одет был молодой человек совершенно безукоризненно и модно. В узкий и длинный до колен пиджак, широчайшие штаны колоколом и неестественной ширины лакированные ботинки с носами, похожими на копыта. В
руках молодой человек держал трость, шляпу с острым верхом и блокнот.
Сам «
Собеседник» свидетельствует о важности, какую придавал им, говоря в своей заключительной статье: «Сии записки, собранные
рукою истинного и нелицемерного любителя российского народа, дали сему изданию некоторую степень важности и сотворили оное книгою, полезною каждому россиянину».
В последней книжке «
Собеседника» описан один любитель чтения, который заставляет своего дворецкого читать себе книги, а сам в это время спит, по прочтении же отмечает своей
рукой на книге: прочтена.
С этим вопросом в уме я опять поравнялся с окном. Мой таинственный
собеседник сидел на подоконнике на корточках. Пока я миновал его и пока поворачивался назад, он все подымался во весь рост, хватая воздух
руками, и всей белой фигурой, выделявшейся на темном фоне окна, изображал приемы человека, который карабкается кверху. Я опять кинул недоумелый взгляд, но затем пришел к безошибочному заключению, что таинственный
собеседник, несомненно, намекает на возможность побега.
— Ни на вершок! — сверкнув глазами, сказал безрукий и, подвинувшись всем корпусом в сторону Тихона Павловича, добавил голосом сдавленным и строгим: — Законы! Тайные причины и силы — понимаете? — Поднял кверху брови и многозначительно качнул головой. — Никому ничего не известно… Тьма! — Он съёжился, вобрав в себя голову, и мельнику представилось, что если б его
собеседник имел
руки, то он, наверное, погрозил бы ему пальцем.
И Висленев, сложив кисть левой
руки чайничком, сделал вид, как будто что-то наливает; но в это время колесо вагона подпрыгнуло и запищало на переводной стрелке и
собеседники, попятясь назад, подались в глубь своих мягких кресел.
— Нет, а ты не шути! — настойчиво сказал Горданов и, наклонясь к уху
собеседника, прошептал: — я знаю, кто о тебе думает, и не самовольно обещаю тебе любовь такой женщины, пред которою у всякого зарябит в глазах. Это вот какая женщина, пред которою и сестра твоя, и твоя генеральша — померкнут как светляки при свете солнца, и которая… сумеет полюбить так… как сорок тысяч жен любить не могут! — заключил он, быстро кинув
руку Висленева.
К тому же, у меня от природы меткий глаз и верная
рука, — страстно заключила Милица, невольно смущаясь под упорным взглядом своего
собеседника, который не спускал с неё глаз во все время, пока она говорила.
И, точно испугавшись, что его главная мысль улетит, он подсел ближе к своему
собеседнику, даже взялся
рукой за полу его люстринового балахона и заговорил тише звуком, но быстрее.
— Идея прекрасная, Сергей Степанович! — выговорил он и встал со стаканом в
руке. Глаза его обежали и светелку с видом на пестрый ковер крыш и церковных глав, и то, что стояло на столе, и своего
собеседника, и себя самого, насколько он мог видеть себя. — У вас есть инициатива! — уже горячее воскликнул он и поднял стакан, приблизив его к Калакуцкому.
— Простого вина прикажете? — сказал он с знающим видом, подмигивая мне на моего
собеседника и из
руки в
руку перекидывая салфетку.
— В
руках у Него милостей много. Не нам судить и разбирать, к чему ведет Его святой Промысел. Нам остается верить только, что все идет к лучшему! — сказал князь Иван, указывая
рукой на кроткий лик Спасителя, в ярко горящем золотом венце, глядевший на
собеседников из переднего угла светлицы.
Адам был тронут. Он взял
руку своего
собеседника, крепко пожал ее и сказал с восторгом, необыкновенно его одушевлявшим...
Он махнул
собеседникам рукою, давая им знать, чтобы они не трудились его преследовать, скрылся в кустах, и, пока наши стрелки успели — двое обежать овраг, а третий спуститься в него кубарем и вскарабкаться по другому краю его, цепляясь за кусты, — таинственный незнакомец был уже очень далеко на холму, скинул шляпу и исчез.
— Предупреждаю, я не торгуюсь… — сделал решительный жест Владислав Казимирович, как бы отстраняя
рукою всякое возражение
собеседника.
— В руцех у Него милостей много. Не нам судить и разбирать, к чему ведет Его святой промысел. Нам остается верить только, что все идет к лучшему, — сказал князь Иван, указывая
рукой на кроткий лик Спасителя, в ярко горящем золотом венце, глядевший на
собеседников из переднего угла светлицы.
Марта покачала головой и, поглядев исподлобья на своего повелителя, превратившегося из ужасного волка в смирную овечку, поспешила оставить
собеседников одних. Никласзон ударил
рукою по бумаге, которую бросил на стол перед напуганным бароном, перекачнул стул, на котором сидел, так, что длинный задок его опирался краем об стену, и, положа ноги на стол, произнес грозно...
Старик стал пристально всматриваться в лицо своего импровизованного
собеседника, бесцеремонно повернув его к свету обеими
руками за плечи.
Даже волнение, которое часто ощущал порой ее
собеседник, когда брал ее за
руку или сидел слишком близко около нее, не передавалось ей.
Но вы этим не смущайтесь, ваше высокопревосходительство!.. с ласковой фамильярностью истого барства прибавил красивый джентльмен, дружески протягивая
руку своему юному
собеседнику.
— С удовольствием, с удовольствием… — пожал он крепко
руку своему
собеседнику.
(
Собеседники пожали друг другу
руки.)
— Японцы любят переодеваться бонзами, — добавил мой
собеседник, — потому что бонзы стригут голову, японцам не нужно подвязывать косу, которая может выдать, оставшись в
руках казака… Много таких переодетых бонз бродит по Маньчжурии вообще, а по театру войны в частности…
И он так повел правой
рукой от обшлага к своему
собеседнику, и так ухмыльнулся широким и бледным ртом, что не трудно было понять...
— Воля твоя, — говорит Поскребкин Максиму Ильичу, — уступи, брат, серого коня. И во сне меня мордой пихает. Аппетит на него такой припал… слышь (тут он взял
руку своего
собеседника и приложил ладонь к желудку), так и ворчит: по-дай ры-са-ка! Не дашь, свалюсь в постель, будешь Богу отвечать. Я ли тебе не слуга?
Здесь Василий Кириллович встал и, сам воспалясь гневом, замахав
руками, вскричал так, что по сердцу
собеседника его пробежала дрожь...
Удивление троих
собеседником не имело границ. Иван Иванович осмотрел обе записки. Адрес был написан одной и той же
рукой.
— Знамя! — и бросилась бежать во внутренность дома. Явившись в цветнике, она остановилась перед
собеседниками, как преступница. Отец сурово посмотрел на нее; убийственный взор его говорил: ты не швейцарка! Видно было, что Роза собиралась плакать; но черноволосый мужчина быстро и крепко схватил ее за
руку и увлек за собою. У тына, к стороне рощи, была калитка. Могучею
рукою распахнул он калитку и, втолкнув в нее девушку, сказал ей...
Николай Павлович — суетливый человек, постоянно потирает
руки, под носом — маленький темный треугольничек волос на выбритой губе. Во всей его фигуре — как будто он сейчас хочет куда-то предупредительно броситься, что-то сделать для
собеседника. Это у него от застенчивости перед мало знакомыми людьми. Наедине со своими он спокоен и даже медлителен.