Неточные совпадения
Всё, что она
видела, подъезжая к дому и проходя через него, и теперь в своей комнате, всё производило в ней впечатление изобилия и щегольства и той новой европейской роскоши, про которые она читала только в английских
романах, но никогда не видала еще в России и в деревне.
— Я любила его, и он любил меня; но его мать не хотела, и он женился на другой. Он теперь живет недалеко от нас, и я иногда
вижу его. Вы не думали, что у меня тоже был
роман? — сказала она, и в красивом лице ее чуть брезжил тот огонек, который, Кити чувствовала, когда-то освещал ее всю.
Шум, хохот, беготня, поклоны,
Галоп, мазурка, вальс… Меж тем
Между двух теток, у колонны,
Не замечаема никем,
Татьяна смотрит и не
видит,
Волненье света ненавидит;
Ей душно здесь… Она мечтой
Стремится к жизни полевой,
В деревню, к бедным поселянам,
В уединенный уголок,
Где льется светлый ручеек,
К своим цветам, к своим
романамИ в сумрак липовых аллей,
Туда, где он являлся ей.
Клим слушал с напряженным интересом, ему было приятно
видеть, что Макаров рисует себя бессильным и бесстыдным. Тревога Макарова была еще не знакома Климу, хотя он, изредка, ночами, чувствуя смущающие запросы тела, задумывался о том, как разыграется его первый
роман, и уже знал, что героиня
романа — Лидия.
Он стал ходить к ней каждый вечер и, насыщаясь ее речами, чувствовал, что растет. Его
роман, конечно, был замечен, и Клим
видел, что это выгодно подчеркивает его. Елизавета Спивак смотрела на него с любопытством и как бы поощрительно, Марина стала говорить еще более дружелюбно, брат, казалось, завидует ему. Дмитрий почему-то стал мрачнее, молчаливей и смотрел на Марину, обиженно мигая.
— В Москве я
видела Алину — великолепна! У нее с Макаровым что-то похожее на
роман; платонический, — говорит она. Мне жалко Макарова, он так много обещал и — такой пустоцвет! Эта грешница Алина… Зачем она ему?
— Понадобилось, так явились и мысли и язык, хоть напечатать в
романе где-нибудь. А нет нужды, так и не умею, и глаза не
видят, и в руках слабость! Ты свое уменье затерял еще в детстве, в Обломовке, среди теток, нянек и дядек. Началось с неуменья надевать чулки и кончилось неуменьем жить.
Но лишь коснется речь самой жизни, являются на сцену лица, события, заговорят в истории, в поэме или
романе, греки, римляне, германцы, русские — но живые лица, — у Райского ухо невольно открывается: он весь тут и
видит этих людей, эту жизнь.
— Шикарный немец, — говорил поживший в городе и читавший
романы извозчик. Он сидел, повернувшись вполуоборот к седоку, то снизу, то сверху перехватывая длинное кнутовище, и, очевидно, щеголял своим образованием, — тройку завел соловых, выедет с своей хозяйкой — так куда годишься! — продолжал он. — Зимой, на Рождестве, елка была в большом доме, я гостей возил тоже; с еклектрической искрой. В губернии такой не
увидишь! Награбил денег — страсть! Чего ему: вся его власть. Сказывают, хорошее имение купил.
Ну а коль прочтут
роман и не
увидят, не согласятся с примечательностью моего Алексея Федоровича?
Последний вопрос самый роковой, ибо на него могу лишь ответить: «Может быть,
увидите сами из
романа».
Рахметов просидит вечер, поговорит с Верою Павловною; я не утаю от тебя ни слова из их разговора, и ты скоро
увидишь, что если бы я не хотел передать тебе этого разговора, то очень легко было бы и не передавать его, и ход событий в моем рассказе нисколько не изменился бы от этого умолчания, и вперед тебе говорю, что когда Рахметов, поговорив с Верою Павловною, уйдет, то уже и совсем он уйдет из этого рассказа, и что не будет он ни главным, ни неглавным, вовсе никаким действующим лицом в моем
романе.
Это был второй том
романа, первую часть которого я
видел когда-то в руках Дубельта.
Я слышал рассказ человека, который часто
видел Гюисманса в церкви молящимся: он необыкновенно молился, этот декадент, автор ультраупадочнического
романа «A rebours» и сатанистского
романа «La bas».
— Да, как слепые… Потом Егор спросил у Петра,
видит ли он во сне мать? Петр говорит: «не
вижу». И тот тоже не
видит. А другой слепец,
Роман,
видит во сне свою мать молодою, хотя она уже старая…
Желание отца было приведено в исполнение в тот же день. Нюрочка потащила в сарайную целый ворох книг и торжественно приготовилась к своей обязанности чтицы. Она читала вслух недурно, и, кроме Васи, ее внимательно слушали Таисья и Сидор Карпыч. Выбор статей был самый разнообразный, но Васе больше всего нравились повести и
романы из русской жизни. В каждой героине он
видел Нюрочку и в каждом герое себя, а пока только не спускал глаз с своей сиделки.
Читаю на русском перевод «Хижины дяди Тома» при первом номере «Современника». Перевод «Русского вестника» лучше, но хорошо, что и этот выдан вдруг сполна. Там публика должна ждать несколько месяцев. Я думаю, помещики и помещицы некоторые
увидят, что кивают на Петра. [То есть русские издатели
романа Бичер-Стоу имеют в виду отечественных помещиков-крепостников.]
«Милый друг, — писал он, — я согрешил, каюсь перед вами: я написал
роман в весьма несимпатичном для вас направлении; но,
видит бог, я его не выдумал; мне его дала и нарезала им глаза наша русская жизнь; я пишу за женщину, и три типа были у меня, над которыми я производил свои опыты.
Я поднялся к себе с каким-то странным предчувствием, отворил дверь и —
увидел князя. Он сидел у стола и читал
роман. По крайней мере, книга была раскрыта.
— Ах, как мне хотелось тебя
видеть! — продолжала она, подавив свои слезы. — Как ты похудел, какой ты больной, бледный; ты в самом деле был нездоров, Ваня? Что ж я, и не спрошу! Все о себе говорю; ну, как же теперь твои дела с журналистами? Что твой новый
роман, подвигается ли?
Но вот что: если этот мир — только мой, зачем же он в этих записях? Зачем здесь эти нелепые «сны», шкафы, бесконечные коридоры? Я с прискорбием
вижу, что вместо стройной и строго математической поэмы в честь Единого Государства — у меня выходит какой-то фантастический авантюрный
роман. Ах, если бы и в самом деле это был только
роман, а не теперешняя моя, исполненная иксов, и падений, жизнь.
В продолжение всего моего
романа читатель
видел, что я нигде не льстил моему герою, а, напротив, все нравственные недостатки его старался представить в усиленно ярком виде, но в настоящем случае не могу себе позволить пройти молчанием того, что в избранной им служебной деятельности он является замечательно деятельным и, пожалуй, даже полезным человеком [Вместо слов: «…замечательно деятельным и, пожалуй, даже полезным человеком» в рукописи было: «…если не великим, то по крайней мере замечательно полезным человеком» (стр. 50 об.).].
— Журналы, ma tante, журналы, — подхватил князь и потом, взявшись за лоб и как бы вспомнив что-то, обратился к Полине. — Кстати, тут вы найдете повесть или
роман одного здешнего господина, смотрителя уездного училища. Я не читал сам, но по газетам
видел — хвалят.
Помню, что в одном из прочитанных мною в это лето сотни
романов был один чрезвычайно страстный герой с густыми бровями, и мне так захотелось быть похожим на него наружностью (морально я чувствовал себя точно таким, как он), что я, рассматривая свои брови перед зеркалом, вздумал простричь их слегка, чтоб они выросли гуще, но раз, начав стричь, случилось так, что я выстриг в одном месте больше, — надо было подравнивать, и кончилось тем, что я, к ужасу своему,
увидел себя в зеркало безбровым и вследствие этого очень некрасивым.
А другой случай был совсем жалкий. И такая же женщина была, как и первая, только молодая и красивая. Очень и очень нехорошо себя вела. На что уж мы легко глядели на эти домашние
романы, но даже и нас коробило. А муж — ничего. Все знал, все
видел и молчал. Друзья намекали ему, а он только руками отмахивался. «Оставьте, оставьте… Не мое дело, не мое дело… Пусть только Леночка будет счастлива!..» Такой олух!
— Нет, нет, —
роман был самый приличный.
Видите ли, всюду, где мы останавливались на постой, городские жители имели свои исключения и прибавления, но в Букаресте так коротко обходились с нами жители, что когда однажды я стал играть на скрипке, то девушки тотчас нарядились и пришли танцевать, и такое обыкновение повелось на каждый день.
— Я не про Шигалева сказал, что вздор, — промямлил Верховенский. —
Видите, господа, — приподнял он капельку глаза, — по-моему, все эти книги, Фурье, Кабеты, все эти «права на работу», шигалевщина — всё это вроде
романов, которых можно написать сто тысяч. Эстетическое препровождение времени. Я понимаю, что вам здесь в городишке скучно, вы и бросаетесь на писаную бумагу.
— Я вам и получше и побольше комплимент скажу: глядя на ваше житье, я действительно несколько примирился с семейной жизнию; но не забудьте, что, проживши лет шестьдесят, я в вашем доме в первый раз
увидел не в
романе, не в стихах, а на самом деле осуществление семейного счастия. Не слишком же часты примеры.
—
Видел и я, — у меня глаз-то, правда, и стар, ну, да не совсем, однако, и слеп, — формы не знает, да кабы не знал по глупости, по непривычке — не велика беда: когда-нибудь научился бы, а то из ума не знает; у него из дела выходит
роман, а главное-то между палец идет; от кого сообщено, достодолжное ли течение, кому переслать — ему все равно; это называется по-русски: вершки хватать; а спроси его — он нас, стариков, пожалуй, поучит.
В неудаче с первым
романом я начинал
видеть достойную кару за сделку с совестью.
Басов (перебивая). Ты знаешь, — у нее
роман с моим письмоводителем, это факт! Я
видел, как он объяснялся ей в любви!
Пардон-пардон, Александра Тарасовича. Вы удивлены? Это,
видите ли, мое сценическое имя, отчество и фамилия. По сцене — Василий Иванович Путинковский, а в жизни Александр Тарасович Аметистов. Известная фамилия, многие представители расстреляны большевиками. Тут целый
роман. Вы прямо будете рыдать, когда я расскажу.
В своих
романах он описывал только деревню и помещичьи усадьбы, хотя деревню
видел очень редко, только когда бывал у знакомых на даче, а в помещичьей усадьбе был раз в жизни, когда ездил в Волоколамск по судебному делу.
Не умел,
видишь ты,
Роман пану как следует ответить. Дворня вся от его слов засмеялась и пан тоже.
— Я, — говорит, — тебе, дураку, счастья хочу, а ты нос воротишь. Теперь ты один, как медведь в берлоге, и заехать к тебе не весело… Сыпьте ж ему, дураку, пока не скажет: довольно!.. А ты, Опанас, ступай себе к чертовой матери. Тебя, говорит, к обеду не звали, так сам за стол не садись, а то
видишь, какое
Роману угощенье? Тебе как бы того же не было.
Эге, он порой и пану спуску не давал. Вот какой был
Роман! Когда уж осердится, то к нему, бывало, не подступайся хотя бы и пан. Ну а пан был хитрый! У него,
видишь, другое на уме было. Велел опять
Романа растянуть на траве.
Отворил пан двери, с рушницей выскочил, а уж в сенях
Роман его захватил, да прямо за чуб, да об землю… Вот
видит пан, что ему лихо, и говорит...
Когда читаешь
роман,
видишь, как обстоятельства запрещают влюбленным видеться, или родители не согласны, или состояние не позволяет, — как страдаешь в эту минуту.
В этом
романе, как читатель мог легко
видеть, судя по первой части, все будут люди очень маленькие — до такой степени маленькие, что автор считает своей обязанностью еще раз предупредить об этом читателя загодя.
Не знаю, как долго я после того спал, но, должно быть, времени прошло не мало, потому что я
видел во сне целый
роман.
И вдруг мне ясно, как в освещенной рамке, представилось лицо девушки, глядящее в темноту с таким невольно захватывающим выражением… И рядом, с скрытой последовательностью грезы или сновидения, я
увидел лучащийся взгляд Изборского… Я пожал плечами… Мне вспомнился Базаров [Базаров — герой
романа И. С. Тургенева «Отцы и дети».].
— Гибель! — продолжал он. — Я тут же,
Роман Прокофьич, и сказал: пропади ты, говорю, совсем и с чаем; плюнул на него, а с этих пор,
Роман Прокофьич, я его, этого подлого Арешку, и
видеть не хочу. А на натуре мне эту неделю,
Роман Прокофьич, стоять не позвольте, потому, ей-богу, весь я,
Роман Прокофьич, исслабел.
—
Роман Прокофьич! Зачем это такое сходство? Ведь это не нарочно писано; я сам
видел, как вы вырезали этот кусок из целого картона, — заговорил Фридрих Фридрихович.
Кроме гуманного Брет-Гарта и бульварных
романов, я уже прочитал немало серьезных книг, — они возбудили у меня стремление к чему-то неясному, но более значительному, чем все, что я
видел.
Притом же в намерениях моих было написать ежели не
роман в собственном значении этого слова, то более или менее законченную картину нравов, в которой читатель мог бы
видеть как источники «ташкентства», так и выражение этого явления в действительности.
И так как ни одной капли из всего этого ей не перепадет, то она станет сочинять целые фантастические
романы, будет
видеть волшебные сны и пробуждаться тем больше несчастною, оставленною, одинокою, чем больше преисполнен был света, суеты и лихорадочного оживления только что пережитый сон.
И вот почему мы сказали в начале статьи, что
видим в
романе Гончарова знамение времени.
Оттого-то из
романа Гончарова мы и
видим только, что Штольц — человек деятельный, все о чем-то хлопочет, бегает, приобретает, говорит, что жить — значит трудиться, и пр.
Давно уже замечено, что все герои замечательнейших русских повестей и
романов страдают оттого, что не
видят цели в жизни и не находят себе приличной деятельности.
Варвара Александровна в этот раз обратила на молодого человека должное внимание. Отличным танцором она знала его и прежде; но разговаривать с ним ей как-то еще не удавалось. Поговоря же с ним в настоящий визит, она
увидела, что он необыкновенно милый и даже умный молодой человек, потому что Хозаров так мило ей рассказал повесть Бальзака «Старик Горио», что заинтересовал ее этим
романом до невероятности.