Неточные совпадения
Роль, которую он избрал,
роль богатого землевладельца, из каких должно состоять ядро русской аристократии, не только пришлась ему вполне по вкусу, но теперь,
после того как он прожил так полгода, доставляла ему всё возрастающее удовольствие.
Жизнь брата не интересовала Клима, но
после этой сцены он стал более внимательно наблюдать за Дмитрием. Он скоро убедился, что брат, подчиняясь влиянию Кутузова, играет при нем почти унизительную
роль служащего его интересам и целям. Однажды Клим сказал это Дмитрию братолюбиво и серьезно, как умел. Но брат, изумленно выкатив овечьи глаза, засмеялся...
Самгин молчал. Да, политического руководства не было, вождей — нет. Теперь,
после жалобных слов Брагина, он понял, что чувство удовлетворения, испытанное им
после демонстрации, именно тем и вызвано: вождей — нет, партии социалистов никакой
роли не играют в движении рабочих. Интеллигенты, участники демонстрации, — благодушные люди, которым литература привила с детства «любовь к народу». Вот кто они, не больше.
«Ах, скорей бы кончить да сидеть с ней рядом, не таскаться такую даль сюда! — думал он. — А то
после такого лета да еще видеться урывками, украдкой, играть
роль влюбленного мальчика… Правду сказать, я бы сегодня не поехал в театр, если б уж был женат: шестой раз слышу эту оперу…»
Мне было около пятнадцати лет, когда мой отец пригласил священника давать мне уроки богословия, насколько это было нужно для вступления в университет. Катехизис попался мне в руки
после Вольтера. Нигде религия не играет такой скромной
роли в деле воспитания, как в России, и это, разумеется, величайшее счастие. Священнику за уроки закона божия платят всегда полцены, и даже это так, что тот же священник, если дает тоже уроки латинского языка, то он за них берет дороже, чем за катехизис.
Должен сказать при этом, что собственно чорт играл в наших представлениях наименьшую
роль.
После своего появления старшему брату он нам уже почти не являлся, а если являлся, то не очень пугал. Может быть, отчасти это оттого, что в представлениях малорусского и польского народа он неизменно является кургузым немцем. Но еще более действовала тут старинная большая книга в кожаном переплете («Печерский патерик»), которую отец привез из Киева.
После него в истории нашей социалистической мысли руководящую
роль будет играть публицистическая критика.
Любовный элемент играет в их печальном существовании роковую
роль и до суда, и
после суда. Когда их везут на пароходе в ссылку, то между ними начинает бродить слух, что на Сахалине их против воли выдадут замуж. И это волнует их. Был случай, когда они обратились к судовому начальству с просьбой походатайствовать, чтобы их не выдавали насильно.
Вихров,
после того, Христом и богом упросил играть Полония — Виссариона Захаревского, и хоть военным, как известно, в то время не позволено было играть, но начальник губернии сказал, что — ничего, только бы играл; Виссарион все хохотал: хохотал, когда ему предлагали, хохотал, когда стал учить
роль (но противоречить губернатору, по его уже известному нам правилу, он не хотел), и говорил только Вихрову, что он боится больше всего расхохотаться на сцене, и игра у него выходила так, что несколько стихов скажет верно, а потом и заговорит не как Полоний, а как Захаревский.
Вышел Видостан, в бархатном кафтане, обшитом позументами, и в шапочке набекрень.
После него выбежали Тарабар и Кифар. Все эти лица мало заняли Павла. Может быть, врожденное эстетическое чувство говорило в нем, что самые
роли были чепуха великая, а исполнители их — еще и хуже того. Тарабар и Кифар были именно те самые драчуны, которым
после представления предстояло отправиться в часть. Есть ли возможность при подобных обстоятельствах весело играть!
Он казался сильно уставшим. Платье его было мокро от дождя, лицо тоже; волосы слиплись на лбу, во всей фигуре виднелось тяжелое утомление. Я в первый раз видел это выражение на лице веселого оратора городских кабаков, и опять этот взгляд за кулисы, на актера, изнеможенно отдыхавшего
после тяжелой
роли, которую он разыгрывал на житейской сцене, как будто влил что-то жуткое в мое сердце. Это было еще одно из тех откровений, какими так щедро наделяла меня старая униатская «каплица».
А вдобавок ко всему со мною и здесь неприятное последствие вышло,
после которого я должен был свою
роль оставить.
— За мое призвание, — продолжал студент, — что я не хочу по их дудке плясать и сделаться каким-нибудь офицером, они считают меня, как и Гамлета, почти сумасшедшим. Кажется,
после всего этого можно сыграть эту
роль с душой; и теперь меня собственно останавливает то, что знакомых, которые бы любили и понимали это дело, у меня нет. Самому себе доверить невозможно, и потому, если б вы позволили мне прочесть вам эту
роль… я даже принес книжку… если вы только позволите…
После обедни откупщик тут же в церкви пригласил все знакомое ему общество к себе на полуофициальный обед, видимо, желая разыгрывать в уездном городке как бы
роль губернатора.
На свадьбе и на праздниках
после свадьбы, разумеется, они играли жалкие
роли, а потому поспешили уехать.
Понадобилась новая пьеса. Бренко обратилась к А.А. Потехину, который и дал ей «Выгодное предприятие», но с тем, чтобы его дочь, артистка-любительница, была взята на сцену. Условие было принято: г-же Потехиной дали
роль Аксюши в «Лесе», которая у нее шла очень плохо, чему способствовала и ее картавость.
После Аксюши начали воздерживаться давать
роли Потехиной, а она все требовала — и непременно героинь.
Не говорим о деятелях общественных, которых
роль в истории всякому должна быть понятна
после того, что мы сказали на предыдущей странице.
Так вот, голубушка, какие дела на свете бывают! Часто мы думаем: девушка да девушка — а на поверку выходит, что у этой девушки сын в фельдъегерях служит! Поневоле вспомнишь вашего старого сельского батюшку, как он, бывало, говаривал: что же
после этого твои, человече, предположения? и какую при сем жалкую
роль играет высокоумный твой разум! Именно так.
Княгиня насилу убедила Рогожина, что Gigot в известном происшествии отнюдь не был подкупной шпион, а только играл глупую
роль, и заставила врагов поцеловаться. Gigot исполнил это охотно, но Рогожин только едва подставил ему сухо свою щеку.
После всего этого бабушка велела их проводить каждого в свою комнату, и Патрикей свел Дон-Кихота, а Ольга отвела Gigot.
Негина. Ты у нас пообедай!
После обеда я тебе
роль почитаю, так и проведем целый день вместе. Будем привыкать к тихой семейной жизни.
Через месяц
после «Двух Фигаро» составился опять спектакль у князя Ив. Мих. Долгорукова. Я сам напросился сыграть какую-нибудь
роль, и хозяин с благодарностью принял мое предложение; кажется, спектакль состоял из небольшой комедии Н. И. Хмельницкого «Нерешительный, или Семь пятниц на неделе», и также маленькой комедии Коцебу «Новый век»; в последней я играл старого купца или банкира Верлова. Спектакль был миленький, но должно признаться, что Кокошкин говорил правду: это были пиески!
Тальма в слуги тебе не годится: ты был сегодня бог!» — Через несколько дней
после этого спектакля, когда Шаховской находился еще в упоении от игры Мочалова в
роли князя Радугина, приехал в Москву из Петербурга какой-то значительный господин, знаток и любитель театра, давнишний приятель князя Шаховского.
— А Ступендьев — это роль-с, театральная
роль,
роль мужа в пиесе «Провинциалка», — пропищал сладчайшим голоском Павел Павлович, — но это уже относится к другому разряду дорогих и прекрасных наших воспоминаний, уже
после вашего отъезда, когда Степан Михайлович Багаутов подарил нас своею дружбою, совершенно как вы-с, и уже на целых пять лет.
Обед и время
после обеда прошли у нас невесело: Леонид был скучен, Лидия Николаевна, как и при первой встрече со мною, старалась притворяться веселою и беспечною, но не выдерживала
роли, часто задумывалась и уходила по временам к мужу. Надина переходила от окна к окну; я догадался, кого она ждет.
Мочалов — в
роли Вельского, Сабуров — Посошкова и Рязанцев — Изведова (незабвенные потери для сцены) вместе с Кавалеровой, Репиной и со всеми другими без исключения — составляли такой лад в ходе пиесы, какого я, постоянный любитель театра, никогда
после не видывал.
С тех пор как Шушерин не играл, на петербургском театре «Эдипа» давали один раз, вскоре
после моего приезда в Петербург, и я теперь никак не могу вспомнить, кто играл
роль Эдипа вместо Шушерина.
Мы с Шушериным видели Семенову в
роли Аменаиды два раза; во второй раз Шушерин смотрел ее единственно для поверки сделанных им замечаний
после первого представления, которые показались мне не совсем справедливыми; но Шушерин был прав и убедил меня совершенно.
После окончания пиесы и вызовов, сначала меня, а потом Семеновой и Яковлева (последнего бог знает за что вызвали, и роль-то Ленокса была пустая) — прибежали ко мне в уборную мои советчики.
Мне рассказывал много лет спустя один верный человек, что Плавильщиков, доходивший в
роли „Эдипа в Афинах“ до такого неистовства, что ползал на четвереньках по сцене, отыскивая Антигону, — один раз играл эту
роль, будучи очень слаб
после горячки, и привел в восхищение всех московских знатоков.
— Вы и всякий имеет полнейшее право презирать меня
после того, что я наделал, и если бы я был на вашем месте, а в моей сегодняшней
роли подвизался другой, то я, может быть, даже не стал бы с ним говорить. Что тут уж и рассказывать! Человек поступил совсем как мерзавец, но поверьте… (у него задрожало все лицо и грудь) поверьте, я совсем не мерзавец, и я не был пьян. Да, я моряк, но я вина не люблю и никогда не пью вина.
Читать не хотелось, во всем теле чувствовалась усталость, и состояние в общем было такое, как у актера
после блестяще сыгранной
роли.
После такого рода неприятностей почтенный судья о театре, конечно, забыл и думать, а пустился в закавказский преферанс и выиграл тьму денег, ограничась в отношении своей
роли только тем, что, когда при его глазах лакей, метя комнату, задел щеткой тетрадку и хотел было ее вымести вместе с прочею дрянью, он сказал: «Не тронь этого, пусть тут валяется», — но тем и кончилось.
— Что Николашка причастен в этом деле, — сказал он, — non dubitandum est [Нет сомнения (лат.).]. И по роже его видно, что он за штука… Alibi выдает его с руками и ногами. Нет также сомнения, что в этом деле не он инициатор. Он был только глупым, нанятым орудием. Согласны? Не последнюю также
роль в этом деле играет и скромный Псеков. Синие панталоны, смущение, лежанье на печи от страха
после убийства, alibi и Акулька.
Тетка сказала, однако,
после спектакля в услышание всем: «Сергей Тимофеич так любит моего мужа, что даже походил на него в
роли Старорусина».
— Нельзя, — говорит, — дядюшка; нынче в свете обед играет важную
роль: обедом составляются связи, а связи
после денег самая важная вещь в жизни; обедами наживаются капиталы, потому что приобретается кредит. Обед! Обед! Это такая глубокомысленная вещь, над которой стоит подумать. Однако скажите-ка лучше мне: порядочно все было у меня?
Графиня де-Монтеспан как женщина, играющая
после хозяйки первую
роль в ее обществе, взяла на себя преимущественное право занимать графа Северина, избегая, впрочем, вопросов о его родине, ибо предположила себе, что воспоминания о Польше должны пробуждать в нем горькое и тяжелое чувство.
«У нее нет ничего, — решил, глядя на нее, Подозеров. — Она не обрежет волос, не забредит коммуной, не откроет швейной: все это для нее пустяки и утопия; но она и не склонит колена у алтаря и не помирится со скромною
ролью простой, доброй семьянинки. К чему ей прилепиться и чем ей стать? Ей нечем жить, ей не к чему стремиться, а между тем девичья пора уходит, и особенно теперь,
после огласки этой гнусной истории, не сладко ей, бедняжке!»
— Да, — пробормотал студент в раздумье. — Когда-то на этом свете жили филистимляне и амалекитяне, вели войны, играли
роль, а теперь их и след простыл. Так и с нами будет. Теперь мы строим железную дорогу, стоим вот и философствуем, а пройдут тысячи две лег, и от этой насыпи и от всех этих людей, которые теперь спят
после тяжелого труда, не останется и пыли. В сущности, это ужасно!
— Необходимо, попочка!
После чая нам нужно
роли повторить и пропеть кое-что… Я с Коромысловым дуэт буду петь… Да, как бы не забыть! Пошли, голубчик, Наталью взять сардин, водки, сыру и еще чего-нибудь. Они, вероятно, и ужинать будут… Ох, устала!
Берлинский сезон был для меня не без интереса. Я ходил в Палату и слышал Бисмарка, который тогда совсем еще не играл
роли национального героя, даже и
после войны 1866 года, доставившей Пруссии первенствующее место в Германском союзе.
Венский фашинг того времени еще полон был чувственной жизненности и всяких позывов к развеселому житью, которые совсем не притихли всего каких-нибудь два года
после разгрома Австрии на полях Садовой. Об этом что-то никто не тужил. Империя сделалась дуалистической,и когда-то крамольные венгерцы теперь как бы спасали империю той
ролью, какую они стали играть.
Она их и сыграла, но
после Адриенны, в которой не понравилась, а захватила публику Михайловского театра со второй
роли, в"Фанни Лир", что я ей и предсказывал.
На конгрессах «Мира и свободы» знакомился я и с другими молодыми эмигрантами, сверстниками Жуковского. Одного из них я помнил еще во время студенческих беспорядков в Петербургском университете, тотчас
после моего кандидатского экзамена, осенью 1861 года. Это был Н.Утин, игравший и тогда
роль вожака, бойкий, речистый, весьма франтоватый студент. С братом его, Евгением, я позднее водил многолетнее знакомство.
"Однодворец"
после переделки, вырванной у меня цензурой Третьего отделения, нашел себе сейчас же такое помещение, о каком я и не мечтал! Самая крупная молодая сила Александрийского театра — Павел Васильев — обратился ко мне. Ему понравилась и вся комедия, и
роль гарнизонного офицера, которую он должен был создать в ней. Старика отца, то есть самого"Однодворца", он предложил Самойлову,
роль старухи, жены его, — Линской, с которой я (как и с Самойловым) лично еще не был до того знаком.
Он писал (переделывая их всего чаще с французского) сенсационные мелодрамы и обстановочные пьесы, играл с своей женой в них главные
роли, составлял себе труппу на одну только вещь, и вместе с декорациями и всей обстановкой отправлялся (
после постановки ее в Лондоне) по крупным городам Великобритании, а потом и в Америку.
Дела мои стояли так. Литературно-театральный комитет (где большую
роль играл и Краевский) одобрил
после"Фразеров", принятых условно, и"Однодворца"и"Ребенка"без всякого требования переделок.
Нашел я ее в небольшой, изящно обставленной квартире, где-то далеко, отрекомендовался ей как друг театра и большой ее почитатель, отсоветовал ей брать для первого появления перед петербургской публикой
роль Адриенны Лекуврер, которую она, может, играла (я этого не помню), но, во всяком случае, не в ней так выдвинулась в «Gymnase» в каких-нибудь два-три сезона, и
после такой актрисы, как уже тогда покойная Дескле, которую в Брюсселе открыл все тот же Дюма.
Я стал даже мечтать о комедии, которая бы через сорок с лишком лет была создана на такую же почти идею. Помню, что в Париже (вскоре
после моего приезда) я набросал даже несколько монологов… в стихах, чего никогда не позволял себе. И я стал изучать заново две
роли — Чацкого (хотя еще в 1863 году играл ее) и Хлестакова. Этого мало — я составлял коллекцию костюмов для Чацкого по картинкам мод 20-х годов и очень сожалею, что она у меня затерялась.
Его, кажется, всего больше привлекала"буршикозная"жизнь корпораций, желание играть
роль, иметь похождения, чего он впоследствии и достиг, и даже в такой степени, что
после побоищ с немцами был исключен и кончил курс в Москве, где стал серьезно работать и даже готовился, кажется, к ученой дороге.
Тогда автор"Карамазовых"хоть и стоял высоко как писатель, особенно
после"Записок из мертвого дома", но отнюдь не играл
роли какого-то праведника и вероучителя, как в последние годы своей жизни.