Неточные совпадения
Менее удовлетворительно читала Джемма
роли молодых девиц — так называемых «jeunes premières» [»Героинь» (фр.).]; особенно любовные сцены не удавались ей; она сама это чувствовала и потому придавала им легкий оттенок насмешливости — словно она не верила всем этим восторженным клятвам и возвышенным речам, от которых, впрочем, сам
автор воздерживался — по мере возможности.
Из критики, исполненной таким образом, может произойти вот какой результат: теоретики, справясь с своими учебниками, могут все-таки увидеть, согласуется ли разобранное произведение с их неподвижными законами, и, исполняя
роль судей, порешат, прав или виноват
автор.
Вообще — со мною обращались довольно строго: когда я прочитал «Азбуку социальных наук», мне показалось, что
роль пастушеских племен в организации культурной жизни преувеличена
автором, а предприимчивые бродяги, охотники — обижены им. Я сообщил мои сомнения одному филологу, — а он, стараясь придать бабьему лицу своему выражение внушительное, целый час говорил мне о «праве критики».
Шаховской
роль Фальстафа отдал молодому актеру Сабурову и так же, как некогда в Петербурге от Сосницкого, требовал от Сабурова, чтоб он передразнил
автора.
Автор не может пройти мимоходом даже какого-нибудь барона фон-Лангвагена, не играющего никакой
роли в романе; и о бароне напишет он целую прекрасную страницу, и написал бы две и четыре, если бы не успел исчерпать его на одной.
Публика помнит, что Сосницкий, Щепкин, Мартынов, Максимов, Самойлов в
ролях этих
авторов не только создавали типы на сцене, что, конечно, зависит от степени таланта, но и умным и рельефным произношением сохраняли всю силу и образцового языка, давая вес каждой фразе, каждому слову. Откуда же, как не со сцены, можно желать слышать и образцовое чтение образцовых произведений?
Гоголь до того мастерски читал, или, лучше сказать, играл свою пьесу, что многие понимающие это дело люди до сих пор говорят, что на сцене, несмотря на хорошую игру актеров, особенно господина Садовского в
роли Подколесина, эта комедия не так полна, цельна и далеко не так смешна, как в чтении самого
автора.
Если в этом деле такую
роль играет печатание, то в таком случае награда следует не
автору, а Гуттенбергу; а как Гуттенберга нет в живых, то и давать ее некому.
Для них Герцен —
автор"С того берега", водрузивший на чужбине первый вольный русский станок, издатель"Колокола", поднявший до такой высоты наше общественное самосознание, — все это как бы уже не существовало, и они явились в
роли самозваных судей его личности и поведения.
Плещеев, исполнявший в журнале совершенно стушеванную
роль секретаря без всякого веса и значения, по редакционным делам был все тот же мягко-элегический, идейный уже полустарик, всегда нуждавшийся, со скудным заработком, как переводчик и
автор небольших статеек.
Представили меня и старику Сушкову, дяде графини Ростопчиной, написавшему когда-то какую-то пьесу с заглавием вроде"Волшебный какаду". От него пахнуло на меня миром"Горя от ума". Но я отвел душу в беседе с М.С.Щепкиным, который мне как
автору никаких замечаний не делал, а больше говорил о таланте Позняковой и, узнав, что ту же
роль в Петербурге будет играть Снеткова, рассказал мне, как он ей давал советы насчет одной ее
роли, кажется, в переводной польской комедийке"Прежде маменька".
Оставить без протеста такую выходку я, хоть и начинающий
автор, не счел себя вправе во имя достоинства писателя, тем больше что накануне, зная самойловские замашки по части купюр, говорил бенефицианту, что я готов сделать всякие сокращения в главной
роли, но прошу только показать мне эти места, чтобы сделать такие выкидки более литературно.
Тогда
автор"Карамазовых"хоть и стоял высоко как писатель, особенно после"Записок из мертвого дома", но отнюдь не играл
роли какого-то праведника и вероучителя, как в последние годы своей жизни.
Самым ярким пятном исполнения вышла игра Васильева. Он был"вылитый"гарнизонный офицер из кантонистов. Его фигура, тон, говор, движения, подергиванье плечами, короткое отплевыванье вбок при курении — все это была сама жизнь. Играл он свою
роль с большой охотой, и ничего лучшего никакой
автор, даже и избалованный, не мог бы желать и требовать.
И свое поведение он завершил поступком, который дал настоящую ноту того, на что он был способен: сыграв
роль, он тут же, в ночь бенефиса, отказался от нее, и начальство опять стушевалось, не сделав ни малейшей попытки отстоять права
автора.