Неточные совпадения
Везли Левшу так непокрытого, да как с одного извозчика на другого станут пересаживать, всё роняют, а поднимать станут —
ухи рвут, чтобы в память пришел.
— Убил, ваше благородие, как легли мы с ней спать, я и стал ее бранить, пошто она мне лошадь не подсобила отпрячь; она молчит; я ударил ее по щеке, она заплакала навзрыд. Это мне еще пуще досадней стало; я взял да стал ей
ухо рвать; она вырвалась и убежала от меня на двор, я нагнал ее, сшиб с ног и начал ее душить.
Когда Культяпка стал подрастать, то он позволял ему кусать свои
уши,
рвать себя за шерсть и играть с ним, как обыкновенно играют взрослые собаки со щенками.
Руки мне жгло и
рвало, словно кто-то вытаскивал кости из них. Я тихонько заплакал от страха и боли, а чтобы не видно было слез, закрыл глаза, но слезы приподнимали веки и текли по вискам, попадая в
уши.
Они пытались доказать мне, что
уши тоже можно
рвать, но это не убеждало меня, и я с торжеством говорил...
Туберозов выскочил из-под своего экипажа и бросился бегом в ржаное поле; крутивший встречь и с боков ветер останавливал его,
рвал его назад за полы, и свистал, и трубил, и визжал, и гайгайкал ему в
уши.
А когда покупатели ушли, он позвал Илью, схватил крепкими и толстыми пальцами его
ухо и начал
рвать из стороны в сторону, приговаривая рычащим голосом...
Пошла игра. Один, бледнея,
Рвал карты, вскрикивал; другой,
Поверить проигрыш не смея,
Сидел с поникшей головой.
Иные, при удачной талье,
Стаканы шумно наливали
И чокались. Но банкомет
Был нем и мрачен. Хладный пот
По гладкой лысине струился.
Он всё проигрывал дотла.
В
ушах его дана, взяла
Так и звучали. Он взбесился —
И проиграл свой старый дом,
И всё, что в нем или при нем.
Санки летят как пуля. Рассекаемый воздух бьет в лицо, ревет, свистит в
ушах,
рвет, больно щиплет от злости, хочет сорвать с плеч голову. От напора ветра нет сил дышать. Кажется, сам дьявол обхватил нас лапами и с ревом тащит в ад. Окружающие предметы сливаются в одну длинную, стремительно бегущую полосу… Вот-вот еще мгновение, и кажется — мы погибнем!
С мужчин срывали часы, нагло, лицом к лицу, запускали руку в карманы и вытаскивали бумажники, с женщин
рвали цепочки, браслеты, фермуары, даже вырывали серьги из
ушей, не говоря уже о шалях и бурнусах, которые просто стягивались с плеч, причем многие даже сами спешили освободиться от них, из боязни задушиться, так как застегнутый ворот давил собою горло.
Петр Иннокентьевич в отчаянии
рвал на себе волосы. Он готов был отдать все свое богатство за один лишь миг свидания со своей исчезнувшей дочерью, но слова Гладких: «Что с ними случилось и где они — я не знаю» — похоронным звоном отдавались в его
ушах.
К сожалению, мой совет едва ли даже достиг
ушей г. К. В одном из тех пароксизмов отчаяния, которые так напугали г. начальника тюрьмы, он начал биться на постели,
рвать на себе одежду, кричать и плакать, вообще проявил все признаки крайнего огорчения.