Неточные совпадения
Ипат — рослый и коренастый
мужик, в пестрядинной рубахе навыпуск, с громадной лохматой головой и отвислым животом, который он поминутно чешет. Он дедушкин ровесник, служил у него в приказчиках, когда еще дела были, потом остался у него жить и пользуется его полным доверием. Идет доклад. Дедушка подробно
расспрашивает, что и почем куплено; оказывается, что за весь ворох заплачено не больше синей ассигнации.
Петр Васильич выдержал характер до конца и особенно не
расспрашивал Кишкина: его воз — его и песенки. Чтобы задобрить политичного
мужика, Кишкин рассказал ему новость относительно Кедровской дачи. Это известие заставило Петра Васильича перекреститься.
Из слов отца я сейчас догадался, что малорослый
мужик с страшными глазами был тот самый Мироныч, о котором я
расспрашивал еще в карете.
«Ах, говорит, братец, на тебе записку, ступай ты к частному приставу Адмиралтейской части, — я теперь, говорит, ему дом строю на Васильевском острову, — и попроси ты его от моего имени разыскать твою жену!..» Господин частный пристав
расспросил меня, как и что, и приказал мне явиться к ним дня через два, а тем временем, говорит, пока разыщут; туточе же, словно нарочно, наш один
мужик встретился со мной в трактире и говорит мне: «Я, говорит, Савелий, твою жену встретил, идет нарядная-пренарядная!..
Но нередко в трактире певали деревенские
мужики, мастеровые, — трактирщик сам разыскивал певцов по городу,
расспрашивал о них в базарные дни у приезжих крестьян и приглашал к себе.
Со всем тем Глеб не пропускал ни одного из тех плотов, которые прогоняют по Оке костромские
мужики, чтобы не
расспросить о цене леса; то же самое было в отношении к егорьевским плотникам, которые толпами проходили иногда по берегу, направляясь из Коломны в Тулу.
Разбойные люди
расспросили дьячка про розыск, который вел в Усторожье воевода Полуект Степаныч, и обрадовались, когда Арефа сказал, что сидел вместе с Белоусом и Брехуном. Арефа подробно рассказал все, что сам знал, и разбойные люди отпустили его. Правда, один
мужик приглядывался к Охоне и даже брал за руку, но его оттащили: не такое было время, чтобы возиться с бабами. Охоня сидела ни жива ни мертва, — очень уж она испугалась. Когда телега отъехала, Арефа захохотал.
За обедом
мужики всё меня
расспрашивали: какой на мне чин от государя. Очень было трудно им это объяснить. «Как, — говорят, — твой чин называется?» Я сказал, что на мне чин коллежского секретаря. «Где же это ты секлетарем служишь?» — допытываются. Я сказал, что нигде не служу. Опять спрашивают: «Какой же ты секлетарь, коли не служишь? Где же твое секлетарство?» Я рассказывал, что это только наименование такое. Ничего не поняли.
Иван Иванович успел уже побывать за городом у косарей и на хуторе, успел
расспросить встретившихся
мужиков и баб, откуда, куда и почему; уходился страх и прилег отдохнуть.
— Да; на другой день пристав приехал,
расспросил обо мне и послал к графине: действительно ли я с нею? Оттуда дворник их знакомого художника прислал, тот поручился, меня и отпустили. А у
мужика там, в части, рубль пропал. Он после сказал мне: «Это твоя вина, — я за тебя заключался, — ты должен мне воротить», — я отдал…
Никита не отвечал, и старик понял, что забрили, и не стал
расспрашивать. Они вышли из управы на улицу. Был ясный, морозный день. Толпа
мужиков и баб, приехавших с молодежью, стояла в ожидании. Многие топтались и хлопали руками; снег хрустел под лаптями и сапогами. Пар валил от закутанных голов и маленьких лохматых лошаденок; дым поднимался из труб городка прямыми высокими столбами.
После трех ден гульбы стал Доброхотов
мужиков созывать да про писаря Морковкина
расспрашивать.
— Да в Белкине-то хорошо ли ты
расспросил у
мужиков про дорогу?
Слыхал, что по иным местам денежные
мужики от торговли бычками хорошую пользу получают,
расспросил кой-кого, как они это делают, раскинул умом, раскумекал разумом.
И еще в одном отношении я часто испытываю неловкость в разговоре с нею: Наташа знает, что я мог остаться при университете, имел возможность хорошо устроиться, — и вместо этого пошел в земские врачи. Она
расспрашивает меня о моей деятельности, об отношениях к
мужикам, усматривая во всем этом глубокую идейную подкладку, в разговоре ее проскальзывают слова «долг народу», «дело», «идея». Мне же эти слова режут ухо, как визг стекла под острым шилом.
К быту крепостных крестьян я в оба приезда на вакации и впоследствии, в наезды из Дерпта, достаточно присматривался, ходил по избам, ездил на работы, много
расспрашивал и старых дворовых, и старост, и баб. Когда дошел в Дерпте до пятого курса медицинского факультета, то лечил и
мужиков и дворовых.
Иду к старосте. Староста, сильный, с седеющей бородой и умным лицом
мужик, выходит ко мне на улицу. Я
расспрашиваю, какие подати собираются и почему так вдруг строго. Староста рассказывает мне, что приказано строго-настрого очистить к Новому году всю недоимку.
В апреле я уехал из Москвы в Тулу, оттуда в деревню. Везде жадно хватались за газеты, жадно читали и
расспрашивали.
Мужики печально говорили...
Мужики расходились. Хозяин подошел к Юрке, стал
расспрашивать — кто, откуда. Подошла и дивчина в кожанке.
Она стала
расспрашивать Дронушку подробности о нуждах
мужиков, и о том, чтó есть господского в Богучарове.
Так ничтожно то, что могут сделать один, два человека, десятки людей, живя в деревне среди голодных и по силам помогая им. Очень мало. Но вот что я видел в свою поездку. Шли ребята из-под Москвы, где они были в пастухах. И один заболел и отстал от товарищей. Он часов пять просидел и пролежал на краю дороги, и десятки
мужиков прошли мимо его. В обед ехал
мужик с картофелем и
расспросил малого и, узнав, что он болен, пожалел его и привез в деревню.
Я стал
расспрашивать его, и он, стараясь стонать слабым голосом, рассказал мне, что третьего дня у них была сходка, и он, и другой товарищ взяли билеты (паспорты), чтобы итти на низ, и тут он сказал одному
мужику, что не надо ругаться, — в ответ на что этот
мужик сбил его с ног и стал по нем ходить, т. е. избил его всего, и голову и грудь.