Что за оказия!.. но дурной каламбур не утешение для русского человека, и я, для развлечения, вздумал записывать
рассказ Максима Максимыча о Бэле, не воображая, что он будет первым звеном длинной цепи повестей; видите, как иногда маловажный случай имеет жестокие последствия!..
Неточные совпадения
Максим Максимыч сел за воротами на скамейку, а я ушел в свою комнату. Признаться, я также с некоторым нетерпением ждал появления этого Печорина; хотя, по
рассказу штабс-капитана, я составил себе о нем не очень выгодное понятие, однако некоторые черты в его характере показались мне замечательными. Через час инвалид принес кипящий самовар и чайник.
В Коби мы расстались с
Максимом Максимычем; я поехал на почтовых, а он, по причине тяжелой поклажи, не мог за мной следовать. Мы не надеялись никогда более встретиться, однако встретились, и, если хотите, я расскажу: это целая история… Сознайтесь, однако ж, что
Максим Максимыч человек, достойный уважения?.. Если вы сознаетесь в этом, то я вполне буду вознагражден за свой, может быть, слишком длинный
рассказ.
Мальчик смеялся, слушая эти описания, и забывал на время о своих тяжелых попытках понять
рассказы матери. Но все же эти
рассказы привлекали его сильнее, и он предпочитал обращаться с расспросами к ней, а не к дяде
Максиму.
Дядя
Максим всегда недовольно хмурился в таких случаях, и, когда на глазах матери являлись слезы, а лицо ребенка бледнело от сосредоточенных усилий, тогда
Максим вмешивался в разговор, отстранял сестру и начинал свои
рассказы, в которых, по возможности, прибегал только к пространственным и звуковым представлениям.
Рассказ сокольника запал в душу
Максима.
А. М.
Максимов сказал, что сегодня утром приехал в Москву И. Ф. Горбунов, который не откажется выступить с
рассказом из народного быта, С. А. Бельская и В. И. Родон обещали дуэт из оперетки, Саша Давыдов споет цыганские песни, В. И. Путята прочтет монолог Чацкого, а П. П. Мещерский прямо с репетиции поехал в «Щербаки» пригласить своего друга — чтеца П. А. Никитина, слава о котором гремела в Москве, но на сцене в столице он ни разу не выступал, несмотря на постоянные приглашения и желание артистов Малого театра послушать его.
— «Славься сим,
Максим Петрович, славься, нежная к нам мать!» [«Славься сим,
Максим Петрович, славься, нежная к нам мать!» — Это двустишие, приводимое Бегушевым, заимствовано из
рассказа М.Загоскина «Официальный обед»: «Осип Андреевич Кочька или сам недосмотрел, или переписчики ошиблись, только в припеве польского второй стих остался без всякой поправки, и певчие, по писанному, как по сказанному, проревели во весь голос: “Славься сим,
Максим Петрович!
— Егорушка, возлюбленный, любопытны твои
рассказы про далекую сторону, но хотелось бы нам послушать про царя и верховного пророка
Максима. Писал ты, что он завел какие-то новые правила, установились новые обряды. Расскажи об этом, любезный.
Между араратскими много ходит
рассказов про чудеса иерусалимского старца, даже про чудеса царя
Максима.
«Зачем скрывают? — сама думает. — Ведь я приведена. Зачем же смущают ни с чем не сообразными богохульными
рассказами про какого-то верховного гостя, про каких-то Ивана Тимофеича да царя
Максима?.. Зачем отторгли они меня от всего, к чему я с малых лет привыкла? А была я тогда безмятежна, сомнений не знала и тревог душевных не знала».
Прошло шесть лет. Яков и Григорий Иоаникиевы Строгановы сошли в могилу. Их великое дело на далекой по тогдашнему времени окраине России перешло в руки не принимавшего до тех пор участия в делах братьев их младшего брата Семена Иоаникиева и двум сыновьям покойного
Максима Яковлевича и Никиты Григорьева Строгановых. Их и застаем мы в момент начала нашего
рассказа в июле 1631 года в деревянном замке.