Неточные совпадения
Между моими знакомыми был один почтенный старец, исправник, отрешенный по сенаторской ревизии от дел. Он занимался составлением просьб и хождением по делам, что именно было ему запрещено. Человек этот, начавший
службу с незапамятных времен, воровал, подскабливал, наводил ложные справки в трех губерниях, два раза был под судом и проч. Этот ветеран земской полиции любил
рассказывать удивительные анекдоты
о самом себе и
своих сослуживцах, не скрывая
своего презрения к выродившимся чиновникам нового поколения.
Помада очень мало изменился в Москве. По крайней ветхости всего его костюма можно было безошибочно полагать, что житье его было не сахарное.
О службе своей он разговаривал неохотно и только несколько раз принимался
рассказывать, что долги
свои он уплатил все до копеечки.
Частный пристав поклоном головы выразил, что исполнит все приказанное ему, после чего, пригласив Миропу Дмитриевну отойти с ним в сторонку, стал ее расспрашивать. Миропа Дмитриевна очень точно и подробно все
рассказала ему, умолчав, конечно,
о своих сердечных отношениях к камергеру. Выслушав
свою клиентку, частный пристав прежде всего довольно решительно объявил, что она ничего не взыщет с выгнанного из всех
служб камергера.
Илья с гордостью
рассказал Пашке
о своей службе у Строганого.
Когда Евсей служил в полиции, там
рассказывали о шпионах как
о людях, которые всё знают, всё держат в
своих руках, всюду имеют друзей и помощников; они могли бы сразу поймать всех опасных людей, но не делают этого, потому что не хотят лишить себя
службы на будущее время. Вступая в охрану, каждый из них даёт клятву никого не жалеть, ни мать, ни отца, ни брата, и ни слова не говорить друг другу
о тайном деле, которому они поклялись служить всю жизнь.
Солдат курил папиросы и
рассказывал о своем прошлом,
о том, как он на
службу из конторщиков попал, охотой пошел, как его ранили, как потом отставку получил и как в нищие попал.
Семен не любил долго молчать, ему становилось скучно и вяло, слово за словом, он начинал
рассказывать что-то неинтересное
о своей службе в церкви,
о восковых огарках и характере ктитора, купца Авдунова.
И Степан Ильич, случалось, зазывал Ашанина в
свою образцовую по чистоте и порядку каюту и там беседовал с ним по душе,
рассказывая о тяготе прежней
службы,
о несправедливостях и притеснениях, какие приходилось испытать.
Иногда к нам заходил из
своего отдельного купе наш главный врач Давыдов. Он много и охотно
рассказывал нам об условиях
службы военного врача,
о царящих в военном ведомстве непорядках;
рассказывал о своих столкновениях с начальством и
о том, как благородно и независимо он держался в этих столкновениях. В рассказах его чувствовалась хвастливость и желание подладиться под наши взгляды. Интеллигентного в нем было мало, шутки его были циничны, мнения пошлы и банальны.
Однажды, восхищенный успехами
своего войска, он пришел к царевне Софии,
рассказывал о подвигах
своих, шутил над женским правлением; говорил, что для рук, привыкших владеть иглою и веретеном, тяжела держава, с которою надо соединять и меч; грозился некогда
своими новобранными наказать врагов отечества и наконец, увидев меня, приглашал вступить к себе в
службу.
Павел Петрович замечал проделки Суворова, но сдерживался. Когда же последний уехал с развода, Павел Петрович, призвав к себе князя Андрея, долго и сильно пенял на Александра Васильевича, вспомнил
свой разговор с ним в кабинете, говорил, что не мог от него добиться толку, что на все намеки его, государя,
о поступлении вновь на
службу Суворов отвечал подробным описанием штурма Измаила и на замечание Павла Петровича, что он мог бы оказать новые услуги, вступив в
службу, начал
рассказывать о взятии Праги.
И оба приятеля
рассказывали друг другу — один
о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой
о приятности и выгодах
службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.