Неточные совпадения
Приветствуйте за меня Анненковых. Я слышал, что она ожидает умножения семейства. Дай бог, чтоб это хорошо у них кончилось. К ним не пишу, Федор Федорович им будет
рассказывать про нашу жизнь лучше всякого
письма. Может быть, скажет многое, чего и нет…
— Нет, нет, я не
про то говорю. Помнишь! Тогда еще у нас денег не было, и ты ходила мою сигарочницу серебряную закладывать; а главное, позволь тебе заметить, Мавра, ты ужасно передо мной забываешься. Это все тебя Наташа приучила. Ну, положим, я действительно все вам
рассказал тогда же, отрывками (я это теперь припоминаю). Но тона, тона
письма вы не знаете, а ведь в
письме главное тон.
Про это я и говорю.
— Хуже, ты был приживальщиком, то есть лакеем добровольным. Лень трудиться, а на денежки-то у нас аппетит. Всё это и она теперь понимает; по крайней мере ужас, что
про тебя
рассказала. Ну, брат, как я хохотал над твоими
письмами к ней; совестно и гадко. Но ведь вы так развращены, так развращены! В милостыне есть нечто навсегда развращающее — ты явный пример!
После свадьбы Варвара, с радости, стала выпивать, особенно часто с Грушиною. Раз, под хмельком, когда у нее сидела Преполовенская, Варвара проболталась о
письме. Всего не
рассказала, а намекнула довольно ясно. Хитрой Софье и того было довольно, — ее вдруг словно осенило. И как сразу не догадаться было! — мысленно пеняла она себе. По секрету
рассказала она
про подделку
писем Вершиной, и от той пошло по всему городу.
Она просто, ясно, без всякого преувеличения, описала постоянную и горячую любовь Алексея Степаныча, давно известную всему городу (конечно, и Софье Николавне); с родственным участием говорила о прекрасном характере, доброте и редкой скромности жениха; справедливо и точно
рассказала про его настоящее и будущее состояние;
рассказала правду
про всё его семейство и не забыла прибавить, что вчера Алексей Степанович получил чрез
письмо полное согласие и благословение родителей искать руки достойнейшей и всеми уважаемой Софьи Николавны; что сам он от волнения, ожидания ответа родителей и несказанной любви занемог лихорадкой, но, не имея сил откладывать решение своей судьбы, просил ее, как родственницу и знакомую с Софьей Николавной даму, узнать: угодно ли, не противно ли будет ей, чтобы Алексей Степаныч сделал формальное предложение Николаю Федоровичу.
«Нет, черт возьми, — думаю, — довольно: более не поддамся», и сшутил с его
письмом такую же штуку, какую он
рассказывал про темляк, то есть «хорошо, говорю, мой друг; благодарю тебя за доверие…
Когда г-же Петицкой принесли от княгини в подарок рояль, то она удивилась и даже немножко обиделась; но княгиня прислала ей при этом такое любезное и доброе
письмо, что она не в состоянии была отказаться принять подарок от нее, и с тех пор почти дружба связала обеих этих дам. Главное, г-жа Петицкая, несмотря на свой скромный и печальный вид, ужасно смешила княгиню,
рассказывая ей разные разности
про останкинских господ и госпож. О, она казалась княгине очень умною и ужасною насмешницей!
Евгений
рассказал матери
про письмо.
Дошло до него и
письмо Кузьмичева Великим постом, где тот обращался к нему, как к влиятельному пайщику их товарищества,
рассказывал про изменившееся к нему отношение хозяина парохода, просил замолвить за него словечко, жаловался на необходимость являться к судебному следователю, намекал на то, — но очень сдержанно, — что Теркин, быть может, захочет дать свое свидетельское показание, а оно было бы ему «очень на руку».
Она продолжала
письмо к своей матери в Петербург, где в объективном тоне
рассказывала про успехи Александра Ильича. Она знала, что ее матери все это было чрезвычайно приятно… Прежний Гаярин скрылся навсегда, для тщеславной и набитой сословностью жизни.
«Ужо вернусь, сейчас же за
письмо папеньке с маменькой сяду! Беспременно отпишу, чтобы не беспокоились милые мои старички, — решила Даша, — да всего-то в
письме рассказывать не стану. К чему их беспокоить задаром… Господь с ними, с девочками, пусть смеются! К чему нашим
про это знать!»