Неточные совпадения
Ласка всё подсовывала голову под его руку. Он погладил ее, и она тут же у ног его свернулась кольцом, положив голову на высунувшуюся заднюю лапу. И в знак того, что теперь всё хорошо и благополучно, она слегка
раскрыла рот, почмокала
губами и, лучше уложив около старых зуб липкие
губы, затихла в блаженном спокойствии. Левин внимательно следил за этим последним ее движением.
Мы нашли бедного Максима на земле. Человек десять мужиков стояло около него. Мы слезли с лошадей. Он почти не стонал, изредка
раскрывал и расширял глаза, словно с удивлением глядел кругом и покусывал посиневшие
губы… Подбородок у него дрожал, волосы прилипли ко лбу, грудь поднималась неровно: он умирал. Легкая тень молодой липы тихо скользила по его лицу.
Струнников начинает расхаживать взад и вперед по анфиладе комнат. Он заложил руки назад; халат распахнулся и
раскрыл нижнее белье. Ходит он и ни о чем не думает. Пропоет «Спаси, Господи, люди Твоя», потом «Слава Отцу», потом вспомнит, как протодьякон в Успенском соборе, в Москве, многолетие возглашает, оттопырит
губы и старается подражать. По временам заглянет в зеркало, увидит: вылитый мопс! Проходя по зале, посмотрит на часы и обругает стрелку.
С этими словами он
раскрыл рот и распялил пальцами
губы.
Все взгляды впились в учителя, о котором известно, что вчера он был пьян и что его Доманевич вел под руку до квартиры. Но на красивом лице не было видно ни малейшего смущения. Оно было свежо, глаза блестели, на
губах играла тонкая улыбка. Вглядевшись теперь в это лицо, я вдруг почувствовал, что оно вовсе не антипатично, а наоборот — умно и красиво… Но… все-таки вчера он был пьян… Авдиев
раскрыл журнал и стал делать перекличку.
Глазам Кули представилась черная африканская голова с кучерявою шерстью вместо волос. Негр лежал, широко
раскрыв остолбеневшие глаза. Он тяжело дышал ускоренным смрадным дыханием и шевелил пурпурным языком между запекшимися
губами.
— Можете, — отвечал казначей и посмотрел на худого монаха. Тот подошел к раке, отпер ее висевшим у него на поясе ключом и с помощью казначея приподнял крышку, а сей последний
раскрыл немного и самую пелену на мощах, и Вихров увидел довольно темную и, как ему показалось, не сухую даже грудь человеческую. Трепет объял его; у него едва достало смелости наклониться и прикоснуться
губами к священным останкам. За ним приложились и все прочие, и крышка раки снова опустилась и заперлась.
Странный и страшный сон мне приснился в эту самую ночь. Мне чудилось, что я вхожу в низкую темную комнату… Отец стоит с хлыстом в руке и топает ногами; в углу прижалась Зинаида, и не на руке, а на лбу у ней красная черта… а сзади их обоих поднимается весь окровавленный Беловзоров,
раскрывает бледные
губы и гневно грозит отцу.
Ее грудь дышала возле моей, ее руки прикасались моей головы, и вдруг — что сталось со мной тогда! — ее мягкие, свежие
губы начали покрывать все мое лицо поцелуями… они коснулись моих
губ… Но тут Зинаида, вероятно, догадалась, по выражению моего лица, что я уже пришел в себя, хотя я все глаз не
раскрывал, — и, быстро приподнявшись, промолвила...
«Он меня любит!» — вспыхивало вдруг во всем ее существе, и она пристально глядела в темноту; никому не видимая тайная улыбка
раскрывала ее
губы… но она тотчас встряхивала головой, заносила к затылку сложенные пальцы рук, и снова, как туман, колыхались в ней прежние думы.
Лицо ее, покрытое зеленоватою бледностию, было недвижно;
раскрыв побелевшие
губы, вытянув шею, она смотрела сухими глазами, полными замешательства, в угол, где сидели старики.
Старик и говорил так, как будто было очень холодно, с расстановками и не
раскрывая как следует рта; и губные согласные выговаривал он плохо, заикаясь на них, точно у него замерзли
губы. Обращаясь к Егорушке, он ни разу не улыбнулся и казался строгим.
Я знал, что она, может быть, запутается и не поймет подробностей; но я знал тоже, что она отлично хорошо поймет сущность. Так и случилось. Она побледнела, как платок, хотела что-то проговорить,
губы ее болезненно искривились; но как будто ее топором подсекли, упала на стул. И все время потом она слушала меня,
раскрыв рот, открыв глаза и дрожа от ужасного страха. Цинизм, цинизм моих слов придавил ее…
Буланин только что собирался с новенькой сетью и с верным Савкою идти на перепелов… Внезапно разбуженный этими пронзительными звуками, он испуганно вскочил на кровати и
раскрыл глаза. Над самой его головой стоял огромный, рыжий, веснушчатый солдат и, приложив к
губам блестящую медную трубу, весь красный от натуги, с раздутыми щеками и напряженной шеей, играл какой-то оглушительный и однообразный мотив.
— Мерекаю самоучкой, — сказал бродяга, приседая у чемодана и без спроса открывая крышку. Семенов смотрел на это, не говоря ни слова. Федор стал
раскрывать одну книгу за другой, просматривая заглавия и иногда прочитывая кое-что из середины. При этом его высокий лоб собирался в морщины, а
губы шевелились, несмотря на то, что он читал про себя. Видно было, что чтение стоило ему некоторого усилия.
Он встал, но, подымаясь,
раскрыл книгу на предисловии и зашевелил
губами, прочитывая кое-что на выдержку. Одна фраза остановила на себе его внимание. Что-то вроде удовлетворения мелькнуло в его лице и в глазах, когда он взглянул на молодого человека.
Смех не сходил с ее
губ, свежих, как свежа утренняя роза, только что успевшая
раскрыть, с первым лучом солнца, свою алую, ароматную почку, на которой еще не обсохли холодные крупные капли росы.
Она то щурила свои глаза, то внезапно их
раскрывала; а на
губах у ней постоянно играла улыбка, желавшая казаться равнодушной.
Ворошилов с недоумением оглянулся вокруг и вздрогнул: сзади, за самыми его плечами, стоял и, безобразно
раскрыв широкий рот, улыбался молодой лакей с масляным глупым лицом и беспечно веселым взглядом. Заметив, что Ворошилов на него смотрит, лакей щелкнул во рту языком, облизнулся и, проведя рукой по
губам, молвил...
„Василий Иваныч“ прозвучало для него с ласкою вздрагивающего голоска.
Губы своего рта она
раскрывала как-то особенно мило.
Когда хозяин
раскрыл свой морщинистый рот с бледными и тонкими
губами, две новых челюсти так и заблистали.
Узник остолбенел. Сердце Розы поворотилось в груди, как жернов; кровь застыла в ее жилах… она успела только сделать полуоборот головою… в каком-то безумии устремила неподвижные взоры на дверь,
раскрыла рот с посинелыми
губами… одною рукою она обнимала еще ногу Паткуля, как будто на ней замерла; другую руку едва отделила от звена, которое допиливала… В этом положении она, казалось, окаменела.
Этой минутой Пизонский не медлил: он быстро рванулся вперед и поплыл вдогонку за беглым питомцем. Но старые члены дяди Котина работали плохо, и прежде, чем он проплыл половину реки, питомец его уже выбрался на берег и в мокром бельишке понесся во всю прыть вкруть по Крестовой тропе. Константин Ионыч хотел кричать, хотел удержать дитя ласковым кликом, но в тот самый момент, как он, плывучи,
раскрыл свои дрожащие
губы, их заткнула какая-то белая, мокрая тряпка.