Неточные совпадения
Соня упала на ее труп, обхватила ее руками и так и замерла, прильнув головой к иссохшей
груди покойницы. Полечка припала к ногам матери и целовала их, плача навзрыд. Коля и Леня, еще не поняв, что случилось, но предчувствуя что-то очень страшное, схватили один другого обеими руками за плечики и, уставившись один в другого глазами, вдруг вместе, разом,
раскрыли рты и начали кричать. Оба еще были в костюмах: один в чалме, другая в ермолке с страусовым пером.
Он лежал навзничь,
раскрыв ладонями книзу покрытые веснушками руки, и после больших промежутков, равномерно подергиваясь высокой и могучею
грудью, всхлипывал, глядя на небо остановившимися, налитыми кровью глазами.
— Готов, — сказал фельдшер, мотнув головой, но, очевидно, для порядка,
раскрыл мокрую суровую рубаху мертвеца и, откинув от уха свои курчавые волосы, приложился к желтоватой неподвижной высокой
груди арестанта. Все молчали. Фельдшер приподнялся, еще качнул головой и потрогал пальцем сначала одно, потом другое веко над открытыми голубыми остановившимися глазами.
Мы нашли бедного Максима на земле. Человек десять мужиков стояло около него. Мы слезли с лошадей. Он почти не стонал, изредка
раскрывал и расширял глаза, словно с удивлением глядел кругом и покусывал посиневшие губы… Подбородок у него дрожал, волосы прилипли ко лбу,
грудь поднималась неровно: он умирал. Легкая тень молодой липы тихо скользила по его лицу.
— Можете, — отвечал казначей и посмотрел на худого монаха. Тот подошел к раке, отпер ее висевшим у него на поясе ключом и с помощью казначея приподнял крышку, а сей последний
раскрыл немного и самую пелену на мощах, и Вихров увидел довольно темную и, как ему показалось, не сухую даже
грудь человеческую. Трепет объял его; у него едва достало смелости наклониться и прикоснуться губами к священным останкам. За ним приложились и все прочие, и крышка раки снова опустилась и заперлась.
Ее
грудь дышала возле моей, ее руки прикасались моей головы, и вдруг — что сталось со мной тогда! — ее мягкие, свежие губы начали покрывать все мое лицо поцелуями… они коснулись моих губ… Но тут Зинаида, вероятно, догадалась, по выражению моего лица, что я уже пришел в себя, хотя я все глаз не
раскрывал, — и, быстро приподнявшись, промолвила...
— Было двое сыновей, батюшка, да обоих господь прибрал. Оба на твоем государском деле под Полоцком полегли, когда мы с Никитой Романычем да с князем Пронским Полоцк выручали. Старшему сыну, Василью, вражий лях, налетев, саблей голову
раскроил, а меньшему-то, Степану, из пищали
грудь прострелили, сквозь самый наплечник, вот настолько повыше левого соска!
— Будьте же нежнее, внимательнее, любовнее к другим, забудьте себя для других, тогда вспомнят и о вас. Живи и жить давай другим — вот мое правило! Терпи, трудись, молись и надейся — вот истины, которые бы я желал внушить разом всему человечеству! Подражайте же им, и тогда я первый
раскрою вам мое сердце, буду плакать на
груди вашей… если понадобится… А то я, да я, да милость моя! Да ведь надоест же наконец, ваша милость, с позволения сказать.
Едва
раскрою рот и скажу одно слово, как у меня вот тут (показывает на
грудь) начинает душить, переворачиваться, и язык прилипает к горлу.
— Так! я должна это сделать, — сказала она наконец решительным и твердым голосом, — рано или поздно — все равно! — С безумной живостью несчастливца, который спешит одним разом прекратить все свои страдания, она не сняла, а сорвала с шеи черную ленту, к которой привешен был небольшой золотой медальон. Хотела
раскрыть его, но руки ее дрожали. Вдруг с судорожным движением она прижала его к
груди своей, и слезы ручьем потекли из ее глаз.
Что-то грозное пробежало по лицам, закраснелось в буйном пламени костра, взметнулось к небу в вечно восходящем потоке искр. Крепче сжали оружие холодные руки юноши, и вспомнилось на мгновение, как ночью
раскрывал он сорочку, обнажал молодую
грудь под выстрелы. — Да, да! — закричала душа, в смерти утверждая жизнь. Но ахнул Петруша высоким голосом, и смирился мощный бас Колесникова, и смирился гнев, и чистая жалоба, великая печаль вновь
раскрыла даль и ширь.
Англия морем отделена от человечества и, гордая своей замкнутостью, не
раскрывает своей
груди интересам материка, британец никогда не отступится от своей личности; он знает великую заслугу свою, то неприкосновенное величие, тот нимб уважения, которым он окружил именно идею личности.
Тогда Мячков размахивался и изо всех сил ударял наивного хвастуна, но не в
грудь, а под ложечку, как раз туда, где кончается грудная клетка и где у детей такое чувствительное место. Несколько минут новичок не мог передохнуть и с вытаращенными глазами, перегнувшись пополам, весь посиневший от страшной боли, только
раскрывал и закрывал рот, как рыба, вытащенная из воды. А Мячков около него радостно потирал руки, кашлял и сгибался в три погибели, заливаясь тоненьким ликующим смехом.
Девочка остановилась посередь избы,
раскрыв губы и прижимая
грудь ручонками: она едва переводила дух от усталости.
«И неужели, неужели правда была все то, — восклицал он опять, вдруг подымая голову с подушки и
раскрывая глаза, — все то, что этот… сумасшедший натолковал мне вчера о своей ко мне любви, когда задрожал у него подбородок и он стукал в
грудь кулаком?
Маша, не
раскрывая пялец, слегка приложилась к ним
грудью и подперла голову руками.
Набирает воздуху — голову и
грудь подымет кверху, рот
раскроет, а как выпустит воздух, так весь и рухнет опять на стол.
Чует он, что кто-то мацает его за
грудь и свитку
раскрывает, а поворохнуться не может: точно ему руки и ноги веревками повязали…
— Нет, не вру, — отвечала солдатка и, севши на лавку,
раскрыла свою
грудь и сказала: — Накось, глядите-ка — вот они тяпочки… Это когда я ее вчера душить стала, так она меня зубами за титьку тяпнула.
На паперти, волнуясь до известной степени, стояла довольно значительная кучка публики, посреди которой, опершись на суковатую палицу, возвышалась фигура Полоярова. Пальто его было распахнуто и широко
раскрывало на
груди красную рубашку, шляпа надвинута на глаза, и вся физиономия, вся поза Ардальона выражала грозную решимость гражданского мужества.
Я лег вчера спать еще до ужина. Сегодня проснулся рано. Отдернул занавески,
раскрыл окно. Небо чистое и синее, солнце горячим светом заливает еще мокрый от дождя сад; на липах распустились первые цветки, и в свежем ветерке слабо чувствуется их запах; все кругом весело поет и чирикает… На душе ни следа вчерашнего.
Грудь глубоко дышит, хочется напряжения, мускульной работы, чувствуешь себя бодрым и крепким.
Сообразно обстоятельствам он так приубрался, что от него даже на всем просторе открытого нагорного воздуха струился запах ладана и кипариса, а когда ветерок
раскрывал его законный охабень с звериной опушью, то внизу виден был новый мухояровый «рабский азямчик» и во всю
грудь через шею висевшая нить крупных деревянных шаров.
Она неподвижно лежала с закрытыми глазами и вдруг тихо всхлипнула. Сильнее, все сильнее.
Грудь дышала с хриплым свистом, как туго работающие мехи. Катра
раскрыла глаза, в тоске села.
Узник остолбенел. Сердце Розы поворотилось в
груди, как жернов; кровь застыла в ее жилах… она успела только сделать полуоборот головою… в каком-то безумии устремила неподвижные взоры на дверь,
раскрыла рот с посинелыми губами… одною рукою она обнимала еще ногу Паткуля, как будто на ней замерла; другую руку едва отделила от звена, которое допиливала… В этом положении она, казалось, окаменела.
Я же, нисколько не оробев,
раскрыл свои объятия и рявкнул голосом Леонидова из Александринского театра сицевое: «Собрат, приди ко мне на
грудь!» Сцена эта подействовала.
Мартыныч сделал три шага к столу,
раскрыл рот, хотел что-то сказать и сразу, точно у него подшиб кто ноги, хлопнулся на колена и сложил руки на
груди.
— Полонил я только одну красавицу, разумную думушку, — отвечал Хабар, — она шепнула мне полюбовное слово и вам велела молвить: родные-то мы, братцы, по святой по Руси, родные скоро будем и по батюшке Ивану Васильевичу. Приду я к вам, мои кровные, припаду к вашим ногам, примите меня, друженьки, во свою семью. Вам
раскрою белу
грудь мою: выроньте в нее семя малое, слово ласково разрастется широким деревцом. Снимите вы голову, не плачьте по волосам; помилуете — буду ввек вам рабыней-сестрой.
Десять лет
раскрывал я ему
грудь свою, и в ней читал он до последней тайной буквы!..
Альбина не отвечала и только, схватившись за
грудь,
раскрыв рот, с ужасом смотрела на мужа.
Разожгло ее наскрозь, — в восемнадцать, братцы мои, лет печаль-горе, как майский дождь, недолго держится.
Раскрыла она свои белые плечики, смуглые губки бесу подставляет, — и в тую же минуту, — хлоп! С ног долой, брякнулась на ковер, аж келья задрожала. Разрыв сердца по всей форме, — будто огненное жало скрозь
грудь прошло.
И, сосредоточенно глядя перед собою, думая о том, у кого из товарищей можно достать оружие, он дошел до измятой постели и лег. Потом он задумался о том, сумеет ли он попасть в сердце, и,
раскрыв куртку и рубашку, стал с интересом разглядывать молодую, еще не окрепшую
грудь.