Неточные совпадения
Дни и ночи по улице, по крышам рыкал не сильный, но неотвязный
ветер и воздвигал между домами и людьми стены отчуждения; стены были невидимы, но чувствовались в том, как молчаливы стали обыватели, как подозрительно и сумрачно осматривали друг друга и как быстро, при встречах, отскакивали в
разные стороны.
Так. Но ведь не планета же он в самом деле — и мог бы уклониться далеко в сторону. Стройно действующий механизм природных сил мог бы расстроиться — и от внешних притоков
разных противных
ветров, толчков, остановок, и от дурной, избалованной воли.
В то время в выздоравливавшем князе действительно, говорят, обнаружилась склонность тратить и чуть не бросать свои деньги на
ветер: за границей он стал покупать совершенно ненужные, но ценные вещи, картины, вазы; дарить и жертвовать на Бог знает что большими кушами, даже на
разные тамошние учреждения; у одного русского светского мота чуть не купил за огромную сумму, заглазно, разоренное и обремененное тяжбами имение; наконец, действительно будто бы начал мечтать о браке.
Этот порт открыт только с S, и
ветер с этой стороны разводит крупное волнение. Американская компания имеет здесь склады иностранных товаров, привозимых ее судами, и снабжает иностранные суда
разными потребностями: деревом, якорями, морскими картами, сухарями, холстом и т. п.
Этим фактом некоторые из моих товарищей хотели доказать ту теорию, что будто бы растительные семена или пыль разносятся на огромное расстояние
ветром, оттого-де такие маленькие острова, как Бонин-Cима, и притом волканического происхождения, не имевшие первобытной растительности, и заросли, а змей-де и
разных гадин занести
ветром не могло, оттого их и нет.
На крыше тоже немало сушилось
разного рода трав: петровых батогов, нечуй-ветра и других.
После он сам сказал, что наставил в слуховом окне бутылок
разных да склянок, —
ветер в горлышки дует, а они и гудут, всякая по-своему.
Прибиваемая
ветром к берегу липкая масса пристает к нему плотно и осеменяется
разными болотными, береговыми травами, которые охотно растут по ней и которые сейчас скрепляют ее длинными нитями своих корней.
Баушка Лукерья угнетенно молчала. В лице Родиона Потапыча перед ней встал позабытый старый мир, где все было так строго, ясно и просто и где баба чувствовала себя только бабой. Сказалась старая «расейка», несшая на своих бабьих плечах всяческую тяготу. Разве можно применить нонешнюю бабу, особенно промысловую? Их точно
ветром дует в
разные стороны. Настоящая беспастушная скотина… Не стало, главное, строгости никакой, а мужик измалодушествовался. Правильно говорит Родион-то Потапыч.
— Ну, уж ты расхвастался с своими приказчиками, — заметила Анфиса Егоровна. — Набрал с
ветру разных голышей… Не стало своих-то, так мочеган нахватал…
— Проболтался я по
ветру некоторое время и приснастился к старичку володимерцу, офене, и пошли мы с ним сквозь всю землю: на Балкан-горы ходили, к самым — туркам, к румынам тоже, ко грекам, австриякам
разным — все народы обошли, у того — купишь, этому — продашь.
Согнувшись над ручьем, запертым в деревянную колоду, под стареньким, щелявым навесом, который не защищал от снега и
ветра, бабы полоскали белье; лица их налиты кровью, нащипаны морозом; мороз жжет мокрые пальцы, они не гнутся, из глаз текут слезы, а женщины неуемно гуторят, передавая друг другу
разные истории, относясь ко всем и ко всему с какой-то особенной храбростью.
Прыгая через грязь, спешно бежали в
разные стороны мужчины и женщины, полы чуек [Чуйка — долгий, суконный кафтан халатного покроя, армяк или шуба без висячего ворота, с халатным, косым воротником, иногда с чёрными снурами и кистями — Ред.] и юбки развевались, как паруса, и люди напоминали опрокинутые
ветром лодки на сердитых волнах озера.
А по лесу уже загудела настоящая буря: кричит бор
разными голосами, да
ветер воет, а когда и гром полыхнет. Сидим мы с Оксаной на лежанке, и вдруг слышу я, кто-то в лесу застонал. Ох, да так жалобно, что я до сих пор, как вспомню, то на сердце тяжело станет, а ведь уже тому много лет…
О господи, господи! сколько удивительных коньков есть у странствующего по лицу земли человечества! И чего ради все это бывает?! Чего ради вся эта суета, давка и напраснейшая трата добрых и хороших сил на
ветер, на призрак, на мечтание! Сколько в самом деле есть
разных этих генералов Джаксонов, и на сколько ладов каждый человек умудряется умереть за своего Джаксона!
Крепостные люди его, Персидский и Иванов, обокрали старика, бежали от него и явились в Москву с изветом, что Безобразов — 1) имел сношения с Шакловитым, 2) на пути к Нижнему и в Нижнем призывал к себе
разных ворожей и ведунов, из которых один «накупился напустить по
ветру тоску на царя Петра и мать его, чтобы они сделались к Безобразову добры и воротили его в Москву».
— Дворяне никого не боятся! Мне стоит сказать одно слово Немцову — так этот леший невесть где будет! Там в городе
разные шепоты шепчут о всяких пустяках, видно, и сюда
ветер что-то доносит. Вот он и осмелел. Ну — меня, голубчик, не испугаешь — нет!
Он проснулся от холодной сырости, которая забралась ему под одежду и трясла его тело. Стало темнее, и поднялся
ветер. Все странно изменилось за это время. По небу быстро и низко мчались большие, пухлые, черные тучи, с растрепанными и расщипанными белыми краями. Верхушки лозняка, спутанные
ветром, суетливо гнулись и вздрагивали, а старые ветлы, вздевшие кверху тощие руки, тревожно наклонялись в
разные стороны, точно они старались и не могли передать друг другу какую-то страшную весть.
Набрал мужик пуху лебяжьего мягкого и устлал им дно лодочки. Устлавши, уложил на дно генералов и, перекрестившись, поплыл. Сколько набрались страху генералы во время пути от бурь да от
ветров разных, сколько они ругали мужичину за его тунеядство — этого ни пером описать, ни в сказке сказать. А мужик все гребет да гребет да кормит генералов селедками.
Одинокие деревья гнулись от
ветра, и их почерневшие листья то льнули друг к другу, шепча и жалуясь, то, разметавшись в
разные стороны, тоскливо трепетали и бились на тонких ветвях.
По соседству с юртой качалось и скрипело какое-то дерево. На крыше кусок коры дребезжал
разными тонами, в зависимости от того, усиливался или ослабевал
ветер. Убаюкиваемый этими звуками, иззябший и утомленный долгой ходьбой на лыжах, я крепко уснул.
«Хедвинг» разбился лет пятнадцать назад. Это был норвежский пароход, совершавший свой первый рейс и только что прибывший в дальневосточные воды. Зафрахтованный торговой фирмой Чурин и компания, он с
разными грузами шел из Владивостока в город Николаевск. Во время густого тумана с
ветром он сбился с пути и врезался в берег около мыса Успения. Попытки снять судно с камней не привели ни к чему. С той поры оно и осталось на том месте, где потерпело аварию.
Ревунов (перебивая). Да-с… Мало ли
разных команд… Да… Брам и бом-брам-шкоты тянуть пшел фалы!! Хорошо? Но что это значит и какой смысл? А очень просто! Тянут, знаете ли, брам и бом-брам-шкоты и поднимают фалы… все вдруг! причем уравнивают бом-брам-шкоты и бом-брам-фалы при подъеме, а в это время, глядя по надобности, потравливают брасы сих парусов, а когда уж, стало быть, шкоты натянуты, фалы все до места подняты, то брам и бом-брам-брасы вытягиваются и реи брасопятся соответственно направлению
ветра…
Гитары бренчат, стаканы звенят, полон дом гостей, — праздник у ротмистра. За вороного жеребца пили, за
ветер, который у скоропроходящего батюшки табак из табакерки выдул, за голландской работы собачку Кушку. Дивятся некоторые, руками разводят. Как все, мол, ладно вышло: сама себя пензенская мамаша легким одуванчиком вышибла. Головы ломают, случаи
разные рассказывают один другого мудренее.
Великий, богатый Новгород развернулся перед их глазами безграничной панорамой, кипел своим многолюдством, и звуки
разных голосов достигали уже их ушей, сливаясь с разносимым
ветром благовестом к вечерням.
Три совершенно
разные картины открывались перед взором из этих окон, прорезанных в толстых стенах и образующих как бы еще три маленьких комнатки, каждая глубиною в два аршина. С одной стороны темный лес тянулся, теряясь на краю горизонта, целое море зелени, колеблемое порывами
ветра; с другой — поля, луга и длинная серебристая полоса реки; наконец, посредине, на довольно значительном расстоянии, мелькали церковь и избы села Покровского.
Неоднократно в записках и бумагах он делал насчет Штакельберга
разные иронические замечания и еще недавно так аттестовал его за леность в обучении полка: «Чего найти достойнее, правосуднее, умнее Штакельберга, только у него на морозе, на дожде, на
ветре, на жаре болит грудь».
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя
ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в
разных концах. И всё затихло.