Неточные совпадения
И ношу твою облегчила
судьба,
Сопутница
дней славянина!
Еще ты в семействе раба,
Но мать уже вольного сына!..
Дело сестричек (это было филантропическое, религиозно-патриотическое учреждение) пошло было прекрасно, но с этими господами ничего невозможно сделать, — прибавила графиня Лидия Ивановна с насмешливою покорностью
судьбе.
— Так, усыновила. Он теперь не Landau больше, а граф Беззубов. Но
дело не в том, а Лидия — я ее очень люблю, но у нее голова не на месте — разумеется, накинулась теперь на этого Landau, и без него ни у нее, ни у Алексея Александровича ничего не решается, и поэтому
судьба вашей сестры теперь в руках этого Landau, иначе графа Беззубова.
Дело идет о счастьи и о
судьбе Анны и ее детей.]
Еще падет обвинение на автора со стороны так называемых патриотов, которые спокойно сидят себе по углам и занимаются совершенно посторонними
делами, накопляют себе капитальцы, устроивая
судьбу свою на счет других; но как только случится что-нибудь, по мненью их, оскорбительное для отечества, появится какая-нибудь книга, в которой скажется иногда горькая правда, они выбегут со всех углов, как пауки, увидевшие, что запуталась в паутину муха, и подымут вдруг крики: «Да хорошо ли выводить это на свет, провозглашать об этом?
Теперь можно бы заключить, что после таких бурь, испытаний, превратностей
судьбы и жизненного горя он удалится с оставшимися кровными десятью тысячонками в какое-нибудь мирное захолустье уездного городишка и там заклекнет [Заклекнуть — завянуть.] навеки в ситцевом халате у окна низенького домика, разбирая по воскресным
дням драку мужиков, возникшую пред окнами, или для освежения пройдясь в курятник пощупать лично курицу, назначенную в суп, и проведет таким образом нешумный, но в своем роде тоже небесполезный век.
Стихи на случай сохранились;
Я их имею; вот они:
«Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые
дни?
Что
день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав
судьбы закон.
Паду ли я, стрелой пронзенный,
Иль мимо пролетит она,
Всё благо: бдения и сна
Приходит час определенный;
Благословен и
день забот,
Благословен и тьмы приход!
И я лишен того: для вас
Тащусь повсюду наудачу;
Мне дорог
день, мне дорог час:
А я в напрасной скуке трачу
Судьбой отсчитанные
дни.
И так уж тягостны они.
Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами
днем увижусь я…
Что может быть на свете хуже
Семьи, где бедная жена
Грустит о недостойном муже,
И
днем и вечером одна;
Где скучный муж, ей цену зная
(
Судьбу, однако ж, проклиная),
Всегда нахмурен, молчалив,
Сердит и холодно-ревнив!
Таков я. И того ль искали
Вы чистой, пламенной душой,
Когда с такою простотой,
С таким умом ко мне писали?
Ужели жребий вам такой
Назначен строгою
судьбой?
Странное
дело, никто бы, может быть, не поверил этому, но о своей теперешней, немедленной
судьбе он как-то слабо, рассеянно заботился.
Впоследствии, когда он припоминал это время и все, что случилось с ним в эти
дни, минуту за минутой, пункт за пунктом, черту за чертой, его до суеверия поражало всегда одно обстоятельство, хотя, в сущности, и не очень необычайное, но которое постоянно казалось ему потом как бы каким-то предопределением
судьбы его.
Карандышев. Уж вы слишком невзыскательны. Кнуров и Вожеватов мечут жребий, кому вы достанетесь, играют в орлянку — и это не оскорбление? Хороши ваши приятели! Какое уважение к вам! Они не смотрят на вас, как на женщину, как на человека, — человек сам располагает своей
судьбой; они смотрят на вас как на вещь. Ну, если вы вещь, это другое
дело. Вещь, конечно, принадлежит тому, кто ее выиграл, вещь и обижаться не может.
—
Судьба всех честных людей России. Не знаем ни
дня, ни часа…
— В эти
дни, когда на востоке
судьба против нас…
— Наоборот, — сказал он. — Варвары Кирилловны — нет? Наоборот, — вздохнул он. — Я вообще удачлив. Я на добродушие воров ловил, они на это идут. Мечтал даже французские уроки брать, потому что крупный вор после хорошего
дела обязательно в Париж едет. Нет, тут какой-то… каприз
судьбы.
— В нашей воле отойти ото зла и творить благо. Среди хаотических мыслей Льва Толстого есть одна христиански правильная: отрекись от себя и от темных
дел мира сего! Возьми в руки плуг и, не озираясь, иди, работай на борозде, отведенной тебе
судьбою. Наш хлебопашец, кормилец наш, покорно следует…
— Теперь
дело ставится так: истинная и вечная мудрость дана проклятыми вопросами Ивана Карамазова. Иванов-Разумник утверждает, что решение этих вопросов не может быть сведено к нормам логическим или этическим и, значит, к счастью, невозможно. Заметь: к счастью! «Проблемы идеализма» — читал? Там Булгаков спрашивает: чем отличается человечество от человека? И отвечает: если жизнь личности — бессмысленна, то так же бессмысленны и
судьбы человечества, — здорово?
Красавина. Нешто я, матушка, не понимаю? У меня совесть-то чище золота, одно слово — хрусталь, да что ж ты прикажешь делать, коли такие оказии выходят? Ты рассуди, какая мне радость, что всякое
дело все врозь да врозь. Первое
дело — хлопоты даром пропадают, а второе
дело — всему нашему званию мараль. А просто сказать: «Знать, не
судьба!» Вот и все тут. Ну да уж я вам за всю свою провинность теперь заслужу.
Редко
судьба сталкивала его с женщиною в обществе до такой степени, чтоб он мог вспыхнуть на несколько
дней и почесть себя влюбленным. От этого его любовные интриги не разыгрывались в романы: они останавливались в самом начале и своею невинностью, простотой и чистотой не уступали повестям любви какой-нибудь пансионерки на возрасте.
У ней есть какое-то упорство, которое не только пересиливает все грозы
судьбы, но даже лень и апатию Обломова. Если у ней явится какое-нибудь намерение, так
дело и закипит. Только и слышишь об этом. Если и не слышишь, то видишь, что у ней на уме все одно, что она не забудет, не отстанет, не растеряется, все сообразит и добьется, чего искала.
Отец его, провинциальный подьячий старого времени, назначал было сыну в наследство искусство и опытность хождения по чужим
делам и свое ловко пройденное поприще служения в присутственном месте; но
судьба распорядилась иначе. Отец, учившийся сам когда-то по-русски на медные деньги, не хотел, чтоб сын его отставал от времени, и пожелал поучить чему-нибудь, кроме мудреной науки хождения по
делам. Он года три посылал его к священнику учиться по-латыни.
Вот Штольц — другое
дело: Штольц — ум, сила, уменье управлять собой, другими,
судьбой.
Постепенная осадка
дна морского, осыпанье гор, наносный ил с прибавкой легких волканических взрывов — все это совершилось всего более в
судьбе Агафьи Матвеевны, и никто, всего менее она сама, не замечал это. Оно стало заметно только по обильным, неожиданным и бесконечным последствиям.
Но все это ни к чему не повело. Из Михея не выработался делец и крючкотворец, хотя все старания отца и клонились к этому и, конечно, увенчались бы успехом, если б
судьба не разрушила замыслов старика. Михей действительно усвоил себе всю теорию отцовских бесед, оставалось только применить ее к
делу, но за смертью отца он не успел поступить в суд и был увезен в Петербург каким-то благодетелем, который нашел ему место писца в одном департаменте, да потом и забыл о нем.
Она крепко пожимала ему руку и весело, беззаботно смотрела на него, так явно и открыто наслаждаясь украденным у
судьбы мгновением, что ему даже завидно стало, что он не
разделяет ее игривого настроения. Как, однако ж, ни был он озабочен, он не мог не забыться на минуту, увидя лицо ее, лишенное той сосредоточенной мысли, которая играла ее бровями, вливалась в складку на лбу; теперь она являлась без этой не раз смущавшей его чудной зрелости в чертах.
Обломов боялся, чтоб и ему не пришлось идти по мосткам на ту сторону, спрятался от Никиты, написав в ответ, что у него сделалась маленькая опухоль в горле, что он не решается еще выходить со двора и что «жестокая
судьба лишает его счастья еще несколько
дней видеть ненаглядную Ольгу».
Что для нее мирские пени,
Когда склоняется в колени
К ней старца гордая глава,
Когда с ней гетман забывает
Судьбы своей и труд, и шум,
Иль тайны смелых, грозных дум
Ей,
деве робкой, открывает?
Узнай, по крайней мере, звуки,
Бывало, милые тебе —
И думай, что во
дни разлуки,
В моей изменчивой
судьбе,
Твоя печальная пустыня,
Последний звук твоих речей
Одно сокровище, святыня,
Одна любовь души моей.
Если когда-нибудь и случалось противоречие, какой-нибудь разлад, то она приписывала его никак не себе, а другому лицу, с кем имела
дело, а если никого не было, так
судьбе. А когда явился Райский и соединил в себе и это другое лицо и
судьбу, она удивилась, отнесла это к непослушанию внука и к его странностям.
— Будешь задумчив, как навяжется такая супруга, как Марина Антиповна! Помнишь Антипа? ну, так его дочка! А золото-мужик, большие у меня
дела делает: хлеб продает, деньги получает, — честный, распорядительный, да вот где-нибудь да подстережет
судьба! У всякого свой крест! А ты что это затеял, или в самом
деле с ума сошел? — спросила бабушка, помолчав.
— Не говори этого никогда! — боязливо перебила бабушка, —
судьба подслушает, да и накажет: будешь в самом
деле несчастный! Всегда будь доволен или показывай, что доволен.
«А! вот и пробный камень. Это сама бабушкина „
судьба“ вмешалась в
дело и требует жертвы, подвига — и я его совершу. Через три
дня видеть ее опять здесь… О, какая нега! Какое солнце взойдет над Малиновкой! Нет, убегу! Чего мне это стоит, никто не знает! И ужели не найду награды, потерянного мира? Скорей, скорей прочь…» — сказал он решительно и кликнул Егора, приказав принести чемодан.
— Да, насчет денег. У него сегодня в окружном суде решается их
дело, и я жду князя Сережу, с чем-то он придет. Обещался прямо из суда ко мне. Вся их
судьба; тут шестьдесят или восемьдесят тысяч. Конечно, я всегда желал добра и Андрею Петровичу (то есть Версилову), и, кажется, он останется победителем, а князья ни при чем. Закон!
Теперь предупрежу, что события с этого
дня до самой катастрофы моей болезни пустились с такою быстротой, что мне, припоминая теперь, даже самому удивительно, как мог я устоять перед ними, как не задавила меня
судьба.
И люди тоже, даже незнакомые, в другое время недоступные, хуже
судьбы, как будто сговорились уладить
дело. Я был жертвой внутренней борьбы, волнений, почти изнемогал. «Куда это? Что я затеял?» И на лицах других мне страшно было читать эти вопросы. Участие пугало меня. Я с тоской смотрел, как пустела моя квартира, как из нее понесли мебель, письменный стол, покойное кресло, диван. Покинуть все это, променять на что?
Мне казалось, что я с этого утра только и начал путешествовать, что
судьба нарочно послала нам грозные, тяжелые и скучные испытания, крепкий, семь
дней без устали свирепствовавший холодный ветер и серое небо, чтоб живее тронуть мягкостью воздуха, теплым блеском солнца, нежным колоритом красок и всей этой гармонией волшебного острова, которая связует здесь небо с морем, море с землей — и все вместе с душой человека.
И как бы ни слагалась внешняя
судьба, наше
дело — выковывать волю к высшему бытию.
— Да полноте вы о мистике, — вскричал еще кто-то, — вы вникните в Ипполита-то, в судьбу-то его отселева
дня! Ведь ему завтрашний
день его прокурорша за Митеньку глаза выцарапает.
Все это впоследствии выяснилось в самом подробном и документальном виде, но теперь мы наметим фактически лишь самое необходимое из истории этих ужасных двух
дней в его жизни, предшествовавших страшной катастрофе, так внезапно разразившейся над
судьбой его.
В иное
дело он клал всю свою душу и вел его так, как бы от решения его зависела вся его
судьба и все его достояние.
Конечно, иные из посетителей были почти даже веселы и весьма безучастны собственно к
судьбе Мити, но все же опять-таки не к рассматривающемуся
делу; все были заняты исходом его, и большинство мужчин решительно желало кары преступнику, кроме разве юристов, которым дорога была не нравственная сторона
дела, а лишь, так сказать, современно-юридическая.
Главное то было нестерпимо обидно, что вот он, Митя, стоит над ним со своим неотложным
делом, столько пожертвовав, столько бросив, весь измученный, а этот тунеядец, «от которого зависит теперь вся
судьба моя, храпит как ни в чем не бывало, точно с другой планеты».
Он же в эти два
дня буквально метался во все стороны, «борясь с своею
судьбой и спасая себя», как он потом выразился, и даже на несколько часов слетал по одному горячему
делу вон из города, несмотря на то, что страшно было ему уезжать, оставляя Грушеньку хоть на минутку без глаза над нею.
А между тем ведь
дело идет о жизни и смерти, о
судьбе человека.
В мастерской три
дня ничего не знали о ее
судьбе и не могли придумать, куда она пропала.
Отправляясь на следующий
день к Гагиным, я не спрашивал себя, влюблен ли я в Асю, но я много размышлял о ней, ее
судьба меня занимала, я радовался неожиданному нашему сближению. Я чувствовал, что только с вчерашнего
дня я узнал ее; до тех пор она отворачивалась от меня. И вот, когда она раскрылась, наконец, передо мною, каким пленительным светом озарился ее образ, как он был нов для меня, какие тайные обаяния стыдливо в нем сквозили…
Родители мои, конечно, рады
Моей
судьбе; а он уж так-то клялся
В Ярилин
день, на солнечном восходе,
В глазах царя венками обменяться
И взять меня женой, тогда прощайте.
Снегурочка, обманщица, живи,
Люби меня! Не призраком лежала
Снегурочка в объятиях горячих:
Тепла была; и чуял я у сердца,
Как сердце в ней дрожало человечье.
Любовь и страх в ее душе боролись.
От света
дня бежать она молила.
Не слушал я мольбы — и предо мною
Как вешний снег растаяла она.
Снегурочка, обманщица не ты:
Обманут я богами; это шутка
Жестокая
судьбы. Но если боги
Обманщики — не стоит жить на свете!
Видя, впрочем, что
дело мало подвигается, он дал ей почувствовать, что
судьба ее детей в его руках и что без него она их не поместит на казенный счет, а что он, с своей стороны, хлопотать не будет, если она не переменит с ним своего холодного обращения.
Какая-то барыня держала у себя горничную, не имея на нее никаких документов, горничная просила разобрать ее права на вольность. Мой предшественник благоразумно придумал до решения
дела оставить ее у помещицы в полном повиновении. Мне следовало подписать; я обратился к губернатору и заметил ему, что незавидна будет
судьба девушки у ее барыни после того, как она подавала на нее просьбу.