Неточные совпадения
Слободка, которая за крепостью, населилась; в ресторации, построенной на холме, в нескольких шагах от моей квартиры, начинают мелькать
вечером огни сквозь двойной ряд тополей; шум и звон стаканов
раздаются до поздней ночи.
Слезши с лошадей, дамы вошли к княгине; я был взволнован и поскакал в горы развеять мысли, толпившиеся в голове моей. Росистый
вечер дышал упоительной прохладой. Луна подымалась из-за темных вершин. Каждый шаг моей некованой лошади глухо
раздавался в молчании ущелий; у водопада я напоил коня, жадно вдохнул в себя раза два свежий воздух южной ночи и пустился в обратный путь. Я ехал через слободку. Огни начинали угасать в окнах; часовые на валу крепости и казаки на окрестных пикетах протяжно перекликались…
Ее крупная фигура покачивалась, и как будто это она встряхивала сумрак. Самгин возвратился в зал, вспомнив, что тихий роман с Никоновой начался в такой же дождливый
вечер; это воспоминание тотчас же вызвало у него какую-то торжественную грусть. В маленькой комнате шлепались на пол мокрые тряпки, потом
раздался возмущенный возглас...
И вот
вечером, тотчас после того, как почтальон принес письма, окно в кабинете Варавки-отца с треском распахнулось, и
раздался сердитый крик...
Однажды, поздно
вечером, он позвонил к Дронову. Дверь приоткрылась не так быстро, как всегда, и цепь, мешавшая вполне открыть ее, не была снята, а из щели
раздался сердитый вопрос Таисьи...
Они пробыли почти до
вечера. Свита их, прислужники, бродили по палубе, смотрели на все, полуразиня рот. По фрегату
раздавалось щелканье соломенных сандалий и беспрестанно слышался шорох шелковых юбок, так что, в иную минуту, почудится что-то будто знакомое… взглянешь и разочаруешься! Некоторые физиономии до крайности глуповаты.
То там, то сям
раздавались выстрелы, и к
вечеру за ужином явилось лишнее и славное блюдо.
В Коус я приехал часов в девять
вечера, узнал, что Брук Гауз очень не близок, заказал на другое утро коляску и пошел по взморью. Это был первый теплый
вечер 1864. Море, совершенно покойное, лениво шаля, колыхалось; кой-где сверкал, исчезая, фосфорический свет; я с наслаждением вдыхал влажно-йодистый запах морских испарений, который люблю, как запах сена; издали
раздавалась бальная музыка из какого-то клуба или казино, все было светло и празднично.
«Ты думаешь, как состояния-то наживаются?» — эта фраза
раздавалась во всех углах с утра до
вечера, оживляла все сердца, давала тон и содержание всему обиходу.
Только уже совсем
вечером, когда все улеглись и в лампе притушили огонь, с «дежурной кровати», где спал Гюгенет, внезапно
раздался хохот. Он сидел на кровати и хохотал, держась за живот и чуть не катаясь по постели…
Он хотел
вечер лучше просидеть у себя в номере, чтобы пособраться несколько с своими мыслями и чувствами; но только что он поприлег на свою постель, как
раздались тяжелые шаги, и вошел к нему курьер и подал щегольской из веленевой бумаги конверт, в который вложена была, тоже на веленевой бумаге и щегольским почерком написанная, записка: «Всеволод Никандрыч Плавин, свидетельствуя свое почтение Павлу Михайловичу Вихрову, просит пожаловать к нему в одиннадцать часов утра для объяснения по делам службы».
— Добрый
вечер, ненько! —
раздался знакомый голос, и на плечи ее легли сухие, длинные руки.
Вечером, когда она пила чай, за окном
раздалось чмоканье лошадиных копыт по грязи и прозвучал знакомый голос. Она вскочила, бросилась в кухню, к двери, по сеням кто-то быстро шел, у нее потемнело в глазах, и, прислонясь к косяку, она толкнула дверь ногой.
Всевозможные насекомые ползут по стенкам и сыплются с потолка; всевозможные звуки
раздаются с утра до
вечера: тут и крик младенца, и назойливое гоношенье подростков, и брань взрослых, и блеяние объягнившейся овцы, и мычание теленка, и вздохи старика.
Нигде вы не услышите таких веселых, так сказать, натуральных звуков, как те, которые с утра до
вечера раздаются по улицам Парижа. Les cris de Paris [Голоса Парижа] — это целая поэма, слагающая хвалу неистощимой производительности этой благословенной страны, поэма, на каждый предмет, на каждую подробность этой производительности отвечающая особым характерным звуком.
В ответ на это письмо в тот же
вечер в маленькой прихожей
раздался знакомый голос: «Дома барин?» Калинович даже вскочил от радости.
А всё те же звуки
раздаются с бастионов, всё так же — с невольным трепетом и суеверным страхом, — смотрят в ясный
вечер французы из своего лагеря на черную изрытую землю бастионов Севастополя, на черные движущиеся по ним фигуры наших матросов и считают амбразуры, из которых сердито торчат чугунные пушки; всё так же в трубу рассматривает, с вышки телеграфа, штурманский унтер-офицер пестрые фигуры французов, их батареи, палатки, колонны, движущиеся по Зеленой горе, и дымки, вспыхивающие в траншеях, и всё с тем же жаром стремятся с различных сторон света разнородные толпы людей, с еще более разнородными желаниями, к этому роковому месту.
В обоих домах даже выработались на этот счет свои правила: всем играющим
раздавались поровну костяные жетончики определенной цены, и игра длилась до тех пор, пока все костяшки не переходили в одни руки, — тогда игра на этот
вечер прекращалась, как бы партнеры ни настаивали на продолжении.
Но вот однажды, часу в седьмом теплого и ясного июньского
вечера (в тот год все лето стояло очень хорошее), над Москвой
раздавался благовест ко всенощной.
Я стал усердно искать книг, находил их и почти каждый
вечер читал. Это были хорошие
вечера; в мастерской тихо, как ночью, над столами висят стеклянные шары — белые, холодные звезды, их лучи освещают лохматые и лысые головы, приникшие к столам; я вижу спокойные, задумчивые лица, иногда
раздается возглас похвалы автору книги или герою. Люди внимательны и кротки не похоже на себя; я очень люблю их в эти часы, и они тоже относятся ко мне хорошо; я чувствовал себя на месте.
Но вот и обведенное рвом и обсаженное ветлами место упокоения — кладбище, по которому часто любил гулять
вечерами Туберозов и о порядке которого он немало заботился. Гроб пронесли под перемет темных тесовых ворот; пропета последняя лития, и белые холсты, перекатившись через насыпь отвала, протянулись над темною пропастью могилы. Через секунду
раздастся последний «аминь», и гроб опустится в могилу.
Каждый день, в хлопотливой суете утра, в жаркой тишине полудня, в тихом шуме
вечера,
раздавался визг и плач — это били детей. Им давали таски, потасовки, трёпки, выволочки, подзатыльники, плюхи и шлепки, секли берёзовыми прутьями, пороли ремнями. Кожемякин, не испытавший ничего подобного, вспоминал отца с тёплой благодарностью и чувством уважения к нему.
Почти каждый праздник, под
вечер или ночью, где-нибудь в городе
раздавался крик женщины, и не однажды Матвей видел, как вдоль улицы мчалась белая фигура, полуголая, с растрёпанными волосами. Вздрагивая, вспоминал, как Палага навивала на пальцы вырванные волосы…
Свой первый
вечер мы скоротали как-то незаметно, поддавшись чисто семейным воспоминаниям. В «Федосьиных покровах»
раздалась сердечная нота и пахнуло теплом далекой милой провинции. Каждый думал и говорил о своем.
Помню, что спускался уже темный осенний
вечер, и Пепко зажег грошовую лампочку под бумажным зеленым абажуром. Наш флигелек стоял на самом берегу Невы, недалеко от Самсониевского моста, и теперь, когда несколько затих дневной шум, с особенной отчетливостью
раздавались наводившие тоску свистки финляндских пароходиков, сновавших по Неве в темные ночи, как светляки. На меня эти свистки произвели особенно тяжелое впечатление, как дикие вскрики всполошившейся ночной птицы.
Чуть только где-нибудь по соседству к его нумеру, после десяти часов
вечера слышался откуда-нибудь веселый говор, смех, или хотя самый ничтожный шум, m-r le pretre выходил в коридор со свечою в руке, неуклонно тек к двери, из-за которой
раздавались голоса, и, постучав своими костлявыми пальцами, грозно возглашал: «Ne faites point tant de bruit!» [Не шумите так! (франц.).] и затем держел столь же мерное течение к своему нумеру, с полною уверенностью, что обеспокоивший его шум непременно прекратится.
Не сознавая хорошенько сама того, что делает, и предполагая, что князя целый
вечер не будет дома, княгиня велела сказать Миклакову через его посланного, чтобы он пришел к ней; но едва только этот посланный отправился, как
раздался звонок.
Урмановы вели довольно общительный образ жизни, принимали у себя студентов, катались в лодке, по
вечерам на прудах долго
раздавалось пение. Она очень радушно играла роль хозяйки, и казалось, что инициатива этой общительности исходила от нее. Она звала меня, но я немного стеснялся. Их общество составляли «старые студенты»; я чувствовал себя несколько чужим и на время почти потерял их из виду…
В десять с четвертью того же
вечера раздался звонок, и профессор вынужден был беседовать с неким ослепительным по убранству гражданином. Принял его профессор благодаря визитной карточке, на которой было изображено (без имени и фамилии): «Полномочный шеф торговых отделов иностранных представительств при Республике Советов».
Поздно, поздно
вечером приехал Борис Петрович домой; собаки встретили его громким лаем, и только по светящимся окнам можно было узнать строение; ветер шумя качал ветелки, насаженные вокруг господского двора, и когда топот конский
раздался, то слуги вышли с фонарями навстречу, улыбаясь и внутренне проклиная барина, для которого они покинули свои теплые постели, а может быть, что-нибудь получше.
Зачем вёдро? зачем дождь? — вот те несомненно глупые вопросы, которые с утра до
вечера раздаются в тех из помещичьих гнезд, где еще не созрело убеждение, что надо все оставить, бросить.
Каждый
вечер староста приходил в барский дом с отчетом об успехе произведенных в течение дня работ; каждый
вечер шли бесконечные разговоры, предположения и сетования; отдавались приказания на следующий день, слышались тоскливые догадки насчет вёдра или дождя,
раздавались выражения: «поголовно», «брат на брата» и другие сельскохозяйственные термины в крепостном вкусе.
Глазки, смотревшие вообще сонливо, проявляли также оживление и беспокойство по утрам и
вечером, когда мисс Бликс брала Пафа за руку, уводила его в уборную, раздевала его донага и, поставив на клеенку, принималась энергически его мыть огромной губкой, обильно напитанной водою; когда мисс Бликс при окончании такой операции, возлагала губку на голову мальчика и, крепко нажав губку, пускала струи воды по телу, превращавшемуся тотчас же из белого в розовое, — глазки Пафа не только суживались, но пропускали потоки слез и вместе с тем
раздавался из груди его тоненький-тоненький писк, не имевший ничего раздраженного, но походивший скорее на писк кукол, которых заставляют кричать, нажимая им живот.
Весной и осенью здесь развевались сотни флагов со всех концов земного шара, и с утра до
вечера раздавалась команда и ругань на всевозможных языках.
Уже с Рождества не было своего хлеба, и муку покупали. Кирьяк, живший теперь дома, шумел по
вечерам, наводя ужас на всех, а по утрам мучился от головной боли и стыда, и на него было жалко смотреть. В хлеву день и ночь
раздавалось мычанье голодной коровы, надрывавшее душу у бабки и Марьи. И, как нарочно, морозы все время стояли трескучие, навалило высокие сугробы; и зима затянулась: на Благовещение задувала настоящая зимняя вьюга, а на Святой шел снег.
Сначала он выезжал по
вечерам почти ежедневно, но ездил уже не в светское общество, а к самым коротким друзьям, где нередко увлекался своим живым характером, забывая на мгновение мучительные боли, горячился в спорах о каких-нибудь современных интересах, а иногда в спорах о картах за пятикопеечным ералашем: громкий голос его звучно
раздавался по-прежнему, по-прежнему все были живы и веселы вокруг него, и взглянув в такие минуты на Загоскина, нельзя было подумать, что он постоянно страдал недугом, тяжким и смертельным.
Только один Тиунов вдруг весь подобрался, вытянулся, и даже походка у него стала как будто стремительнее. Он возвращался из города поздно, приносил с собою газеты, и почти каждый
вечер в трактире Синемухи
раздавался негромкий, убеждающий голос кривого...
В лесу совсем стемнело, но глаз, привыкший к постепенному переходу от света к темноте, различал вокруг неясные, призрачные силуэты деревьев. Был тихий, дремотный час между
вечером и ночью. Ни звука, ни шороха не
раздавалось в лесу, и в воздухе чувствовался тягучий, медвяный травяной запах, плывший с далеких полей.
Под
вечер где-то на третьем дворе
раздавался звонок: приближалась «поверка».
В тот день мы с Егором были в Василеве, объясняли мужикам, собравшимся в овине, что такое чёрная сотня и чего она добивается. Возвращались
вечером, было темно и пасмурно, шли по дну Останкина лога, и вдруг сверху из холодного сумрака
раздался хриплый крик...
Но под страстной понедельник, поздно
вечером, вдруг
раздался зловещий стук в ворота; кто-то бил в калитку, как в бочку: бум! бум! бум!
И он лежал на ней и думал целые
вечера, засыпая под конец до той минуты, когда
раздавался стук в двери, возвещавший приход барина...
Как-то раз зимним
вечером сидел Колышкин один в своей рабочей комнате, тишина была мертвая, только из соседней горницы
раздавались мерные удары маятника…
Вечер кончился как-то странно. Одни выходили из залы в недоумении, другие, то есть большинство, весьма шумно. Там и сям, как последние выстрелы отступающих солдат,
раздавались еще выкрики: «Шишкина!.. Орла! Bis!.. Браво!.. Шишкина!»
— Где?.. А, вы сомневаетесь!.. Я скажу вам где! Хоть бы в Варшаве… Боже мой!.. Как сейчас помню… это было только семь месяцев назад… На Зигмунтовой площади, пред замком, стояли тысячи народа… Я тут же, в одном из домов, глядела с балкона…
Вечер уж был, темно становилось; солдаты ваши стояли против народа; в этот день они наш крест изломали… и вдруг
раздались выстрелы… Помню только какой-то глухой удар и больше ничего, потому что упала замертво.
Долго все усилия были тщетны. Наконец, к
вечеру «Забияка» тронулся, и через пять минут громкое «ура»
раздалось в тишине бухты с обоих судов. Клипер был на вольной воде и, отведенный подальше от берега, бросил якорь. Отдал якорь и «Коршун».
Под
вечер ноябрьского дня просвистала дудка и
раздался затем крик боцмана: «Пошел все наверх на якорь становиться!»
Вслед затем процессия двинулась на бак. После переодевания вынесена была ендова рома, и матросы выпили за счет капитана по чарке. А
вечером, когда спал томительный зной, на баке долго
раздавались песни, и шла пляска.
А Наташа про Веденеева ни с кем речей не заводит и с каждым днем становится молчаливей и задумчивей. Зайдет когда при ней разговор о Дмитрии Петровиче, вспыхнет слегка, а сама ни словечка. Пыталась с ней Лиза заговаривать, и на сестрины речи молчала Наташа, к Дуне ее звали — не пошла. И больше не слышно было веселого, ясного, громкого смеха ее, что с утра до
вечера, бывало,
раздавался по горницам Зиновья Алексеича.
По едва слышному, но крепкому металлическому тону старой пружины, Синтянина сообразила, что это пробили часы внизу, в той большой комнате, куда в приснопамятный
вечер провалился Водопьянов, и только что
раздался последний удар, как послышался какой-то глухой шум.