Неточные совпадения
Все эти дни Долли была одна с
детьми. Говорить о своем горе она не хотела, а с этим горем на душе говорить о постороннем она не могла. Она знала, что, так или иначе, она Анне выскажет всё, и то ее
радовала мысль о том, как она выскажет, то злила необходимость говорить о своем унижении с ней, его сестрой, и слышать от нее готовые фразы увещания и утешения.
Взявши его к себе на руки, начал он приподымать его кверху и тем возбудил в
ребенке приятную усмешку, которая очень
обрадовала обоих родителей.
Это предложение доктора
обрадовало Бахарева, как
ребенка, которому после долгой ненастной погоды позволили наконец выйти на улицу. С нетерпением всех больных, засидевшихся в четырех стенах, он воспользовался случаем и сейчас же решил ехать к Ляховскому, у которого не был очень давно.
Это было самое тихое и созерцательное время за всю мою жизнь, именно этим летом во мне сложилось и окрепло чувство уверенности в своих силах. Я одичал, стал нелюдим; слышал крики
детей Овсянникова, но меня не тянуло к ним, а когда являлись братья, это нимало не
радовало меня, только возбуждало тревогу, как бы они не разрушили мои постройки в саду — мое первое самостоятельное дело.
Даже
ребенок не особенно
радовал Черезовых.
Такая роскошь
радовала даже самых угрюмых и самых щепетильных арестантов, которые, как дошло до представления, оказались все без исключения такими же
детьми, как и самые горячие из них и нетерпеливые.
Юлия Филипповна. Мелодекламация! Как это хорошо! Люблю! Люблю все оригинальное… Меня, точно
ребенка,
радуют даже такие вещи, как открытые письма с картинками, автомобили…
Кто бы он ни был — всё равно! Он — как
дитя, оторванное от груди матери, вино чужбины горько ему и не
радует сердца, но отравляет его тоскою, делает рыхлым, как губка, и, точно губка воду, это сердце, вырванное из груди родины, — жадно поглощает всякое зло, родит темные чувства.
„Бедным
детям, — запела она спокойнее, — детям-сироткам будь Ты отцом и
обрадуй их лаской Твоею, и добрых людей им пошли Ты навстречу, и доброй рукою подай им и хлеба, и платья, и дай им веселое детство…“
По еде мысли мои сделались чище и рассудок изобретательнее. Когда поворачивал я в руках букварь, ника: один за батенькину «скубку», а другой — за дьячкову «палию». Причем маменька сказали:"Пусть толчет, собачий сын, как хочет, когда без того не можно, но лишь бы сечением не ругался над
ребенком". Не
порадовало меня такое маменькино рассуждение!
— Возьми в дом чужое
дитя из бедности. Сейчас все у тебя в своем доме переменится: воздух другой сделается. Господа для воздуха расставляют цветы, конечно, худа нет; но главное для воздуха — это чтоб были
дети. От них который дух идет, и тот ангелов
радует, а сатана — скрежещет… Особенно в Пушкарной теперь одна девка: так она с
дитем бьется, что даже под орлицкую мельницу уже топить носила.
В темных избах
дети малые
Гибнут с холода и голода,
Их грызут болезни лютые,
Глазки деток гасит злая смерть!
Редко ласка отца-матери
Дитя малое
порадует,
Их ласкают — только мертвеньких,
Любят — по пути на кладбище…
Сына бог им дал в аршин,
И царица над
ребенком,
Как орлица над орленком;
Шлет с письмом она гонца,
Чтоб
обрадовать отца.
Иван (вздыхая). Да, Надя, они старят, они уродуют нас, родителей.
Дети… как много в этом слове… Из пятерых — только ты
радуешь моё сердце.
Прошло два года. Третий год
Обрадовал супругов безнадежных:
Желанный сын, любви взаимной плод,
Предмет забот мучительных и нежных,
У них родился. В доме весь народ
Был восхищен, и три дня были пьяны
Все на подбор, от кучера до няни.
А между тем печально у ворот
Всю ночь собаки выли напролет,
И, что страшнее этого,
ребенокВесь в волосах был, точно медвежонок.
— Возможно ли? Простая крестьяночка! Какое нежное, прелестное и грациозное
дитя! — чуть слышными возгласами восторга доносилось до ушей Дуни. Эти возгласы скорее смущали, нежели
радовали ее… Уже само появление ее под столькими взглядами чужих глаз и страх, что вот-вот выскочит из ее памяти довольно длинный монолог доброй феи, и туманный намек Нан на какую-то близкую радость, все это вместе взятое несказанно волновало Дуню.
— Сейчас! Сейчас! — засуетилась она и, пристально оглядев свое маленькое стадо, крикнула веселым, приподнятым голосом: — Дорушка Иванова, Соня Кузьменко и ты, Дуняша. Ну-ка,
дети, басню «Ворона и Лисица». Ты, Дора, за лисицу, Дуняша за ворону, а Соня самую басню. Начинайте, ребятки, позабавьте Софью Петровну! Она вас любит и лелеет! Отплатите ей посильно,
порадуйте ее!
Я боялась лишиться моей бойкой черноглазой подруги, но желание присутствовать на ее свадьбе, плясать удалую лезгинку, которую я исполняла в совершенстве, а главное — возможность уехать на несколько дней в горы, где я не была ни разу со дня смерти деды и где меня видели в последний раз маленьким шестилетним
ребенком — вот что меня
обрадовало!
Я говорю, не останавливаясь ни на минуту. Видя, что господин в вицмундире слушает меня внимательно и не прерывает, я уже не могу удержаться и… начинаю, неизвестно зачем, описывать наружность «моего маленького принца», как я называю моего
ребенка, рассказываю про его характер, про его привычки, словом, все то, что меня так забавляет и
радует в нем.
Юрик сдержал свое слово: и он, и его братья теперь решили всячески ублажать и
радовать добряка Гросса. Хотя Юрик еще не выздоровел вполне и оставался в постели, но старался всеми силами облегчить доброму Гроссу его уход за ним. Капризы и требования Юрика разом прекратились, и из упрямого, настойчивого и требовательного больного он превратился в трогательно покорного
ребенка. Бобка и Сережа, видя такое смирение со стороны своего «главаря» Юрика, стали, по своему обыкновению, подражать ему во всем.
Отца, увы, появление
ребенка радовало только первые дни.
Не так
обрадовали Ермака его княжество, два царских панциря, шуба с царского плеча и кубок серебряный, как привезенная Иваном Кольцом весточка от Ксении Яковлевны Строгановой да пояс алый бархатный, шелками вышитый, работы ее ручек за непрестанными о нем думами. Как малое
дитя, не мог налюбоваться он им, как малое
дитя ему радовался.
Удачи торговых предприятий, возрастающее не по дням, а по часам богатство не
радовали супругов, так как труды и заботы не имели цели, которой были бы
дети — это несомненное Божье благословение.
— Да, да, помню!.. Тут живет она, мое
дитя, моя Мариорица… Давно не видала ее, очень давно! Божье благословение над тобой, мое
дитя!
Порадуй меня, взгляни хоть в окошко, моя душечка, мой розанчик, мой херувимчик! Видишь… видишь, у одного окна кто-то двигается… Знать, она, душа моя, смотрит… Она, она! Сердце ее почуяло свою мать… Васенька! ведь она смотрит на меня, говори же…
То, что
радовало бы другого мужа, как доказательство любви к их
ребенку со стороны матери, пожертвовавшей ему всеми удовольствиями и развлечениями светской жизни, производило на молодого графа совершенно иное впечатление.
К концу первого года у Дарьи Николаевны родился сын, но, увы, это рождение не
порадовало хилого мужа — он со страхом думал об участи его
ребенка в руках такой матери. Последняя тоже не встретила появившегося на свет первенца с особенной материнской пылкостью. Когда ей показали его, она равнодушно посмотрела и сказала...
В конторе, слава Богу, все успокоилось и идет своим чередом. Здоровы и
дети, что меня несказанно
радует; прихворнула было желудком Инна Ивановна, но уже поправилась; в конце концов, очень крепкая и выносливая старушка, нас еще переживет. Но беспамятна ужасно!