Неточные совпадения
«Боже вечный, расстоящияся собравый в соединение, — читал он кротким певучим голосом, — и союз любве положивый им неразрушимый; благословивый Исаака и Ревекку, наследники я твоего обетования показавый: Сам благослови и
рабы Твоя сия, Константина, Екатерину, наставляя я на всякое дело благое. Яко милостивый и человеколюбец
Бог еси, и Тебе славу воссылаем, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно и вовеки веков». — «А-аминь», опять разлился в воздухе невидимый хор.
— «Я —
раб, я — царь, я — червь, я —
бог!» Субстанция-то одна, что у червя, что у Гете.
В более глубоком смысле свобода есть совершеннолетие человека, сознание долга перед
Богом быть свободным существом, а не
рабом.
И верблюды-то так тогда мое воображение заняли, и сатана, который так с
Богом говорит, и
Бог, отдавший
раба своего на погибель, и
раб его, восклицающий: «Буди имя твое благословенно, несмотря на то, что казнишь меня», — а затем тихое и сладостное пение во храме: «Да исправится молитва моя», и снова фимиам от кадила священника и коленопреклоненная молитва!
И похвалился
Бог диаволу, указав на великого святого
раба своего.
«А видел ли
раба моего Иова?» — спрашивает его
Бог.
Да так уж и быть, а затем пусть как
Бог пошлет; может, я вам полная
раба буду и во всем пожелаю вам рабски угодить.
Григорий снес эту пощечину как преданный
раб, не сгрубил ни слова, и когда провожал старую барыню до кареты, то, поклонившись ей в пояс, внушительно произнес, что ей «за сирот
Бог заплатит».
Мало того: если даже период этот и никогда не наступит, но так как
Бога и бессмертия все-таки нет, то новому человеку позволительно стать человеко-богом, даже хотя бы одному в целом мире, и, уж конечно, в новом чине, с легким сердцем перескочить всякую прежнюю нравственную преграду прежнего раба-человека, если оно понадобится.
— Так и следует, — отвечала она, — над телом рабским и царь и господин властны, и всякое телесное истязание
раб должен принять от них с благодарностью; а над душою властен только
Бог.
— Коли послушаешь тебя, что ты завсе без ума болтаешь, — заметила она, — так Богу-то в это дело и мешаться не след. Пускай, мол, господин
рабов истязает, зато они венцов небесных сподобятся!
Но, кроме того, ежели верить в новоявленные фантазии, то придется веру в Святое писание оставить. А в Писании именно сказано:
рабы! господам повинуйтесь! И у Авраама, и у прочих патриархов были
рабы, а они сумели же угодить
Богу. Неужто, в самом деле, ради пустой похвальбы дозволительно и веру нарушить, и заветы отцов на поруганье отдать? Для чего? для того, чтоб стремглав кинуться в зияющую пучину, в которой все темно, все неизвестно?
— Слава
Богу, не оставил меня Царь Небесный своей милостью! — говорила она, умирая, — родилась
рабой, жизнь прожила
рабой у господ, а теперь, ежели сподобит всевышний батюшка умереть — на веки вечные останусь… Божьей
рабой!
И стало имя купцово по всей округе славно, и все
рабы благословляли его и молили
Бога, чтоб он его от немочи тяжкой избавил.
Я не сомневаюсь в существовании
Бога, но у меня бывают мгновения, когда приходит в голову кошмарная мысль, что они, ортодоксы, мыслящие отношения между
Богом и человеком социоморфически, как отношения между господином и
рабом, правы, и тогда все погибло, погиб и я.
«Если
Бог есть, человек —
раб».
Лишь тот, кто увидел в униженном и раздавленном, в образе
раба, в распятом — Царя и
Бога, тот приобщается к тайне спасения.
Вступив на путь зла, люди стали не
богами, а зверями, не свободными, а
рабами, попили во власть закона смерти и страдания.
В Ветхом Завете и язычестве
Бог открывается человеку как Сила, но он еще не Отец; люди сознают себя не детьми
Бога, а
рабами; отношение к
Богу основано не на любви и свободе, и на насилии и устрашении.
Она любила думать о себе, как о мертвой: лежит она,
раба божия Татьяна, в сосновом гробу, скрестив на груди отработавшие руки, тихо и Мирно лежит, и один
бог видит ее материнскую душу.
— Не мешайте дядюшке, ma tante! — заметил Александр, — он не уснет, у него расстроится пищеварение, и
бог знает, что из этого будет. Человек, конечно, властелин земли, но он также и
раб своего желудка.
Николай Всеволодович, я
раб, я червь, но не
бог, тем только и отличаюсь от Державина.
— Ведаю себя чистым пред
богом и пред государем, — ответствовал он спокойно, — предаю душу мою господу Иисусу Христу, у государя же прошу единой милости: что останется после меня добра моего, то все пусть разделится на три части: первую часть — на церкви божии и на помин души моей; другую — нищей братии; а третью — верным слугам и холопям моим; а кабальных людей и
рабов отпускаю вечно на волю! Вдове же моей прощаю, и вольно ей выйти за кого похочет!
— Живем, как слепые щенята, что к чему — не знаем, ни
богу, ни демону не надобны! Какие мы
рабы господа? Иов —
раб, а господь сам говорил с ним! С Моисеем тоже! Моисею он даже имя дал: Мой сей, значит —
богов человек. А мы чьи?..
Вышел я оттуда домой, дошел до отца протопопова дома, стал пред его окнами и вдруг подперся по-офицерски в боки руками и закричал: «Я царь, я
раб, я червь, я
бог!» Боже, боже: как страшно вспомнить, сколь я был бесстыж и сколь же я был за то в ту ж пору постыжен и уязвлен!
Это неправда: рабочие и бедные были бы неправы, если бы они этого хотели в том мире, в котором признаются от
бога установленные
рабы и господа, богатые и бедные; но они хотят этого в том мире, в котором исповедуется учение евангельское, первое положение которого есть сыновность людей
богу и потому братство и равенство всех людей.
Хорошо было человеку древности жить среди деления людей на
рабов и господ, когда он верил, что деление это от
бога и что не может быть иначе. Но разве возможно подобное деление в наше время?
Свобода человека не в том, что он может независимо от хода жизни и уже существующих и влияющих на него причин совершать произвольные поступки, а в том, что он может, признавая открывшуюся ему истину и исповедуя ее, сделаться свободным и радостным делателем вечного и бесконечного дела, совершаемого
богом или жизнью мира, и может, не признавая эту истину, сделаться
рабом ее и быть насильно и мучительно влекомым туда, куда он не хочет идти.
К великому скандалу трех посетителей англичан, Елена хохотала до слез над святым Марком Тинторетта, прыгающим с неба, как лягушка в воду, для спасения истязаемого
раба; с своей стороны, Инсаров пришел в восторг от спины и икр того энергичного мужа в зеленой хламиде, который стоит на первом плане тициановского Вознесения и воздымает руки вослед Мадонны; зато сама Мадонна — прекрасная, сильная женщина, спокойно и величественно стремящаяся в лоно Бога-отца, — поразила и Инсарова и Елену; понравилась им также строгая и святая картина старика Чима да Конельяно.
— Я —
раб, я — царь, я — червь, я —
бог… [«Я —
раб, я — царь, я — червь, я —
бог» — у Г.Р.Державина (1743–1816): «Я царь, — я
раб, — я червь, — я
бог!» (Ода «
Бог», 1784).]
— Alea jacta est, [ — Жребий брошен (лат.).] — проговорил он. — Посвящается
раб божий Василий во псаломщика от литературы… Дай
бог нашему теляти волка поймати. А впрочем, не в этом дело, юноша… Блюди, юноша, дух прав и сердце смиренно. Одним словом — ура!..
После некоторых препирательств Маркушка согласился на простую клятву и жадными глазами смотрел на Гордея Евстратыча, который, подняв кверху два пальца, «обещевался» перед
Богом отмаливать все грехи
раба Божия Марка вплоть до своей кончины и далее, если у него останутся в живых дети.
— Ничего-о! — слышал Илья скрипучий голос Еремея. — Ты только одно знай —
бог! Ты вроде крепостного у него… Сказано —
раб!
Бог твою жизнь видит. Придёт светлый день твой, скажет он ангелу: «Слуга мой небесный! иди, облегчи житьё Терентию, мирному
рабу моему…»
— Гос-споди, — ну как я доволен! Бож-же мой, как всё х-хорошо и всё приятно
рабу твоему Иакову Иванычу, господи! Стекольщик Кузин — злодей б-богу моему и всем людям — скот!.. Господи!
Наполеон не может иметь друзей: ему нужны одни
рабы; а благодаря
бога наш царь не захочет быть ничьим
рабом; он чувствует собственное свое достоинство и не посрамит чести великой нации, которая при первом его слове двинется вся навстречу врагам.
— Предостережение! Готовься, мол, человече! И потому, я, сударыня, вот что имею доложить вам, нимало не медля. Не желая, — закричал вдруг Харлов, — чтоб та самая смерть меня,
раба божия, врасплох застала, положил я так-то в уме своем: разделить мне теперь же, при жизни, имение мое между двумя моими дочерьми, Анной и Евлампией, как мне господь
бог на душу пошлет. — Мартын Петрович остановился, охнул и прибавил: — Нимало не медля.
Обращался я к
богу словами псалмов Давидовых, а также всеми другими молитвами, какие знал, и было приятно мне твердить про себя складные, певучие слова, но как только вспомню Титова, скажу: «Помилуй, господи, велиею милостию твоею
раба твоего Георгия…» — и вдруг остынет сердце, и как бы иссякнет ручей молитвословия моего, замутится ясность радости, словно стыдно мне перед
богом, — не могу больше!
—
Бог, о котором я говорю, был, когда люди единодушно творили его из вещества своей мысли, дабы осветить тьму бытия; но когда народ разбился на
рабов и владык, на части и куски, когда он разорвал свою мысль и волю, —
бог погиб,
бог — разрушился!
У
рабов никогда не было
бога, они обоготворяли человеческий закон, извне внушённый им, и вовеки не будет
бога у
рабов, ибо он возникает в пламени сладкого сознания духовного родства каждого со всеми!
Те догадались, что он немой. «Ничего, — говорят, — ничего,
раб божий, не благодари нас, а
богу благодарствуй», — и стали его вытаскивать из повозки — мужчины под плечи и под ноги, а женщины только его слабые ручки поддерживали и еще более напугались страшного состояния больного, потому что руки у него в плечевых суставах совсем «перевалилися» и только волосяными веревками были кое-как перевязаны.
Я, говорю, сударыня, мы, говорю, все ваши холопы и должны служить как
Богу, так и вам, потому я чувствую себя, что могу всё изделать для вашего здоровья и от должности ни от какой не могу отказываться; чтò прикажете, то и исполню, потому я есть ваш
раб.
— И то, — говорит, — поймите: можете ли вы еще отказать для одного родства? Помните, что я его беру не для какой-нибудь своей забавы или для удовольствия, а по церковной надобности. Посоветуйтесь-ка, можно ли в этом отказать? Это отказать — все равно что для
Бога отказать. А он ведь
раб Божий, и
Бог с ним волен: вы его при себе хотите оставить, а
Бог возьмет да и не оставит.
Избитый и окровавленный верный
раб, прихрамывая, вышел из кабинета и в душе поблагодарил
бога, что так дешево отделался: первая и самая трудная половина дела была сделана, а там уж что
бог даст.
— «Дай
бог, чтоб и у меня,
раба божия (имя), никогда не болели».
(Смотрит на часы.)Часы бегут — и с ними время; вечность,
Коль есть она, всё ближе к нам, и жизнь,
Как дерево, от путника уходит.
Я жил! — Зачем я жил? — ужели нужен
Я
богу, чтоб пренебрегать его закон?
Ужели без меня другой бы не нашелся?..
Я жил, чтоб наслаждаться, наслаждался,
Чтоб умереть… умру… а после смерти? —
Исчезну! — как же?.. да, совсем исчезну…
Но если есть другая жизнь?.. нет! нет! —
О наслажденье! я твой
раб, твой господин!..
Скоро, скоро вы соберетесь на звук вечевого колокола, и надменный поляк скажет вам на лобном месте: «Вы —
рабы мои!» Но
бог и великий Иоанн еще о вас пекутся.
«Для вашего отца впервые я
Забыла стыд, — где у
рабы защита?
Грозил он ссылкой,
бог ему судья!
Прошла неделя, — бедная забыта…
А всё любить другого ей нельзя.
Вчера меня обидными словами
Он разбранил… Но что же перед вами?
Раба? игрушка!.. Точно: день, два, три
Мила, а там? — пожалуй, хоть умри!..»
Тут началися слезы, восклицанья,
Но Саша их оставил без вниманья.
Грехи ее дошли до неба, и
бог воспомянул неправды ее; на ней совершится громовое пророчество Исайи, она будет
рабою иноплеменников.
Но, братие, с небес во время оно
Всевышний
бог склонил приветный взор
На стройный стан, на девственное лоно
Рабы своей — и, чувствуя задор,
Он положил в премудрости глубокой
Благословить достойный вертоград,
Сей вертоград, забытый, одинокой,
Щедротою таинственных наград.
Я скорее была
рабой ее Митеньки, и видит
бог, что сил моих больше недоставало.