Неточные совпадения
Моя мать часто сердилась, иногда бивала меня, но тогда, когда у нее, как она говорила, отнималась поясница от тасканья корчаг и чугунов, от мытья белья на нас пятерых и на пять человек семинаристов, и мытья полов, загрязненных нашими двадцатью ногами, не носившими калош, и ухода за коровой; это — реальное раздражение
нерв чрезмерною
работою без отдыха; и когда, при всем этом, «концы не сходились», как она говорила, то есть нехватало денег на покупку сапог кому-нибудь из нас, братьев, или на башмаки сестрам, — тогда она бивала нас.
— А энергия
работы, Верочка, разве мало значит? Страстное возбуждение сил вносится и в труд, когда вся жизнь так настроена. Ты знаешь, как действует на энергию умственного труда кофе, стакан вина, то, что дают они другим на час, за которым следует расслабление, соразмерное этому внешнему и мимолетному возбуждению, то имею я теперь постоянно в себе, — мои
нервы сами так настроены постоянно, сильно, живо. (Опять грубый материализм, замечаем и проч.)
— Что ж делать! Впрочем, это ничего. У меня вырабатывается, в такую напряженную
работу, какое-то особенное раздражение
нервов; я яснее соображаю, живее и глубже чувствую, и даже слог мне вполне подчиняется, так что в напряженной-то
работе и лучше выходит. Все хорошо…
Современный культурный человек, стоящий даже внизу, например французский рабочий, тратит в день на обед десять су, на вино к обеду пять су и на женщину от пяти до десяти су, а свой ум и
нервы он целиком отдает
работе.
Он уже по опыту знал, что когда разгуляются
нервы, то лучшее средство от них — это
работа.
Они сами ничего не знают, ничего не умеют, к грубой
работе не способны; [шумного взрыва не вынесут их
нервы;] они ничем не могут помочь путникам, кроме крика: «Не ходите туда, а идите здесь»… тогда как здесь-то и нельзя идти, не прокладывая новой дороги.
Жизнь требует от него все большей нервной энергии, все больше умственных затрат;
нервы его неспособны на такую интенсивную
работу, и вот человек прибегает к возбудителям, чтоб искусственно поднять свою нервную энергию.
Главное опасение, которое рождается при этом у принципиальных ее противников, состоит в том, что здесь подвергается опасности, страдает свобода философского исследования и, так сказать, философская искренность, убивается, таким образом, главный
нерв философии, создается предвзятость, заранее обесценивающая философскую
работу.
Мадридская жара настолько расслабила меня и расшатала мои
нервы, что я решил больше не возвращаться в Мадрид, где уже не было к тому же ничего особенно такого, что требовало бы дальнейшей
работы корреспондента. Наке порекомендовал мне ехать лечиться в одно знакомое ему в Швейцарии, близ Цюриха, водолечебное заведение в Альбисбрунне. Но до того мы еще немало поколесили по югу.
"Однако что же это я?" — вдруг подумал Лука Иванович; но этот вопрос задал прежний"поденщик", а не теперешний"кандидат на прочное место". Когда
нервы немножко поулеглись, Лука Иванович не мог не сознаться, что он погорячился, и даже на совершенно небывалый манер. Можно было ведь и отказаться, да иначе. А, по правде сказать, даже"рациональное требование"генерала не представляло особенных трудностей. Теперь же — разрыв и потеря верной
работы.