Неточные совпадения
Работать не
работает,
Знай скалит зубы белые,
Смешлив… так
Бог родил!
Пошли порядки старые!
Последышу-то нашему,
Как на беду, приказаны
Прогулки. Что ни день,
Через деревню катится
Рессорная колясочка:
Вставай! картуз долой!
Бог весть с чего накинется,
Бранит, корит; с угрозою
Подступит — ты молчи!
Увидит в поле пахаря
И за его же полосу
Облает: и лентяи-то,
И лежебоки мы!
А полоса сработана,
Как никогда на барина
Не
работал мужик,
Да невдомек Последышу,
Что уж давно не барская,
А наша полоса!
— Да, но вы себя не считаете. Вы тоже ведь чего-нибудь стóите? Вот я про себя скажу. Я до тех пор, пока не хозяйничал, получал на службе три тысячи. Теперь я
работаю больше, чем на службе, и, так же как вы, получаю пять процентов, и то дай
Бог. А свои труды задаром.
— Ну, что уж… Вот, Варюша-то… Я ее как дочь люблю, монахини на
бога не
работают, как я на нее, а она меня за худые простыни воровкой сочла. Кричит, ногами топала, там — у черной сотни, у быка этого. Каково мне? Простыни-то для раненых. Прислуга бастовала, а я —
работала, милый! Думаешь — не стыдно было мне? Опять же и ты, — ты вот здесь, тут — смерти ходят, а она ушла, да-а!
— Старик Суворин утверждает, что будто Горемыкин сказал ему: «Это не плохо, что усадьбы жгут, надо потрепать дворянство, пусть оно перестанет
работать на революцию». Но,
бог мой, когда же мы
работали на революцию?
— «И хлопочи об наследстве по дедушке Василье, улещай его всяко, обласкивай покуда он жив и следи чтобы Сашка не украла чего. Дети оба поумирали на то скажу не наша воля,
бог дал,
бог взял, а ты первое дело сохраняй мельницу и обязательно поправь крылья к осени да не дранкой, а холстом. Пленику не потакай, коли он попал, так пусть
работает сукин сын коли черт его толкнул против нас». Вот! — сказал Пыльников, снова взмахнув книжкой.
— А куда
Бог приведет.
Работаю, а нет работы — прошу, — закончил старик, заметив, что паром подходит к тому берегу и победоносно оглянулся на всех слушавших его.
Матери опять не хотят нас пускать ночевать в саду.
Бог знает, что у них на уме… Но те, что приходят «на двор» с просьбами, кланяются, целуют руки… А те, что
работают у себя на полях, — кажутся такими умелыми и серьезными, но замкнутыми и недоступными…
— Уж как
бог даст, папаша… Я еще молод, в охотку и
поработать. Приезжайте, папаша, посмотреть как-нибудь.
—
Бог с ними, деньги: спокойны будете, так
заработаете; а тосковать глупо и не о чем.
«С
богом, на перебой,
работайте, молодцы», — проговорил кормщик, налегши обеими руками и всем телом на рукоятку тяжелого кормового весла; спустя ее до самого дна кормы и таким образом подняв нижний конец, он перекинул весло на другую сторону и повернул нос лодки поперек Волги.
— Шляетесь здесь, лабарданцы! Благодари еще
бога, что по шее, старый хрен, не
заработал. А в другой раз придешь, так и знай, стесняться с тобой не стану, намну загривок и стащу к господину вряднику. Шантрапа!
Доложу вам так: овый идет в пустыню, чтоб плоть свою соблюсти:
работать ему не желается, подати платить неохота — он и бежит в пустыню; овый идет в пустыню по злокозненному своему разуму, чтобы ему, примерно, не
богу молиться, а кляузничать, да стадо Христово в соблазн вводить.
Брали мы, правда, что брали — кто
богу не грешен, царю не виноват? да ведь и то сказать, лучше, что ли, денег-то не брать, да и дела не делать? как возьмешь, оно и
работать как-то сподручнее, поощрительнее. А нынче, посмотрю я, всё разговором занимаются, и всё больше насчет этого бескорыстия, а дела не видно, и мужичок — не слыхать, чтоб поправлялся, а кряхтит да охает пуще прежнего.
— Что ты, — говорю, —
бог с тобой, Грунюшка: зачем тебе умирать. Пойдем жить счастливою жизнью: я для тебя
работать стану, а тебе, сиротиночке, особливую келейку учрежду, и ты у меня живи заместо милой сестры.
— И, кроме того,
работать на аристократов и повиноваться им, как
богам, — это подлость! — яростно заметила студентка.
В будни работу
работают, в праздник песни поют и за начальников
бога молят.
В будни работу
работают, в праздники — за начальство
богу молят.
Стало быть, перед волей это было, не в долгих годах, — триденную барщину изделали: три дни чтобы на барина
работать, три дни на себя, воскресное дело — господу
богу.
— А мне хочется, чтоб все у нас хорошохонько было. Чтоб из него, из Володьки-то, со временем настоящий человек вышел. И
Богу слуга, и царю — подданный. Коли ежели
Бог его крестьянством благословит, так чтобы землю
работать умел… Косить там, пахать, дрова рубить — всего чтобы понемножку. А ежели ему в другое звание судьба будет, так чтобы ремесло знал, науку… Оттуда, слышь, и в учителя некоторые попадают!
Фонарики он делал мастерски,
работал методически, не отрываясь; когда же кончил работу, то аккуратно прибрался, разостлал свой тюфячок, помолился
богу и благонравно улегся на свою постель.
— Братцы мои, как все это хорошо! Вот живем,
работаем немножко, сыты, слава
богу, — ах, как хорошо!
— А! Видела я за двадцать лет много честных девушек, которые через год, а то и меньше пропадали в этой проклятой стране… Сначала человек как человек: тихая, скромная, послушная, боится
бога,
работает и уважает старших. А потом… Смотришь, — начала задирать нос, потом обвешается лентами и тряпками, как ворона в павлиньих перьях, потом прибавляй ей жалованье, потом ей нужен отдых два раза в неделю… А потом уже барыня служи ей, а она хочет сидеть сложа руки…
В письме было написано, что Лозинский, слава
богу, жив и здоров,
работает на «фарме» и, если
бог поможет ему так же, как помогал до сих пор, то надеется скоро и сам стать хозяином.
— Зачем нарошна собирать такой мислям-та?
Бог говорит —
работай, русский говорит зачем
работать — все помираем! Зачем такой мисля нарошна бирот? Э, хитрый русский, не хочит работать-та!
— Я человек слабый, я тяжело
работать не могу, я для тонкого дела приспособлен! Я бы рублей десять взял, ей-богу, ну, — пятнадцать, разве я вор? Мне пора в другое место.
— Не стоит? Хе-хе… А почему же именно я должен был потерять деньги, а не кто-нибудь другой, третий, пятый, десятый? Конечно, десять рублей пустяки, но в них заключалась плата за квартиру, пища, одежда и пропой. Я теперь даже писать не могу… ей-богу! Как начну, так мне и полезет в башку эта красная бумага: ведь я должен снова
заработать эти десять рублей, и у меня опускаются руки. И мне начинает казаться, что я их никогда не отработаю… Сколько бы ни написал, а красная бумага все-таки останется.
По нынешним временам да не
заработать деньгу — грешно от
Бога будет, перед собственными детьми после совестно будет.
Пепел. Я сказал — брошу воровство! Ей-богу — брошу! Коли сказал — сделаю! Я — грамотный… буду
работать… Вот он говорит — в Сибирь-то по своей воле надо идти… Едем туда, ну?.. Ты думаешь — моя жизнь не претит мне? Эх, Наташа! Я знаю… вижу!.. Я утешаю себя тем, что другие побольше моего воруют, да в чести живут… только это мне не помогает! Это… не то! Я — не каюсь… в совесть я не верю… Но — я одно чувствую: надо жить… иначе! Лучше надо жить! Надо так жить… чтобы самому себя можно мне было уважать…
Веровать в
бога не умно, но религия должна быть охраняема, так как для народа необходимо сдерживающее начало, иначе он не будет
работать.
— Вы не жизнь строили — вы помойную яму сделали! Грязищу и духоту развели вы делами своими. Есть у вас совесть? Помните вы
бога? Пятак — ваш
бог! А совесть вы прогнали… Куда вы ее прогнали? Кровопийцы! Чужой силой живете… чужими руками
работаете! Сколько народу кровью плакало от великих дел ваших? И в аду вам, сволочам, места нет по заслугам вашим… Не в огне, а в грязи кипящей варить вас будут. Веками не избудете мучений…
— Лучше бы тебе не говорить про этакое! — серьёзно посоветовал дядя Пётр. — Мал ты. Ты гуляй себе, здоровья нагуливай… Жить надо здоровому; если не силён,
работать не можешь, — совсем нельзя жить. Вот те и вся премудрость… А чего
богу нужно — нам неизвестно.
— Хорошо… вон солнышко светит, привольно… На Волгу бы хотелось,
поработать бы, покрюшничать! Вот через недельку,
бог даст, поправлюсь, в Рыбну поеду к моему барину, вместе
работать будем…
— Образованные и богатые должны
работать, как все, — продолжала она, — а если комфорт, то одинаково для всех. Никаких привилегий не должно быть. Ну,
бог с нею, с философией. Расскажите мне что-нибудь веселенькое. Расскажите мне про маляров. Какие они? Смешные?
Для этого рода деятельности барон как будто бы был рожден: аккуратный до мельчайших подробностей, способный, не уставая, по 15 часов в сутки
работать, умевший складно и толково написать бумагу, благообразный из себя и, наконец, искательный перед начальством, он, по духу того времени,
бог знает до каких высоких должностей дослужился бы и уж в тридцать с небольшим лет был действительным статским советником и звездоносцем, как вдруг в службе повеяло чем-то, хоть и бестолковым, но новым: стали нужны составители проектов!..
В четвертом заседании я докладывал свою карту, над которой
работал две ночи сряду (
бог помог мне совершить этот труд без всяких пособий!) и по которой наглядным образом можно было ознакомиться с положением трактирной и кабацкой промышленности в России.
— Пятьдесят лет — не
бог знает какие года; ты теперь можешь начать
работать, если так ясно сознал свою ошибку, и которая действительно была твоею ошибкой.
Марья Александровна и внимания не обращает теперь на всю эту низкую клевету; а между тем, может быть,
бог знает как
работала, чтоб спасти неприкосновенною честь своей единственной дочери.
Воевода не мог забыть монастырской епитимий, которой его постоянно корила Охоня. Старик только отплевывался, когда заводилась речь про монастырь. Очень уж горько ему досталось монастырское послушание: не для
бога поработал, а только посмешил добрых людей. То же самое и Охоня говорила…
— Экие молодцы — а просят христа ради; что вы не
работаете? дай
бог, чтоб пришло время, когда этих бродяг без стыда будут морить с голоду.
— Вот тебя тут, Настасьюшка, никто не будет беспокоить, — сказал Крылушкин, — хочешь сиди, хочешь спи, хочешь
работай или гуляй, — что хочешь, то и делай. А скучно станет, вот с Митревной поболтай, ко мне приди, вот тут же через Митревнину комнату. Не скучай! Чего скучать? Все божья власть,
бог дал горе,
бог и обрадует. А меня ты не бойся; я такой же человек, как и ты. Ничего я не знаю и ни с кем не знаюсь, а верую, что всякая болезнь от господа посылается на человека и по господней воле проходит.
— Не слушай ее, Настя, господь сам заповедал нам
работать и в поте лица есть хлеб наш. У тебя руки, слава
богу, здоровы, — что вздумаешь, то и
работай.
Соня не знает, что я пишу эти горькие страницы. По-прежнему каждый день она сидит у моей постели или кресла. Часто заходит ко мне и мой друг, мой бедный горбатый. Он очень похудел и осунулся и большею частью молчит. Соня говорит, что он упорно
работает… Дай
Бог ему счастья и успеха!
В лице Гаврилы явился тот «хороший человек», с которым Мухоедов отводил душу в минуту жизни трудную, на столе стоял микроскоп, с которым он
работал, грудой были навалены немецкие руководства, которые Мухоедов выписывал на последние гроши, и вот в этой обстановке Мухоедов день за днем отсиживается от какого-то Слава-богу и даже не мечтает изменять своей обстановки, потому что пред его воображением сейчас же проносится неизбежная тень директора реального училища, Ваньки Белоносова, катающегося на рысаках, этих врачей, сбивающих круглые капитальцы, и той суеты-сует, от которой Мухоедов отказался, предпочитая оставаться неисправимым идеалистом.
— Вот этот молодец вместе с Слава-богу, — говорил Мухоедов, показывая на удалявшегося Авдея Михайлыча, — совсем погубили одного машиниста, который
работал у маховика…
— У нас, — говорит, — обитель простая, воистину братская, все равно на
бога работают, не как в других местах! Есть, положим, баринок один, да он ни к чему не касается и не мешает никому. Здесь ты отдых и покой душе найдёшь, здесь — обрящешь!
— У нас, — говорит, — кто ест свой хлеб, тот и голоден. Вон мужики весь век хлеб сеют, а есть его — не смеют. А что я
работать не люблю — верно! Но ведь я вижу: от работы устанешь, а богат не станешь, но кто много спит, слава
богу — сыт! Ты бы, Матвей, принимал вора за брата, ведь и тобой чужое взято!
— Ложились бы спать… Сидят, соображают. Туда же… душа!..
Богу молиться — очень просто, да и разбойничать — не велик труд, нет, — вы, сволочь,
поработайте! Ага?
— Врут-то, врут доктора, да не очень, — вздохнула тетушка. — Петр Андреич покойничек потерял глаза. Так же вот, как ты, день-деньской
работал на заводе около горячей печки и ослеп. Глаза не любят жара. Ну, да что толковать? — встрепенулась она. — Пойдем выпьем! С праздничком вас поздравляю, голубчики мои. Ни с кем не пью, а с вами выпью, грешница. Дай
бог!
— Вот, возьмите, — продолжал он, подавая Григорию беленькую бумажку, — это вам жалует барыня… Мирно у меня жить, дружно… Ты во всем слушайся мужа своего…
работай… Ну —
бог с вами, ступайте.