В пуховой постели было жарко; он соскочил на пол, подошёл к окну, распахнул раму, — из сада в лицо ему хлынул
пьяный гул, хохот, девичий визг; в синеватом сумраке, между деревьями, бродили чёрные фигуры людей.
Все примолкли. Зато из залы и из соседней комнаты несся все тот же
пьяный гул… Хор подхватывал куплеты. Цыганский женский голос в нос, с шутовским вывертом, прозудел...
Неточные совпадения
— А она — умная! Она смеется, — сказал Самгин и остатком неомраченного сознания понял, что он, скандально
пьянея, говорит глупости. Откинувшись на спинку стула, он закрыл глаза, сжал зубы и минуту, две слушал грохот барабана,
гул контрабаса, веселые вопли скрипок. А когда он поднял веки — Брагина уже не было, пред ним стоял официант, предлагая холодную содовую воду, спрашивая дружеским тоном...
Если днем все улицы были запружены народом, то теперь все эти тысячи людей сгрудились в домах, с улицы широкая ярмарочная волна хлынула под гостеприимные кровли. Везде виднелись огни; в окнах, сквозь ледяные узоры, мелькали неясные человеческие силуэты; из отворявшихся дверей вырывались белые клубы пара, вынося с собою смутный
гул бушевавшего ярмарочного моря. Откуда-то доносились звуки визгливой музыки и обрывки
пьяной горластой песни.
Из отворенной двери вместе с удушающей струей махорки,
пьяного перегара и всякого человеческого зловония оглушает смешение самых несовместимых звуков. Среди сплошного
гула резнет высокая нота подголоска-запевалы, и грянет звериным ревом хор
пьяных голосов, а над ним звон разбитого стекла, и дикий женский визг, и многоголосая ругань.
Бабий говор,
пьяный рев мужиков, звонкие крики детей, пение басовитой гармоники — все сливается густым
гулом, мощно вздыхает неутомимо творящая земля.
Вдруг пронесся по улице громкий
гул; конский топот, песни, дикие восклицания, буйный свист огласили окрестность; толпа
пьяных всадников, при радостных криках всего селения, промчалась вихрем по улице, спешилась у церковного погоста и окружила дом священника.
Пение «сестер», пиликанье Асклипиодота, вскрики и глухой
гул пьяных голосов слились в такую музыку, которую невозможно передать словами; общее одушевление публики разразилось самой отчаянной пляской, в которой принимали участие почти все: сельский учитель плясал с фельдшером, Мухоедов с Ястребком и т. д.
На дворе давно стояла весенняя голубая ночь с высоким молодым месяцем; где-то лаяла собака и слышался смешанный
гул пьяных голосов.
Поезд пригородной дороги, колыхаясь, мчался по тракту. Безлюдные по будням улицы кипели
пьяною, праздничною жизнью, над трактом стоял
гул от песен криков, ругательств. Здоровенный ломовой извозчик,
пьяный, как стелька, хватался руками за чугунную ограду церкви и орал во всю глотку: «Го-о-оо!! Ку-ку!! Ку-ку!!». Необъятный голос раскатывался по тракту и отдавался за Невою.