Неточные совпадения
Самгин свернул за угол в темный переулок, на него налетел ветер, пошатнул, осыпал
пыльной скукой. Переулок был кривой, беден домами, наполнен шорохом
деревьев в садах, скрипом заборов, свистом в щелях; что-то хлопало, как плеть пастуха, и можно было думать, что этот переулок — главный путь, которым ветер врывается в город.
Служитель нагнулся, понатужился и, сдвинув кресло, покатил его. Самгин вышел за ворота парка, у ворот, как два столба, стояли полицейские в
пыльных, выгоревших на солнце шинелях. По улице деревянного городка бежал ветер, взметая пыль, встряхивая
деревья; под забором сидели и лежали солдаты, человек десять, на тумбе сидел унтер-офицер, держа в зубах карандаш, и смотрел в небо, там летала стая белых голубей.
И казалось, что именно от этих окриков так уныло неподвижна
пыльная листва
деревьев.
Над садом неподвижно стоит луна, точно приклеилась к мутному небу. Тени коротки и неуклюжи,
пыльная листва
деревьев вяло опущена, всё вокруг немотно томится в знойной, мёртвой тишине. Только иногда издали, с болота, донесётся злой крик выпи или стон сыча, да в бубновской усадьбе взвоет одичалый кот, точно пьяный слободской парень.
Две стены ветхого забора и свесившихся
дерев, а посредине две теплые,
пыльные, пробитые в ползучей траве колеи идут далеко, зовут с собою.
Артамонов пошёл дальше сквозь мелкий,
пыльный снег. Снег падал всё гуще и уже почти совсем скрыл толпу людей вдали, в белых холмах
деревьев и крыш.
Знакомо глянули на него зелено-грязноватые, закоптелые,
пыльные стены его маленькой комнатки, его комод красного
дерева, стулья под красное
дерево, стол, окрашенный красною краскою, клеенчатый турецкий диван красноватого цвета, с зелененькими цветочками и, наконец, вчера впопыхах снятое платье и брошенное комком на диване.
Помню, какое освежительно-радостное впечатление произвели на меня зеленеющие поля и
деревья, когда я выехал за заставу
пыльной и грохочущей Москвы на мягкую грунтовую дорогу (так как в то время даже Московско-Курского шоссе еще не существовало).
Звон якорных цепей, грохот сцеплений вагонов, подвозящих груз, металлический вопль железных листов, откуда-то падающих на камень мостовой, глухой стук
дерева, дребезжание извозчичьих телег, свистки пароходов, то пронзительно резкие, то глухо ревущие, крики грузовиков, матросов и таможенных солдат — все эти звуки сливаются в оглушительную музыку трудового дня и, мятежно колыхаясь, стоят низко в небе над гаванью, — к ним вздымаются с земли всё новые и новые волны звуков — то глухие, рокочущие, они сурово сотрясают всё кругом, то резкие, гремящие, — рвут
пыльный знойный воздух.
Деревья вдоль шляха быстро и тревожно метались, нагибая вершины, и по шляху неслась точно
пыльная метель.
Длинные тени домов,
деревьев, заборов ложились красиво по светлой
пыльной дороге… На реке без умолку звенели лягушки; [Лягушки на Кавказе производят звук, не имеющий ничего общего с кваканьем русских лягушек.] на улицах слышны были то торопливые шаги и говор, то скок лошади; с форштата изредка долетали звуки шарманки: то виют витры, то какого-нибудь «Aurora-Walzer».
Воронецкий сидел на скамейке в боковой аллее Александровского сада и читал «Новое время». Солнце сильно клонилось к западу, но в воздухе было знойно и душно;
пыльные садовые
деревья не шевелились ни листиком; от Невского тянуло противным запахом извести и масляной краски. Воронецкий опустил прочитанную газету на колени, взглянул на часы: было начало восьмого. К одиннадцати часам ему нужно было быть в Лесном; чем наполнить эти остающиеся три часа?