Неточные совпадения
А ляшские тела, увязавши как попало десятками к хвостам диких
коней,
пустили их по всему полю и долго потом гнались за ними и хлестали их по бокам.
Поужинав, козаки ложились спать,
пустивши по траве спутанных
коней своих.
Андрей
пустил измученную тройку вскачь и действительно с треском подкатил к высокому крылечку и осадил своих запаренных полузадохшихся
коней. Митя соскочил с телеги, и как раз хозяин двора, правда уходивший уже спать, полюбопытствовал заглянуть с крылечка, кто это таков так подкатил.
Вот что думалось иногда Чертопханову, и горечью отзывались в нем эти думы. Зато в другое время
пустит он своего
коня во всю прыть по только что вспаханному полю или заставит его соскочить на самое дно размытого оврага и по самой круче выскочить опять, и замирает в нем сердце от восторга, громкое гикание вырывается из уст, и знает он, знает наверное, что это под ним настоящий, несомненный Малек-Адель, ибо какая другая лошадь в состоянии сделать то, что делает эта?
Мы расположились в фанзе, как дома. Китайцы старались предупредить все наши желания и просили только, чтобы не
пускать лошадей на волю, дабы они не потравили полей. Они дали
коням овса и наносили травы столько, что ее хватило бы до утра на отряд вдвое больший, чем наш. Все исполнялось быстро, дружно и без всяких проволочек.
Действительно,
коней он
пустил. Сани не ехали, а как-то целиком прыгали справа налево и слева направо, лошади мчали под гору, ямщик был смертельно доволен, да, грешный человек, и я сам, — русская натура.
— Уважим-с, уважим-с. Эй вы, голубчики! Ну, барин, — сказал он, обращаясь вдруг ко мне, — ты только держись: туда гора, так я коней-то
пущу.
— Да бахаревские, бахаревские, чтой-то вы словно не видите, я барышень к тетеньке из Москвы везу, а вы не
пускаете. Стой, Никитушка, тут, я сейчас сама к Агнии Николаевне доступлю. — Старуха стала спускать ноги из тарантаса и, почуяв землю, заколтыхала к кельям. Никитушка остановился, монастырский сторож не выпускал из руки поводьев пристяжного
коня, а монашка опять всунулась в тарантас.
Тут пошли у них беседы
пуще прежнего: день-деньской, почитай, не разлучалися, за обедом и ужином яствами сахарными насыщалися, питьями медвяными прохлаждалися, гуляли по зеленым садам, без
коней каталися по темным лесам.
Мало ли, много ли тому времени прошло: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, — стала привыкать к своему житью-бытью молодая дочь купецкая, красавица писаная, ничему она уж не дивуется, ничего не пугается, служат ей слуги невидимые, подают, принимают, на колесницах без
коней катают, в музыку играют и все ее повеления исполняют; и возлюбляла она своего господина милостивого, день ото дня, и видела она, что недаром он зовет ее госпожой своей и что любит он ее
пуще самого себя; и захотелось ей его голоса послушать, захотелось с ним разговор повести, не ходя в палату беломраморную, не читая словесов огненных.
Я робел и прижимался к отцу; но когда
пускали некоторых из этих славных
коней бегать и прыгать на длинной веревке вокруг державших ее конюхов, которые, упершись ногами и пригнувшись к земле, едва могли с ними ладить — я очень ими любовался.
— Отчего же, — отвечает, — азиаты народ рассудительный и степенный: они рассудят, что зачем напрасно имение терять, и хану Джангару дадут, сколько он просит, а кому
коня взять, с общего согласия наперепор
пустят.
Тут они и
пустили про меня дурную славу, что будто я чародей и не своею силою в твари толк знаю, но, разумеется, все это было пустяки: к
коню я, как вам докладывал, имею дарование и готов бы его всякому, кому угодно, преподать, но только что, главное дело, это никому в пользу не послужит.
Конский топот и веселая молвь послышались за его спиною. Малюта оглянулся. Царевич с Басмановым и толпою молодых удальцов возвращался с утренней прогулки. Рыхлая земля размокла от дождя,
кони ступали в грязи по самые бабки. Завидев Малюту, царевич
пустил своего аргамака вскачь и обрызгал грязью Григорья Лукьяновича.
И
пуще торопит Малюта опричников, и чаще бьет
коней по крутым бедрам.
Лукашка забежал домой, соскочил с
коня и отдал его матери, наказав
пустить его в казачий табун; сам же он в ту же ночь должен был вернуться на кордон. Немая взялась свести
коня и знаками показывала, что она как увидит человека, который подарил лошадь, так и поклонится ему в ноги. Старуха только покачала головой на рассказ сына и в душе порешила, что Лукашка украл лошадь, и потому приказала немой вести
коня в табун еще до света.
— Ты здесь погулял, ну, слава Богу! Как молодому человеку не веселиться? Ну, и Бог счастье дал. Это хорошо. А там — то уж смотри, сынок, не того…
Пуще всего начальника ублажай, нельзя! А я и вина продам, денег припасу
коня купить и девку высватаю.
— Да, смотри тут, как темно всё. Уж я бился, бился! Поймал кобылу одну, обротал, а своего
коня пустил; думаю, выведет. Так что же ты думаешь? Как фыркнет, фыркнет, да носом по земи… Выскакал вперед, так прямо в станицу и вывел. И то спасибо уж светло вовсе стало; только успели в лесу
коней схоронить. Нагим из-зa реки приехал, взял.
Казаки спешились и, разнуздав
коней,
пустили их на обширный луг, который расстилался перед рощею, а сами, поставив на небольшом возвышении часового, расположились кружком под деревьями. Кирша, вынув из кисы флягу с вином и большой пирог с капустою, сел подле Алексея.
Князь взял себе лучшего и
пустил его по полю. Горячий
конь был! Гости хвалят его стати и быстроту, князь снова скачет, но вдруг в поле выносится крестьянин на белой лошади и обгоняет
коня князя, — обгоняет и… гордо смеётся. Стыдно князю перед гостями!.. Сдвинул он сурово брови, подозвал жестом крестьянина, и когда тот подъехал к нему, то ударом шашки князь срубил ему голову и выстрелом из револьвера в ухо убил
коня, а потом объявил о своём поступке властям. И его осудили в каторгу…
А тут с мельницы пришло известие, что хозяин нанял
коней и давно отъехал ко двору. Ямщик, который его возил, сказывал, что Зиновий Борисыч был будто в расстройстве и отпустил его как-то чудно: не доезжая до города версты с три, встал под монастырем с телеги, взял кису [Киса — мешок, сумка.] и пошел. Услыхав такой рассказ, и еще
пуще все вздивовались.
— Хоша и пух ветром
пустишь, а где шелудивый
конь валялся, там не след чистой негой наступать: лишай сядет. Извини, дорогой гость, и не прими за остуду, а от нашей крови тебе жены не будет, — заключила ему с поклоном, вставши из-за стола, Байцурова.
— Отец! отец! — заголосил он боярину по выслушании его гневного приказа о сборе людей. — Не вели ты этого; не вели седлать
коней и взнуздывать; вели холопам твоим с свайкой да с лыком сесть по конникам да смирные лапти плесть, а то гордотой
пущий гнев на себя оборотишь.
То
пустит он
коня стремглав,
То остановит и, привстав
На стремена, дрожит, пылает.
Родимый, он уехал. Вон он скачет! —
И я, безумная, его
пустила,
Я за полы его не уцепилась,
Я не повисла на узде
коня!
Пускай же б он с досады отрубил
Мне руки по локоть,
пускай бы тут же
Он растоптал меня своим
конем!
Приехав на ночевку в дикой тайге, он разгребает снег, разводит костер, а стреноженных лошадей
пускает в тайгу; привычный
конь добывает себе из-под снега высохшую прошлогоднюю траву и наутро опять готов для утомительного перехода.
Он
коней в бег
пустит — и я бегу, он шагом — и я шагом.
— У них лошади особенные: сносливые, — ихным лошадям ничего; а наши
кони нежные, их должно беречь
пуще зеницы ока.
Пуще девица дрожит,
Кони мимо; друг молчит,
Бледен и унылый.
— Я, — говорит, — не здешний житель; ехал я через ваш город по делам, да дорогой напали на меня разбойники, всего избили и ограбили, и
коня, и платье, и деньги отняли. Надели на меня мешок, да и
пустили.
— Не надо, Авдеюшка, дорога знакомая, — отвечал Патап Максимыч, — а ты вот, голубчик, коней-то на двор
пусти да сенца им брось. Здорова ль Никитишна?
«
Пускай расковался! — смеётся Канут, —
Мягка нам сегодня дорога,
В Роскильде
коня кузнецы подкуют,
У свата, я чаю, их много...
Жилин видит — дело плохо. Ружье уехало, с одной шашкой ничего не сделаешь.
Пустил он лошадь назад к солдатам — думал уйти. Видит, ему наперерез катят шестеро. Под ним лошадь добрая, а под теми еще добрее, да и наперерез скачут. Стал он окорачивать, хотел назад поворотить, да уж разнеслась лошадь, не удержит, прямо на них летит. Видит — близится к нему с красной бородой татарин на сером
коне. Визжит, зубы оскалил, ружье наготове.
И я
пустила моего
коня в быстрый галоп.
Распорядитель джигитовки, бронзовый от загара Мамед-Рагим, разгорячив свою лошадь нагайкой,
пустил ее во всю прыть вперед… Вот он приблизился к торчащей из земли рукоятке, все заметнее и заметнее клонясь книзу… Вот почти сполз с седла и, крепко держась за гриву лошади левой рукой, горячит нагайкой и без того возбужденного
коня. Его лицо, налитое кровью, с неестественно горящими глазами, почти касается земли. Он почти у цели! Рукоятка кинжала ближе двух аршин от него… Вот она ближе, ближе…
— Мой Форов! Форов! — неистово закричала Катерина Астафьевна, между тем как Синтянина опять
пустила лошадь вскачь, а Филетер Иванович вырвал у своего извозчика вожжи и осадил
коня, задрав ему голову до самой дуги.
Какими запорами не замыкай
коня, он все рвется на свободу, а только
пусти его разыграться — и хозяина не пощадит: копыт своих не пожалеет на него…
— А! подстерегли, злодеи! — воскликнул старик и, оправясь от первого отпора новгородцев, разжег нагайкой своего
коня и
пустил его в самую середину врагов.
Какими запорами ни замыкай
коня, он все рвется на свободу, а только
пусти его разыграться — и хозяина не пощадит: копыт своих не пожалеет на него…
Предложение было принято и офицеры засели на
коней, приказав наглухо запереть павильон и
пустить в ход барабан.
Ермак спрыгнул с
коня,
пустил его на волю — он знал, что
конь найдет хозяйскую хату, — и вошел в избу.
Не расстанусь с тобой, родной мой, кормилец ты наш!» — И
пуще прежнего сжимает шею
коня в своих объятиях.