Тогда Пугачев сделал с крестным знамением несколько земных поклонов, обратясь к соборам, потом с уторопленным видом стал
прощаться с народом; кланялся во все стороны, говоря прерывающимся голосом: «Прости, народ православный; отпусти мне, в чем я согрубил пред тобою… прости, народ православный!» При сем слове экзекутор дал знак: палачи бросились раздевать его; сорвали белый бараний тулуп; стали раздирать рукава шелкового малинового полукафтанья.
Он семьдесят лет служил отечеству: мечом, советом, добродетелию и наконец захотел служить богу единому в тишине пустыни, торжественно
простился с народом на вече, видел слезы добрых сограждан, слышал сердечные благословения за долговременную новогородскую верность его, сам плакал от умиления и вышел из града.
Тогда Пугачев сделал с крестным знамением несколько земных поклонов, обратясь к соборам, потом с уторопленным видом стал
прощаться с народом; кланялся на все стороны, говоря прерывающимся голосом: «Прости, народ православный; отпусти мне, в чем я согрубил пред тобою; прости, народ православный!» — При сем слове экзекутор дал знак: палачи бросились раздевать его; сорвали белый бараний тулуп; стали раздирать рукава шелкового малинового полукафтанья.
Неточные совпадения
Глеб — он жаден был — соблазняется:
Завещание сожигается!
На десятки лет, до недавних дней
Восемь тысяч душ закрепил злодей,
С родом,
с племенем; что народу-то!
Что народу-то!
с камнем в воду-то!
Все прощает Бог, а Иудин грех
Не
прощается.
Ой мужик! мужик! ты грешнее всех,
И за то тебе вечно маяться!
Это первый выплыв Степана «по матушке по Волге». А вот и конец его: огромная картина Пчелина «Казнь Стеньки Разина». Москва, площадь, полная
народа, бояре, стрельцы… палач… И он сам на помосте,
с грозно поднятой рукой,
прощается с бунтарской жизнью и вещает грядущее...
Двор и улица были полны
народу: не только сошлись свои крестьяне и крестьянки, от старого и до малого, но и окольные деревни собрались
проститься с моим дедушкой, который был всеми уважаем и любим как отец.
Я
простился с Акимом Акимычем и, узнав, что мне можно воротиться в острог, взял конвойного и пошел домой.
Народ уже сходился. Прежде всех возвращаются
с работы работающие на уроки. Единственное средство заставить арестанта работать усердно, это — задать ему урок. Иногда уроки задаются огромные, но все-таки они кончаются вдвое скорее, чем если б заставили работать вплоть до обеденного барабана. Окончив урок, арестант беспрепятственно шел домой, и уже никто его не останавливал.
Перекрестясь на алтарь, он положил земной поклон Богу и храму его,
с которым он ныне
прощался навеки. Затем тихо отдал, на все четыре стороны, по одному глубокому поясному поклону. Это было безмолвное прощание его
с народом.
От Красного крыльца до Успенского собора
народ стоял в два ряда, ожидая
с нетерпением великого князя, который
прощался со своей матерью, поручая юному сыну править Москвою, одевался в железные доспехи и отдавал распоряжения своей рати.
Кремль уже кипел
народом, но толпы его все прибывали: все спешили
проститься с любимым князем,
с дружиною его, отцами, сыновьями, мужьями и внуками, отправляющимися искать ратной чести на чужбине.
От Красного крыльца до Успенского собора
народ стоял в два ряда, ожидая
с нетерпением великого князя, который
прощался с своей матерью, поручая юному сыну править Москвою, одевался в железные доспехи, отдавал распоряжения своей рати.
Прощаться пришлось при
народе, и прикосновение губ было легко, как паутина; но самый крепкий поцелуй не ложится так неизгладимо на лицо, как эта тончайшая паутинка любви: не забыть ее долгими годами, не забыть ее никогда. И вот еще чего нельзя забыть: розоватого шрамика на лбу у Юрия Михайловича, около виска, — когда-то, маленький, играя, он ударился о железо, и
с тех пор на его чистом лбу остался этот маленький, углубленный шрамик. И его не забыть никогда.
И
с этими словами баба Бубаста
простилась с мемфитом Пеохом и побежала к тем из египтян, кого знала за самых больших коноводов народных, и подбивала их, чтобы они внушали
народу, что в неразлитии Нила виновны христиане.
Как на площади
народ собирается,
Заунывный гудит-воет колокол,
Разглашает всюду весть недобрую.
По высокому месту лобному,
Во рубахе красной
с яркой запонкой,
С большим топором навостреныим,
Руки голые потираючи,
Палач весело похаживает,
Удалова бойца дожидается,
А лихой боец, молодой купец,
Со родными братьями
прощается...