Неточные совпадения
Меж ими всё рождало споры
И к размышлению влекло:
Племен минувших договоры,
Плоды наук, добро и зло,
И предрассудки вековые,
И гроба тайны роковые,
Судьба и жизнь в
свою чреду, —
Всё подвергалось их суду.
Поэт в жару
своих суждений
Читал, забывшись, между тем
Отрывки северных поэм,
И снисходительный Евгений,
Хоть их не много понимал,
Прилежно юноше внимал.
Что за причина? Какой ветер вдруг подул на Обломова? Какие облака нанес? И отчего он поднимает такое печальное иго? А, кажется, вчера еще он глядел в душу Ольги и видел там светлый мир и светлую
судьбу,
прочитал свой и ее гороскоп. Что же случилось?
Переработает ли в себе бабушка всю эту внезапную тревогу, как землетрясение всколыхавшую ее душевный мир? — спрашивала себя Вера и
читала в глазах Татьяны Марковны, привыкает ли она к другой, не прежней Вере и к ожидающей ее новой, неизвестной, а не той
судьбе, какую она ей гадала? Не сетует ли бессознательно про себя на ее своевольное ниспровержение
своей счастливой, старческой дремоты? Воротится ли к ней когда-нибудь ясность и покой в душу?
— Он просил меня пожертвовать
своей судьбой его счастию, а впрочем, не просил по-настоящему: это все довольно молчаливо обделалось, я только в глазах его все
прочитала. Ах, Боже мой, да чего же больше: ведь ездил же он в Кенигсберг, к вашей матушке, проситься у ней жениться на падчерице madame Ахмаковой? Ведь это очень сходно с тем, что он избрал меня вчера
своим уполномоченным и конфидентом.
Все ожидали облегчения в
судьбе осужденных, — коронация была на дворе. Даже мой отец, несмотря на
свою осторожность и на
свой скептицизм, говорил, что смертный приговор не будет приведен в действие, что все это делается для того, чтоб поразить умы. Но он, как и все другие, плохо знал юного монарха. Николай уехал из Петербурга и, не въезжая в Москву, остановился в Петровском дворце… Жители Москвы едва верили
своим глазам,
читая в «Московских ведомостях» страшную новость 14 июля.
В бумагах NataLie я нашел
свои записки, писанные долею до тюрьмы, долею из Крутиц. Несколько из них я прилагаю к этой части. Может, они не покажутся лишними для людей, любящих следить за всходами личных
судеб, может, они
прочтут их с тем нервным любопытством, с которым мы смотрим в микроскоп на живое развитие организма.
У Добролюбова я
прочел восторженный отзыв об этом произведении малороссийского поэта: Шевченко, сам украинец, потомок тех самых гайдамаков, «с полной объективностью и глубоким проникновением» рисует настроение
своего народа. Я тогда принял это объяснение, но под этим согласием просачивалась струйка глухого протеста… В поэме ничего не говорится о
судьбе матери зарезанных детей. Гонта ее проклинает...
Эта бумага была плодом заветнейших замыслов Плешивцева. Он писал ее по секрету и по секрету же сообщил об ней лишь одному мне.
Читая ее, он говорил:"Я здесь — Плешивцев! понимаешь? Плешивцев, а не чиновник!"И затем представив
свою работу князю Ивану Семенычу, он даже несколько побаивался за ее
судьбу.
В настоящем случае трудно даже сказать, какого рода ответ дал бы герой мой на вызов капитана, если бы сама
судьба не помогла ему совершенно помимо его воли. Настенька, возвратившись с кладбища, провела почти насильно Калиновича в
свою комнату. Он было тотчас взял первую попавшуюся ему на глаза книгу и начал
читать ее с большим вниманием. Несколько времени продолжалось молчание.
Улыбка вечная тихонько расцвела,
Когда пред ней открылась вечность,
И там
свою судьбу душа ее
прочла.
Милонов (
читает). «Тетенька моя и благодетельница, Раиса Павловна! Сие излагаемое мною применительно к обстоятельствам моим, жизни, письмо пишу вам, с огорчением при недостатках, но не с отчаянием. О,
судьба,
судьба! Под гнетом собственного
своего необразования, пристыжаемый против товарищей, я предвижу неуспех в
своей карьере к достижению».
Нельзя сомневаться, что есть люди, имеющие этот дар, но им воспользоваться может только существо избранное, существо, которого душа создана по образцу их души, которого
судьба должна зависеть от их
судьбы… и тогда эти два созданья, уже знакомые прежде рождения
своего,
читают свою участь в голосе друг друга; в глазах, в улыбке… и не могут обмануться… и горе им, если они не вполне доверятся этому святому таинственному влечению… оно существует, должно существовать вопреки всем умствованиям людей ничтожных, иначе душа брошена в наше тело для того только, чтоб оно питалось и двигалось — что такое были бы все цели, все труды человечества без любви?
Обреченный
судьбой на постоянную праздность, я не делал решительно ничего. По целым часам я смотрел в
свои окна на небо, на птиц, на аллеи,
читал все, что привозили мне с почты, спал. Иногда я уходил из дому и до позднего вечера бродил где-нибудь.
— Скучно? Нет. Я
читаю… А когда книги мне надоедают, мечтаю, гадаю о будущем, задаю вопросы
своей судьбе.
Войдя в зал суда, я не узнал Урбенина: он совершенно поседел и постарел телом лет на двадцать. Я ожидал
прочесть на лице его равнодушие к
своей судьбе и апатию, но ожидания мои были ошибочны, — Урбенин горячо отнесся к суду: он отвел трех присяжных, давал длинные объяснения и допрашивал свидетелей; вину
свою отрицал он безусловно и каждого свидетеля, говорившего не за него, допрашивал очень долго.
Когда повара принесли Поликрату его перстень и рассказали, как они нашли его, — Поликрат написал другое письмо в Египет к
своему другу Амазису и описал, как он бросил перстень и как он нашелся. Амазис
прочел письмо и подумал: «Это не к добру, — видно, нельзя уйти от
судьбы. А лучше мне разойтись с
своим другом, чтобы потом не жалеть его», — и он послал сказать Поликрату, что дружбе их конец.
Иван Дмитрич, человек средний, проживающий с семьей тысячу двести рублей в год и очень довольный
своей судьбой, как-то после ужина сел на диван и стал
читать газету.
После спектакля она ехала домой не одна. С ней ехал пьяный, хохочущий от счастья, раскисший он! Как она счастлива! Боже мой! Она ехала, чувствовала его объятия и не верила
своему счастию. Ей казалось, что лжет
судьба! Но как бы там ни было, а целую неделю публика
читала в афише, что дирижер и его она больны…Он не выходил от нее целую неделю, и эта неделя показалась обоим минутой. Девочка отпустила его от себя только тогда, когда уж неловко было скрываться от людей и ничего не делать.
— На днях у ихнего Маркса я
прочел чудесную заметку, — как раз к современному положению. Послушайте: «Корабль, нагруженный глупцами, быть может, и продержится некоторое время, предоставленный воле ветра, но будет неизбежно настигнут
своею судьбою, именно потому, что глупцы об этом не думают». Только, — глупцы ли? Екатерина Ивановна, поверьте мне: это не глупость и не безумие. Это — сознательная дезорганизаторская работа по чьей-то сторонней указке.
Те, кто слушал мои лекции и
читал потом их в «Отечественных записках», припомнят, что автор «Ругонов» сообщил мне сам все те сведения о
своей судьбе, какие я ввел в лекцию об его личности и характере.
— Каких лучше доказательств нужно тебе, неверующий, как не признание самого отца? Князь Вадбольский, по дружбе
своей ко мне, давал мне
читать завещание. Видя, что оно имело к тебе несомнительные отношения, я сделал из него выписку. Вот она, — присовокупил Паткуль, вынув из камзола бумагу и подав ее Владимиру, —
прочти ее и удостоверься, что
судьба, лишив тебя отечества и отца, возвращает тебе первое, благородное имя и мать, которой ты можешь быть еще подпорою и утешителем.
Даже Ахлёстин, — она считала его все-таки защитником сословных взглядов, — казался ей искреннее и цельнее Александра Ильича. Она не могла отличить в нем привычки к известного рода дилетантству от убежденности человека, имеющего
свои взгляды, способного вдумываться в
судьбы всего человечества и
своей родины. Брошюр его она не
читала.
— Неблагодарный!
прочти еще раз записку Луизы и брата
своего, — отвечал спокойно Паткуль, — и благодари
судьбу за милости, которые она так явно тебе посылает. Со
своей стороны воссылаю Тебе, о Боже всемогущий, благодарение за то, что не постыдил меня и совершил мои обеты.
— По наружности! Что мне от нее? как от козла, ни шерсти, ни молока. Довольно, что я храню твои тайны; уж конечно, не обязан я тебе открывать
своих. Но теперь, повторяю тебе, моя
судьба ему принадлежит; с моею связана твоя участь: вот предисловие к нашему условию.
Читай далее и выбирай.
Знаете ли, полковник, — продолжал он таинственным голосом, показывая ему ладонь правой руки
своей, — знаете ли, что
судьба моя здесь давно прочитана мне одним астрологом так ясно, как мы
читаем дороги на ландкартах?