Неточные совпадения
«Нет, люди здесь
проще, ближе к
простому, реальному смыслу жизни. Здесь нет Лютовых, Кутузовых, нет философствующих разбойников вроде Бердникова, Попова. Здесь и социалисты — люди здравомыслящие, их задача сводится к реальному делу: препятствовать ухудшению условий труда
рабочих».
У
простого,
рабочего народа — другое дело: как везде.
Только с
рабочим людом он обходился несколько
проще, ну, да ведь на то он и
рабочий люд, чтобы с ним недолго «разговаривать».
Сбоку, внизу я вижу обходную извилистую дорогу, по которой подымается
простой народ,
рабочие.
Отдельно стояла контора, дом самого Прохорова, квартиры для служащих и
простые избушки для
рабочих.
—
Рабочие прежде всего люди, — говорил он новому начальству. — У них есть свое самолюбие, известные традиции, наконец
простое человеческое достоинство… По моему мнению, именно этих сторон и не следует трогать.
Очень возможно, что она и сама не сознаёт своего лганья, но я уверен, что если б она в эту минуту порылась в тайниках своей души, то нашла бы там не родственное ликование, а очень
простую и совершенно естественную мысль:"Вот, мол, принесла нелегкая «гостя»… в
рабочую пору!"
Тут были
простые поденщики, черноделы и
рабочая аристократия.
Логика — самая
простая: лучше заводам — лучше заводовладельцу и
рабочим, тем более что с расширением производства будет прогрессировать запрос на
рабочие руки.
— За границей
рабочие уже поняли эту
простую истину и сегодня, в светлый день Первого мая…
«Старается, чтобы поняли его!» — думала она. Но это ее не утешало, и она видела, что гость-рабочий тоже ежится, точно связан изнутри и не может говорить так легко и свободно, как он говорит с нею,
простой женщиной. Однажды, когда Николай вышел, она заметила какому-то парню...
— Иной раз говорит, говорит человек, а ты его не понимаешь, покуда не удастся ему сказать тебе какое-то
простое слово, и одно оно вдруг все осветит! — вдумчиво рассказывала мать. — Так и этот больной. Я слышала и сама знаю, как жмут
рабочих на фабриках и везде. Но к этому сызмала привыкаешь, и не очень это задевает сердце. А он вдруг сказал такое обидное, такое дрянное. Господи! Неужели для того всю жизнь работе люди отдают, чтобы хозяева насмешки позволяли себе? Это — без оправдания!
Возьмите самые
простые сельскохозяйственные задачи, предстоящие культурному человеку, решившемуся посвятить себя деревне, каковы, например: способы пользоваться землею, расчеты с
рабочими, степень личного участия в прибылях, привлечение к этим прибылям батрака и т. п. — разве все это не находится в самой несносной зависимости от каких-то волшебных веяний, сущность которых даже не для всякого понятна?
А разве не радость это: в 1886 году я напечатал большой фельетон «Обреченные» (очерк из жизни
рабочих на белильных заводах), где в 1873 году я прожил зиму
простым рабочим-кубовщиком.
Смысл речи Каприви, переведенной на
простой язык, тот, что деньги нужны не для противодействия внешним врагам, а для подкупа унтер-офицеров, с тем чтобы они были готовы действовать против подавленного
рабочего народа.
Мы —
простые,
рабочие люди, синьор, у нас — своя жизнь, свои понятия и мнения, мы имеем право строить жизнь, как хотим и как лучше для нас.
— Да, я думаю, вам не легко понять такую
простую мысль, — говорила она, отступив от прилавка к двери. — Но — представьте себе, что вы —
рабочий, вы делаете всё это…
— Эти
простые люди, — медленно и задумчиво говорил Фома, не вслушиваясь в речь товарища, поглощенный своими думами, — они, ежели присмотреться к ним, — ничего! Даже очень… Любопытно… Мужики…
рабочие… ежели их так просто брать — все равно как лошади… Везут себе, пыхтят…
А еще ты возьми нынешний сплав, сколь мы дней
простояли из-за воды,
рабочим должны поденное платить — опять тебе нажива…
По берегам Мартьяна — везде избушки и
простые землянки старателей, везде курятся приветливо огоньки, а по выработкам и промывкам копошатся сотни
рабочих.
— Знал, да позабыл. Теперь сначала обучаюсь. Ничего, могу. Надо, ну и можешь. А — надо… Ежели бы только господа говорили о стеснении жизни, так и пёс с ними, у них всегда другая вера была! Но если свой брат, бедный
рабочий человек, начал, то уж, значит, верно! И потом — стало так, что иной человек из
простых уже дальше барина прозревает. Значит, это общее, человечье началось. Они так и говорят: общее, человечье. А я — человек. Стало быть, и мне дорога с ними. Вот я и думаю…
Скажите любому крестьянину в
рабочую пору, чтоб он отдохнул, бросил работу, вы получите
простой ответ: а где ж мы хлеба-то возьмем?
— Извините, не сообразил. Позвольте, я вам объясню. Этот черкес да еще с другим, товарищем по спиртовому делу, у нас первые… То есть,
проще вам сказать, спиртоносы, на прииска запрещенным способом спирт доставляют и выменивают
рабочим на золото. Отличные дела делают.
— То-то вот и есть, — жалобно и грустно ответил
рабочий. — Ведь десять-то ден мало-мальски три целковых надо положить, да здесь вот еще четыре дня
простою. Ведь это, милый человек, четыре целковых — вот что посуди.
— А ведь не даст он, собака, за
простой ни копеечки, не то что нам, а и тем, кто его послушал, по местам с первого слова пошел, — заметил один
рабочий.
Хозяйка Федосья Васильевна, полная плечистая дама с густыми черными бровями, простоволосая и угловатая, с едва заметными усиками и с красными руками, лицом и манерами похожая на
простую бабу-кухарку, стояла у ее стола и вкладывала обратно в
рабочую сумку клубки шерсти, лоскутки, бумажки…
И замечательное явление. Люди
рабочие,
простые, мало упражнявшие свой рассудок, почти никогда не отстаивают требований личности и всегда чувствуют в себе требования, противоположные требованиям личности; но полное отрицание требований разумного сознания и, главное, опровержение законности этих требований и отстаивание прав личности встречается только между людьми богатыми, утонченными, с развитым рассудком.
Живут там в казематах и погребах, и для женщин представляется опасность более от наглого и грубого ухаживания китайцев,
простых «боев» [англ. Boy — Мальчик.],
рабочих, чем от японских снарядов.
— Эн-ту-зи-азм?.. Да, пожалуй: рвение
рабочих вам удалось искусственно подогреть новизною дела и энергичностью агитации; может быть, есть даже и настоящий энтузиазм. Но — долго ли может человек
простоять на цыпочках? Как возможно в непрерывном энтузиазме, из года в год, ворочать на вальцах резиновую массу или накладывать бордюр на галошу?
Появились на заводе десятки, чуть не сотни надсмотрщиков, — непризнанных и непрошенных. Девчата и парни шныряли по заводу, следили за
простоями машин, за отношением
рабочих к инструментам и материалу, за сохранностью заводского имущества. Во главе этого стойкого молодого отряда стоял неутомимый и распорядительный командир — Юрка Васин.
Несколько лет тому назад
простой случай открыл одного такого охотника, десятки же других остаются неуличенными. Двое
рабочих, возвращаясь с приисков, пришли в ближайшее село и попросились переночевать в доме зажиточного крестьянина. Дома была одна маленькая девочка, которая не пустила их без старших в избу, а проводила в баню.
Казалось бы, рабочим-то людям, не получающим никакой выгоды от совершаемого над ними насилия, можно бы увидать, наконец, тот обман, в котором они запутаны и, увидав обман, освободиться от него самым
простым и легким способом: прекращением участия в том насилии, которое может совершаться над ними только благодаря их участию.
Спасение людей от их унижения, порабощения и невежества произойдет не через революции, не через
рабочие союзы, конгрессы мира, а через самый
простой путь, — тот, что каждый человек, которого будут привлекать к участию в насилии над своими братьями и над самим собой, сознавая в себе свое истинное духовное «я», с недоумением спросит: «Да зачем же я буду делать это?»
Казалось бы, что̀ может быть
проще и естественнее того, чтобы, веками страдая от производимого самими над собою, без всякой для себя пользы, насилия,
рабочие люди, в особенности земледельцы, которых в России, да и во всем мире большинство, поняли наконец, что они страдают сами от себя, что та земельная собственность неработающих владельцев, от которой они больше всего страдают, поддерживается ими же самими, в виде стражников, урядников, солдат; что точно так же все подати — и прямые и косвенные — собирают с самих себя они же сами в виде старост, сотских, сборщиков податей и опять же полицейских и солдат.
Стремясь к благоугождению богу, с каким-то болезненным пиетистическим жаром они искали на земле не
простых добрых,
рабочих и богопочтительных людей, а прямо ангелов, «видящих лицо Его выну» и неустанно вопиющих «свят».
Работа пошла легко, и все вокруг как-то посветлело, стало
проще и понятнее. Пригляделся околоточный и к народу, и народ был все
простой, такой, с каким он привык и умел обращаться;
рабочие, какие-то мужики, полугоспода, приказчики из лавок. Были и женщины.