Все против короля

Марина Серова, 2008

Виртуозно отомстив своему заклятому врагу – прокурору города Синдякову, Полина Казакова стала известна как Мисс Робин Гуд, защитница тех, кто не в силах бороться за себя сам. К Полине обратилась ее знакомая Светлана Борщинская и попросила помочь своем отцу. Пожилого человека сделал козлом отпущения генеральный директор предприятия, на котором много лет трудился Борщинский.

Глава 3

Дед открыл мне дверь, и уже по одному выражению его лица я поняла — что-то случилось.

— Бонжур, Полетт! — сказал он с видом старого заговорщика. — А у нас гости.

— Я так и подумала, когда увидела около наших ворот чью-то «Ладу Калину». И кто же это? Наверное, один из твоих партнеров по покеру или преферансу?

— Не отгадала. Одна симпатичная барышня.

— Неужели седина в бороду — бес в ребро? — насторожилась я.

— О чем ты говоришь, Полетт! Ну как тебе не стыдно. — Ариша чмокнул меня в щеку и взял из рук спортивную сумку. — Я уже стар для этих забав. Вот если бы скинуть годков этак… надцать, то та мадемуазель непременно стала бы моей… партнершей по дамскому преферансу, для начала. Она приехала к тебе, моя дорогая Полетт.

— Ко мне? — изумилась я. — Но кто она? У моих знакомых нет такой машины.

— Ее зовут Света. Симпатичная такая, рыженькая. Почему-то всех рыженьких непременно Светами называют.

Дедово описание неожиданной визитерши ничего не прояснило.

— Нет, я понятия не имею, кто бы это мог быть. И что ей от меня нужно?

— Не могу знать. Барышня только сказала, что у нее к тебе какое-то важное дело, но в чем его суть, не раскрыла. Я ее предупредил, что ты будешь не скоро, потому что у тебя сегодня занятия в бассейне. Но она все равно решила дождаться тебя.

— Странно, кому это я так срочно понадобилась. Просто теряюсь в догадках.

— Полетт, неужели ты на самом деле не догадываешься, кто она такая? — не поверил дед.

— Светлана… рыженькая… Нет, не припоминаю. Где она?

— Я проводил ее в гостиную кантри.

— В кантри? — переспросила я, продолжая гадать, кто ко мне пожаловал.

— Да, именно туда. Я подумал, что для «рококо» она не доросла, в ней нет претенциозности, светского лоска. Она еще совсем юное, неопытное создание, и в этом ее шарм, — дедовы глаза аж светились, когда он произносил эти слова.

— А чем, по-твоему, гостиная в стиле хай-тек ей не подходит?

— Видишь ли, внучка, я решил, что ей там будет неуютно. Барышня чем-то сильно расстроена, она вся на нерве. Холодный хай-тек мог усугубить ее душевное состояние.

— Ариша, а ты у меня, оказывается, философ! Ладно, пойду посмотрю, кого это к нам так нежданно-негаданно занесло. Ты мою сумку отнеси, пожалуйста, в ванную, я ее потом разберу. Да, дедуля, я надеюсь, ты ей предложил чай или кофе?

— Предлагал, но она отказалась. Тогда я поставил на стол поднос с фруктами и ушел, оставив ее наедине со своими мыслями — грустными, между прочим.

— И давно она там грустит? — Я кивнула головой на дверь в гостиную кантри.

— Уже больше часа. Поспеши к ней, Полетт!

— Дед, ты бы ее чем-нибудь развлек, что ли.

— Хотел, но быстро понял, что Светочке неуютно в моем присутствии, вот я и не стал досаждать ей. Пусть, думаю, посидит, приведет в порядок свои мысли. Кантри к этому располагает.

— Ладно, — сказала я и открыла дверь.

Нежданная визитерша, стоявшая около окна, спиной ко входу, вздрогнула и оглянулась. Я сразу отметила про себя, что если и встречалась когда-либо с этой девушкой, то очень давно. Бледное лицо под копной светло-рыжих волос, зеленые, широко расставленные глаза, загадочная улыбка Джоконды… Что-то было в этом облике знакомое, но я не могла сразу вспомнить, кто стоит передо мной.

— Здравствуй, Полина! — сказала она, подчеркивая своим обращением на «ты» наше знакомство.

— Здравствуй, — я дежурно улыбнулась, продолжая напрягать свою память.

— Не узнаешь меня? Жаль, а ведь мы в одной школе учились, только я немного младше тебя. Неужели я так изменилась? — Светлана провела рукой по своим рыженьким волосам.

— Да-да, теперь припоминаю, — я закивала головой. — Мы еще в одном спектакле вместе играли.

— В «Маленьком Принце». Ты была Розой, а я — Лисом, — напомнила она и загадочно улыбнулась.

— Света, прости, сразу не узнала. Что же ты стоишь? Садись, угощайся фруктами. — Я оторвала от кисти одну виноградинку и положила ее в рот. — Вкусный.

— Спасибо, — девушка прошла к центру гостиной и присела в кресло из ротанга, — я не голодна. У меня совсем нет аппетита.

Разместившись по другую сторону овального стола, накрытого льняной скатертью с крупным рисунком, я спросила:

— А что случилось?

— Поля, ты помнишь мою фамилию? — Гостья посерьезнела, даже напряглась.

Я, не задумываясь, отрицательно кивнула головой, но в последующий момент вдруг явственно вспомнила эпизод из своей школьной жизни. После театральной постановки мы, как полагается, вышли на поклон. А училка по французскому (мы ставили спектакль на языке оригинала) называла наши фамилии. В голове отчетливо звучал ее голос: «Лис — Светлана Борщинская». Этим все объяснялось.

— Ты — дочь Виталия Кирилловича?

— Да, — сказала Света, и на глазах у нее заблестели слезы. — Полина, прошу тебя, помоги!

— Какой помощи ты от меня ждешь? — несколько отчужденно спросила я. — И вообще, почему ты вдруг решила прийти ко мне?

— Поля, ты же знаешь, что произошло на прошлой неделе на заводе! — с упреком бросила она. — Зачем же спрашиваешь, будто сама ни о чем не догадываешься?

— Но я на самом деле не понимаю, что привело тебя ко мне, — холодно ответила я.

— Дело в том, что в заводской трагедии обвиняют моего отца, — Светин голос стал каким-то тусклым, совсем не похожим на тот, каким она говорила до этого. — Произошло жуткое стечение обстоятельств — взрыв при мэре, да тут еще пострадавший рабочий умер… Полина, поверь: папа ни в чем, совершенно ни в чем не виноват! Его подставляют!

— Допустим, но…

— Ясно, ты мне не веришь, но я тебе все объясню. Это Кудринцев во всем виноват, он давно хотел от моего отца избавиться, но у него ничего не получалось. А теперь, прикрывая себя, он всю вину на отца валит. Знаешь, что теперь папе грозит?

— Наверное, статья сто девятая — причинение смерти вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей, — блеснула я своей юридической просвещенностью, и после этих слов Света закрыла лицо руками. Кажется, расплакалась. — Только вот этого не надо! Перестань реветь!

Мало-помалу Борщинская успокоилась и сказала:

— Полина, я всего-то прошу тебя, чтобы ты дала следователю правдивые показания. Понимаешь, все руководство оклеветало отца. Ладно, ваш генеральный на него зуб имеет, а другие-то почему врут? Наверное, им директор приказал. Но ты-то юрист! Ты должна говорить правду! Благодаря тебе, возможно, скорее прольется свет истины на всю эту темную историю!

Вероятно, Светлана дома готовилась к тому, чтобы с таким пафосом произнести последнюю фразу. Может, даже репетировала перед зеркалом. Я вдруг подумала о том, что дочь — лицо заинтересованное. Откуда мне знать, что она говорит правду и не выгораживает своего любимого папочку? На заводе бытует совсем другое мнение о Виталии Борщинском.

— Света, — сказала я, немного подумав, — в одном я с тобой целиком и полностью согласна. Истина должна восторжествовать. Как штатный юрисконсульт завода «Красный Октябрь», я не могу допустить того, чтобы кто-то на кого-то сваливал свою вину. Тем более есть жертвы. Это уже серьезно. Знаешь, я, пожалуй, проведу свое собственное расследование и выясню, кто виноват в том, что автомат взорвался.

— Ты, конечно, можешь заниматься этим расследованием, но я уверена, что папа ни в чем не виноват. Он как раз настаивал на том, что оборудование надо тщательно проверить в действии. Но ему мешали, ему вставляли палки в колеса…

— Что значит мешали? Твой отец — главный механик завода, он был обязан сделать пробный пуск. Если директор будет отвечать за каждый станок, за каждое рабочее место, то зачем нужны подчиненные?

— Он проверил автоматы при холостом ходе, а вот загружать в них сырье Кудринцев не позволил, сказал свое категоричное «нет», и папа не мог его ослушаться.

— А чем Владимир Дмитриевич мотивировал свое решение?

— Ничем. Он просто выпендриться хотел перед мэром, сделать первый пуск в присутствии Бурляева. Понимаешь, если запустить автомат, то он должен работать непрерывно. А как же разрезание красной ленточки и торжественный запуск нового производства? В этом весь эффект, понимаешь?

— Слабая «отмазка» для того, чтобы пренебрегать техникой безопасности, — заметила я.

— Других у меня нет. Я передаю тебе то, что сказал нам с мамой отец. Он нам никогда не врал. — Света немного помолчала, потом сказала: — В общем, отец к взрыву не имеет никакого отношения, во всем виноват Кудринцев. Я думала, что для тебя это очевидно. Но если ты сможешь найти какие-то доказательства и предъявить их следствию, то я не против твоего расследования. Дело быстрее решится в нашу пользу.

— Света, по-моему, ты не отдаешь себе отчета в том, что результат моей проверки может быть самым непредсказуемым.

— То есть? Что ты хочешь этим сказать?

— Понимаешь, нам всем свойственно идеализировать своих родных и близких. Возможно, ты заблуждаешься относительно своего отца, — сказала я и увидела в глазах Борщинской явный протест. — Подожди, не перебивай меня! Понимаешь, дыма без огня не бывает. Если в чрезвычайном происшествии обвиняют не рабочего, запустившего автомат, на которого, кстати сказать, проще всего было свалить вину, потому что он умер, не инженера по технике безопасности, не начальника цеха, а главного механика завода, значит, на то есть основания. А что, если ты не знаешь всей правды об отце? Стоит ли мне все это затевать для того, чтобы ты узнала, как все было на самом деле, и разочаровалась в нем?

— Стоит, Полина, стоит! — яро настаивала на своем Борщинская. — Я уверена: папу подставил Кудринцев.

— Это голые слова, — отмахнулась я.

— Ладно, я тебе все расскажу. Дело в том, что они давние враги. Мой отец когда-то отбил у Владимира Дмитриевича девушку, мою будущую маму. Причем «отбил» практически в прямом смысле. Они дрались из-за нее.

— Бывает, — сказала я без особого интереса.

— Знаешь, Кудринцев вообще любит кулаки в ход пускать. Мама с ним недолго встречалась. Однажды он пришел на свидание пьяным, она сделала ему замечание, а он ее ударил. После этого они расстались. Потом мама познакомилась с моим будущим отцом. Кудринцев узнал об этом и со своими друзьями подкараулил его около дома. Представляешь, они вчетвером на одного напали?

— Света, ну какое это имеет отношение к сегодняшнему дню?

— Прямое! — уверенно заявила Борщинская. — Я хочу, чтобы ты поняла, что ваш генеральный очень мстительный и подлый человек. Для него нет ничего святого. При каждом удобном случае он мстил моему отцу. Мне сейчас не хотелось бы смаковать все эти некрасивые подробности, это ведь не только меня касается…

— Я и не прошу тебя это делать.

— Но ты ведь не веришь мне? Вот от тебя я этого никак не ожидала!

— Света, ты говоришь: твой отец и Кудринцев — давние враги, но тем не менее они больше двадцати лет работают на одном заводе, причем Виталий Кириллович находится в подчинении у Владимира Дмитриевича. Прости, но для заклятых врагов это как-то нехарактерно.

— Да, они оба давно работают на нашем кирпичном заводе. А где еще в Горовске можно работать? «Красный Октябрь» — самое крупное предприятие. Сначала они оба были простыми рабочими, потом папу назначили главным механиком. Это сделал предыдущий директор, предшественник Кудринцева. Правда, Владимиру Дмитриевичу больше повезло в карьере, он смог подсидеть Попова и стать генеральным директором. На том папино продвижение по служебной лестнице остановилось. А он хотел быть техническим директором. Попов обещал ему эту должность, но не успел на нее назначить. А при Кудринцеве его, напротив, едва не уволили. Но, к счастью, тогда все обошлось. Конечно, отцу было тяжело работать под началом врага, но если бы мы жили в областном центре, то он нашел бы другую высокооплачиваемую работу по своей специальности, но у нас таких возможностей мало, почти нет. Все хорошие места уже заняты.

— Кстати, о специальности. Что Виталий Кириллович окончил?

— Средне-Волжский политехнический институт, электромеханический факультет. А что? — Света заметно напряглась.

— Он заочно там учился?

— Да, но почему ты об этом спрашиваешь? А, наверное, до тебя уже дошли слухи о том, что он диплом потерял? Правильно говорят, Горовск — большая деревня. На одном краю чихнули, на другом услышали.

— Когда и при каких обстоятельствах Виталий Кириллович потерял диплом об окончании института?

— Наверное, когда мы на новую квартиру переезжали, а может быть, раньше. Месяца три назад его попросили в отдел кадров принести все документы — паспорт, военный билет, диплом, пенсионное свидетельство, вот тогда-то и обнаружилось, что диплом пропал.

— А зачем отделу кадров вдруг понадобились его документы?

— Не знаю, вроде бы была плановая проверка личных дел. Поля, а разве у тебя не проверяли документы? Папа сказал, что у всех…

— А, да, было такое, — подтвердила я, хотя ни о чем подобном даже и не слышала. — Так, и как же он выкрутился?

— Никак, папа до сих пор висел на волоске. Теперь его собираются уволить. А тогда Аронкина сказала ему, что надо поискать диплом, а если не найдется, то дать объявление в газету о его утрате. Только папа таких объявлений не давал, думал, что диплом отыщется. А начальница отдела кадров его периодически теребила с этим вопросом. Месяц назад она сказала, что после открытия нового цеха будет аттестация, и он, скорее всего, ее не пройдет.

— Почему?

— Без высшего образования нельзя занимать должность главного механика.

— Вообще-то, это правильно.

— Но у папы есть высшее техническое образование! Он приносил диплом в отдел кадров сразу по окончании вуза. В те годы еще не делали ксерокопий, но в деле есть номер диплома.

— Света, ходят слухи, что диплом у твоего отца был поддельный, вот он и не принес его на проверку.

— Чушь! Папа на самом деле учился в Средне-Волжском политехническом институте! Я понимаю, многих удивляет, с какой стати он выбрал вуз, находящийся совсем в другой области. Но у нас там живут родственники. Папин дядька посоветовал ему этот институт, он туда и поступил. У нас ведь в Горовске тогда было только два высших учебных заведения — педагогический да филиал медицинского института, — убедительно вещала Борщинская. — А папа — технарь.

«Учиться-то он, может быть, там и учился, но окончил ли?» — подумала я, но не рискнула озвучить свою мысль под напряженным Светиным взглядом.

— Не надо на меня так смотреть, ситуация сложилась довольно серьезная. Диплом нужно найти, в крайнем случае, взять из института соответствующий документ.

— Так его уже больше не существует: еще в девяностых годах этот институт расформировали. Факультеты по другим вузам разбросали.

Надо же как интересно! Институт закрыли, и вроде бы все концы в воду? Нет, так дело не пойдет!

— Допустим, — сказала я, — но в архиве того города должна быть информация обо всех выпускниках закрывшегося института.

— Но папа, как ты понимаешь, теперь туда поехать не может. Он ведь дал подписку о невыезде. Но если это так необходимо, то я туда сама съезжу.

Я подумала, если подделывают диплом о высшем образовании, то справку из архива тем более можно подделать или купить. Пока аргументов в защиту Борщинского не прибавилось.

— Света, ты сказала, что вы недавно квартиру новую купили. Где, если не секрет?

— Да, мы взяли ипотечный кредит на двадцать лет и купили трехкомнатную квартиру в одном из «близнецов» на площади Дружбы. Хочу заметить, что нам дали социальную ипотеку со льготными процентами. Наша семья считается многодетной, к тому же мы сдали городу неприватизированную малогабаритную квартиру. Если папу уволят, то мы лишимся основного источника доходов. Я уж не говорю про то, что его могут посадить. Мне страшно представить, что мы тогда делать будем. На мою и мамину зарплату кредит не вернешь, потому что мама в музыкальной школе работает, а я — в одной коммерческой фирме, но ситуация там нестабильная. Пока дела идут нормально, но все может быть… Еще у меня есть две младшие сестренки, они в школе учатся. Лена — в десятом классе, а Оля — в восьмом.

— Значит, говоришь, ипотечный кредит взяли?

— Да, — подтвердила Света. — Сейчас многие так делают. Очень выгодно, если есть социальные льготы и стабильная работа.

— Да? Я никогда тонкостями ипотеки не интересовалась.

— Ну, разумеется, тебя ведь жилищный вопрос не волнует, — поддела меня Борщинская. — У тебя такой дом огромный! Неужели вы с дедушкой вдвоем здесь живете?

— Да, — сказала я, мило улыбнувшись, а потом предалась размышлениям.

Наверняка Светлана сказала правду про то, что квартиру они купили, взяв ипотечный кредит. Эти сведения очень легко проверить, хотя бы через нашу бухгалтерию, где об этом непременно должны знать. Только вот «откат» ее папочка все равно мог взять. Одно не исключает другое, наоборот, даже предполагает. Уж так у нас повелось, что грязные дела дают чистую прибыль. Значительную часть своего семейного бюджета Борщинские вынуждены ежемесячно вносить в банк в счет погашения кредита, а ведь на текущие расходы многодетной семье деньги тоже нужны, и не маленькие, чтобы соответствовать статусу жильцов элитного дома. И они наверняка соответствуют. Света одета дорого. Уверена: у нее костюм от Kenzo, а сумка, кажется, Furla, я видела такую в «Модном пассаже». Это дед Ариша в последних тенденциях моды не силен, вот и сказал, что в Светлане нет светского лоска. Лоск есть. Но есть ли искренность? Вдруг она сказки мне тут рассказывает? Честность — это что-то вроде игры в жмурки. Можно правду быстро найти, а можно и не обнаружить ее вовсе…

Устав от затянувшейся паузы, Борщинская снова стала защищать отца:

— Казакова, ну, пойми ты, мой папа — честнейший, порядочный человек! Он — профессионал, поэтому сразу понял, что вся эта затея с покупкой импортного оборудования через никому не известную, к тому же не местную фирму просто абсурд. Но его никто не слушал, никто! Кудринцев настаивал на своем, а все остальные не хотели портить с генеральным директором отношения. Если бы отец был более напористым, он бы не допустил этого, но папа не смог. Силы были неравными, один против всех, ни одного союзника, ни одного. Вот и сейчас его все стали топить. Одна надежда на тебя, Полина. Заводской юрисконсульт должен быть беспристрастным. К тому же мы с тобой когда-то дружили…

Насчет того, что мы когда-то дружили, Светка, конечно, переборщила. Мы просто учились в одной школе. А вот насчет того, что юрист должен стоять на страже закона и быть беспристрастным, она была права. Негоже, если Борщинского несправедливо обвинят в серьезном преступлении и он получит срок. А вдруг главный механик действительно виноват? Я должна была докопаться до истины.

— Света, как-то странно, что Виталий Кириллович за свою многолетнюю трудовую деятельность не нашел на заводе ни с кем общего языка. Да что там не обзавелся единомышленниками! Он еще и конфликтовал кое с кем, — я постепенно вводила разговор в нужное русло.

— Конфликтовал? — Моя собеседница нахмурилась. — Не может этого быть! У папы такой мягкий характер, и в этом все его проблемы.

— Ну ты, Света, наверное, не все знаешь. Я слышала, что у него был серьезный конфликт с менеджером отдела снабжения.

— С Толей Зайцевым? — Борщинская слегка покраснела.

— Света, оказывается, тебе известно об этом!

— Нет, Полина, ты все неправильно поняла. Дело в том, что я знаю Толю Зайцева и уверяю тебя — у них никаких конфликтов по работе не было.

— А не по работе? На личной почве, например, а? — Я подумала, что Зайцев мог узнать про «откат» и потребовать свою долю.

— Понимаешь, я встречалась с Толей. А папа… он очень ревностно к этому относился. В общем, Зайцев не нравился отцу, он не хотел видеть его рядом со мной.

— Почему?

— Ну, у него вроде на заводе с кем-то служебный роман до меня был, — сказала Света, и я вспомнила Леркины рассказы о том, что Анатолий был настоящим бабником, только вот на Гулькину не запал. — Я не хочу об этом говорить, да и вся эта история не имеет никакого отношения к должностному преступлению, в котором обвиняют отца.

— Тем не менее Зайцев уволился. Хотелось бы знать, почему?

— Он уехал в Москву на заработки. У него там двоюродный брат уже два года живет, вот Толик к нему и подался. Он там хочет денег подзаработать и вернуться обратно в Горовск, — не слишком уверенно сказала Света.

— Он, наверное, тебе звонит оттуда каждый день?

— Сначала так и было, а потом Анатолий стал постепенно скатываться в язык смайликов и эсэмэсок, — Борщинская грустно улыбнулась. — Наверное, отец был прав, Зайцев не относился ко мне серьезно… Ну что, я на все твои вопросы ответила? Все сомнения разрешила?

Я пожала плечами, потому что не знала, кому верить — Валерии или Светлане. На каждый аргумент Гулькиной нашелся контраргумент Борщинской. Лерка, конечно, трепло, но зачем ей меня обманывать? Зато у Светки есть на то основания. Она любой ценой хочет оправдать своего отца. Как же дела обстояли на самом деле? Кто был инициатором расширения производства за счет выпуска сэндвич-панелей — Кудринцев или Борщинский? Диплом у Виталия Кирилловича поддельный или утерян при неизвестных обстоятельствах? Борщинские купили квартиру по социальной ипотеке или на «откат», полученный главным механиком за удачно провернутую сделку? Зайцев, работавший с поставщиком злосчастного оборудования, уволился из-за конфликта с Виталием Кирилловичем или потому что нашел работу в Москве?

Меня разобрал прямо-таки жгучий интерес к тому, как же все было на самом деле? А потому надо было срочно искать альтернативный источник информации.

— Значит, так, Света, повторяю: я должна лично все проверить, и если подтвердится, что твой отец стал жертвой оговора, то я постараюсь его вытащить.

— Спасибо, я знала, что могу на тебя рассчитывать. Я сегодня же скажу папе, что он уже не один. Это его подбодрит. Знаешь, многие заводчане уверены в том, что это он во всем виноват, и смотрят на него как на врага. Каждому не будешь объяснять, кто на самом деле за всем этим стоит. Кто-то распустил грязные слухи по всему заводу. А после похорон Дубцова на нас обрушился шквал гневных звонков. Папу откровенно обвиняют в его убийстве. У отца едва сердечный приступ не случился, давление вообще зашкаливает, а он все равно на работу ходит… Правда, его грозятся со дня на день уволить. Он только на тебя и надеется, — сказала Борщинская, взяла сумку и достала свою визитную карточку. — Вот, здесь есть номер моего мобильного телефона. Это так, на всякий случай.

Я заглянула в визитку — Светлана Витальевна работала психологом в фирме «Континиус». Это меня несколько удивило. Она встала из-за стола и решительно шагнула к двери. Я последовала за ней и проводила ее до машины, затем вернулась в дом. Дед встретил меня в прихожей вопросом:

— Ну и кто эта милая барышня?

— Так, моя школьная знакомая, — отмахнулась я. — Училась классом младше меня.

— Да? А что ей от тебя вдруг понадобилось?

— Ничего особенного. Это наше, девичье, — отмахнувшись, я сразу же перевела разговор на другую тему: — Знаешь, Ариша, я просто умираю с голоду. У нас есть что-нибудь пожевать, кроме фруктов?

— Конечно. Я сегодня развлек себя посещением местного продуктового магазина. Купил фрукты, курицу.

— Курицу? Так ее еще готовить надо, — я разочарованно вздохнула.

— Только разогреть, я купил курицу-гриль. Она была с пылу с жару, но, должно быть, уже остыла.

— Дед, ты просто прелесть! — Я поцеловала Аришу и пошла в столовую.

За столом дед ни о чем меня не расспрашивал. Он понимал, что трапеза не время для серьезных разговоров. Но вот после ужина он сразу же осведомился:

— Так ради чего Светочка ждала тебя больше часа? Неужели для того, чтобы обсудить, какой цвет губной помады нынче в моде?

— Дед, давай не будем сейчас об этом, — снова отмахнулась я. Мне самой пока не было ясно, справедливо ли Борщинского обвинили во взрыве нового оборудования или нет. Не хотелось вводить деда в заблуждение.

— Ладно, Полетт, не смею больше докучать тебе своими стариковскими вопросами. Захочешь, сама расскажешь, — мой прародитель взглянул на меня с исступленной нежностью и вышел из столовой.

Я знала, что любая неразрешенная ситуация будет безраздельно властвовать над моим сознанием, пока не найдет достойного выхода. Мне было органически необходимо докопаться до истины. Несправедливость неприемлема для меня в любом виде. Это и неудивительно, ведь я — юрист по профессии. А по призванию? Кажется, тоже. Моя мечта — открыть в ближайшем будущем собственную юридическую фирму.

Загрузив тарелки и прочую кухонную утварь в посудомоечную машину, я пошла в свою комнату. Руки сами потянулись к саксофону. Играя кантилену Берлиоза, я вдруг явственно ощутила, что уже нахожусь на грани неведомого будущего, но еще слышу отголосок исчезающего прошлого…