Неточные совпадения
— Революция направлена против безответственных, — вполголоса, но твердо говорил Иноков. Возразить ему Самгин не успел — подошел Макаров, сердито проворчал, что полиция во всех странах одинаково глупа,
попросил папиросу. Элегантно одетый, стройный, седовласый, он зажег спичку, подержал ее вверх
огнем, как свечу, и, не закурив папиросу, погасил спичку, зажег другую, прислушиваясь к тихим голосам женщин.
Оно бы и хорошо: светло, тепло, сердце бьется; значит, она живет тут, больше ей ничего не нужно: здесь ее свет,
огонь и разум. А она вдруг встанет утомленная, и те же, сейчас вопросительные глаза
просят его уйти, или захочет кушать она, и кушает с таким аппетитом…
Он, с
огнем опытности в руках, пускался в лабиринт ее ума, характера и каждый день открывал и изучал все новые черты и факты, и все не видел дна, только с удивлением и тревогой следил, как ее ум требует ежедневно насущного хлеба, как душа ее не умолкает, все
просит опыта и жизни.
Если хотите сделать ее настоящей поварней, то привезите с собой повара, да кстати уж и провизии, а иногда и дров, где лесу нет; не забудьте взять и
огня:
попросить не у кого, соседей нет кругом; прямо на тысячу или больше верст пустыня, направо другая, налево третья и т. д.
Вечером удэгейцы камланили [То есть шаманили.]. Они
просили духов дать нам хорошую дорогу и счастливую охоту в пути. В фанзу набралось много народу. Китайцы опять принесли ханшин и сласти. Вино подействовало на удэгейцев возбуждающим образом. Всю ночь они плясали около
огней и под звуки бубнов пели песни.
Наконец стало светать. Вспыхнувшую было на востоке зарю тотчас опять заволокло тучами. Теперь уже все было видно: тропу, кусты, камни, берег залива, чью-то опрокинутую вверх дном лодку. Под нею спал китаец. Я разбудил его и
попросил подвезти нас к миноносцу. На судах еще кое-где горели
огни. У трапа меня встретил вахтенный начальник. Я извинился за беспокойство, затем пошел к себе в каюту, разделся и лег в постель.
По времени нам пора было устраивать бивак. Я хотел было войти в юрту, но Дерсу
просил меня подождать немного. Он накрутил на палку бересту, зажег ее и, просунув факел в юрту, с криками стал махать им во все стороны. Захаров и Аринин смеялись, а он пресерьезно говорил им, что, как только
огонь вносится в юрту, черт вместе с дымом вылетает через отверстие в крыше. Только тогда человек может войти в нее без опаски.
Через несколько минут мы сидели у
огня, ели рыбу и пили чай. За этот день я так устал, что едва мог сделать в дневнике необходимые записи. Я
просил удэгейцев не гасить ночью
огня. Они обещали по очереди не спать и тотчас принялись колоть дрова.
Кондорсе ускользает от якобинской полиции и счастливо пробирается до какой-то деревни близ границы; усталый и измученный, он входит в харчевню, садится перед
огнем, греет себе руки и
просит кусок курицы.
Всем любопытно, а никто ничего не может узнать, потому что работающие ничего не сказывают и наружу не показываются. Ходили к домику разные люди, стучались в двери под разными видами, чтобы
огня или соли
попросить, но три искусника ни на какой спрос не отпираются, и даже чем питаются — неизвестно. Пробовали их пугать, будто по соседству дом горит, — не выскочут ли в перепуге и не объявится ли тогда, что ими выковано, но ничто не брало этих хитрых мастеров; один раз только Левша высунулся по плечи и крикнул...
Нас
попросили выйти из вагонов, и, надо сказать правду, именно только
попросили,а отнюдь не вытурили. И при этом не употребляли ни
огня, ни меча — так это было странно! Такая ласковость подействовала на меня тем более отдохновительно, что перед этим у меня положительно подкашивались ноги. В голове моей даже мелькнула нахальная мысль:"Да что ж они об Страшном суде говорили! какой же это Страшный суд! — или, быть может, он послебудет?
—
Прошу вас, — ближе к делу! — сказал председатель внятно и громко. Он повернулся к Павлу грудью, смотрел на него, и матери казалось, что его левый тусклый глаз разгорается нехорошим, жадным
огнем. И все судьи смотрели на ее сына так, что казалось — их глаза прилипают к его лицу, присасываются к телу, жаждут его крови, чтобы оживить ею свои изношенные тела. А он, прямой, высокий, стоя твердо и крепко, протягивал к ним руку и негромко, четко говорил...
В самом блиндаже было тихо; только солдаты, еще дичась нового офицера, изредка переговаривались,
прося один другого посторониться или
огню трубочку закурить; крыса скреблась где-то между камнями, или Вланг, не пришедший еще в себя и дико смотревший кругом, вздыхал вдруг громким вздохом.
Вот пехотный бойкий солдат, в розовой рубашке и шинели в накидку, в сопровождении других солдат, которые, руки за спину, с веселыми, любопытными лицами, стоят за ним, подошел к французу и
попросил у него
огня закурить трубку. Француз разжигает и расковыривает трубочку и высыпает
огня русскому.
Чувствуя себя в ночь рождения Младенца, любившего их, королями и хозяевами жизни, — дети не скупятся воздать взрослым за год их скучной власти минутами своего веселого могущества: взрослые дяденьки тяжело подпрыгивают, увертываясь от
огня, и добродушно
просят о пощаде...
— Смотри, Саша! Ну не сразу ли видно, что рабий
огонь. Воззрился в темноту, а сам, того-этого, дрожит и мигает, как подлец. Нет, будь ему пусто, пойду напугаю его. Много, думаешь, ему нужно?
Попрошу воды, а он уж и готов…
Мольер (провожая ее). Луны нет, я буду ждать. (Бутону.)
Попроси ко мне госпожу Мадлену Бежар. Гаси
огни. Ступай домой.
— Позвольте… я скажу, чтоб дали
огня… пожалуйста, садитесь, —
попросил он её.
Колдун-влюбленный предает себя в руки темных демонов, играет с
огнем: у семидесяти семи братьев, сидящих на столбе, он
просит «стрелу, которая всех пыльчее и летчее, чтобы стрелить девицу в левую титьку, легкие и печень».
— Я думал, что вы знаете; он тут мне и рассказал, сначала
попросил у меня
огня и рассказал… с ним был еще какой-то молодой человек… того уж не знаю. Они мне и рассказали.
Ваничка(с досадой).Что это, маменька, вы все
просите! У меня свои папиросы есть. (Вынимая из кармана самодельную папироску, Никите.)Дай мне
огня!
— Иди, у
огня проси… — ответил старик, сердито стукнув клюкой. —
Огню все отдал, у него и
проси. Нам не давал, как теперь
просишь? Негодяй!
Но я гораздо энергичнее, чем прежде,
попросил сотского молчать. Талимон принялся рассказывать, но сначала немного стеснялся и все озирался на своего противника. Александр по-прежнему тупо и печально глядел на
огонь, не изменяя своей жалкой позы. Время от времени он коротко кивал головой и приговаривал: «Да, да… это верно… это так». Сотский с умышленной небрежностью повернулся спиной к рассказчику.
Старик умел служить и точно исполнять приказания, умел когда-то стойко драться с неприятелем и стоять под
огнем, но никогда, во всю свою жизнь, и ни о чем не умел
просить какое бы то ни было «начальство» или какую бы то ни было «знатность». Поэтому и в данную минуту он почти совсем переконфузился, особенно встречая на себе этот неотводный, вопросительный взгляд губернаторши.
Вскоре русские офицеры отправились целой гурьбой на набережную, где среди большого темного сада сияло своими освещенными окнами большое здание лучшего отеля в Гонолулу. Высокий горбоносый француз, хозяин гостиницы, один из тех прошедших
огонь и воду и перепробовавших всякие профессии авантюристов, которых можно встретить в самых дальних уголках света, любезно приветствуя тороватых моряков, ввел их в большую, ярко освещенную общую залу и
просил занять большой стол.
Засветил
огня Никита Федорыч, распечатал приготовленное к нареченному тестю письмо и приписал в нем, чтобы он попытал отыскать на Гребновской пристани Дмитрия Петровича Веденеева и, какую он цену на тюленя́ скажет, по той бы и продавал… Написал на случай письмо и к Веденееву,
просил его познакомиться с Дорониным и открыть ему настоящие цены.
Он
просил Касалянку оградить его дом от тигра, для чего наговоренными колышками закрыл доступ к юрте и окружил жилище священным
огнем со всех четырех сторон.
Генерал этого не понял, а Бодростин, полюбовавшись его недоумением, объяснил ему, что мужики еще вчера затеяли добывать «живой
огонь» и присылали депутацию
просить, чтобы сегодня с сумерек во всем господском доме были потушены все
огни и залиты дрова в печках, так чтобы нигде не было ни искорки, потому что иначе добытый новый
огонь не будет иметь своей чудесной силы и не попалит коровьей смерти.
Висленев решительно не мог отвязаться от этого дурака, который его тормошил, совал ему в руки свайку и наконец затеял открытую борьбу, которая невесть чем бы кончилась, если бы на помощь Жозефу не подоспели мужики, шедшие делать последние приготовления для добывания живого
огня. Они отвели дурака и за то узнали от Жозефа, что вряд ли им удастся их дело и там, где они теперь расположились, потому что Михаил Андреевич послал ночью в город
просить начальство, чтоб их прогнали из Аленнина Верха.
В эту минуту человек
попросил Бодростина в разрядную к конторщику. Михаил Андреевич вышел и скоро возвратился веселый и, развязно смеясь, похвалил практический ум своего конторщика, который присоветовал ему просто-напросто немножко принадуть мужиков, дав им обещание, что
огней в доме не будет, а между тем праздновать себе праздник, опустив шторы, как будто бы ничего и не было.
Меж тем Михаил Андреевич появился переодетый в чистое белье, но гневный и страшно недовольный. Ему доложили, что мужики опять собираются и
просят велеть погасить
огни. Глафира рассеяла его гнев: она предложила прогулку в Аленин Верх, где мужики добывают из дерева живой
огонь, а на это время в парадных комнатах, окна которых видны из деревни, погасят
огни.
Объездчик остановился, чтобы
попросить у пастухов
огня для трубки. Он молча закурил и выкурил всю трубку, потом, ни слова не сказав, облокотился о седло и задумался. Молодой пастух не обратил на него никакого внимания; он продолжал лежать и глядеть на небо, старик же долго оглядывал объездчика и спросил...
— «Что делать? Что делать?..» — передразнил князь архимандрита. — Ишь какой недогадливый!.. Да долго ль, в самом деле, мне
просить молитв у тебя?.. Свят ты человек пред господом, доходна твоя молитва до царя небесного? Помолись же обо мне, пожалуйста, сделай милость, помолись хорошенько, замоли грехи мои… Страшен ведь час-от смертный!.. К дьяволам бы во ад не попасть!.. Ух, как прискорбна душа!.. Спаси ее, отче святый, от
огня негасимого…
Выстрелы не повторялись; все было тихо. Конечно, Марс не вынимал еще грозного меча из ножен? не скрылся ли он в засаде, чтобы лучше напасть на важную добычу свою? не хочет ли, вместо железа или
огня, употребить силки татарские? Впрочем, пора бы уж чему-нибудь оказаться! — и оказалось. Послышались голоса, но это были голоса приятельские, именно цейгмейстеров и Фрицев. Первый сердился, кричал и даже грозился выколотить душу из тела бедного возничего; второй оправдывался,
просил помилования и звал на помощь.
Теперь все в мире растлено прелестью антихриста, — и земля, нечестием людей на тридцать сажен оскверненная, вопиет к богу,
просит попалить ее
огнем и очистить от скверны человеческой.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все
просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d’enfer, [адский
огонь,] от которого тает французское войско.
В разломанной печке разложили
огонь. Достали доску, и утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и,
попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все толпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтоб обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом завешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтоб он не проснулся.
— Зажги, пожалуйста, лампу! —
попросил отец. — Только и спасения от тумана, когда
огни зажгут. Весь день сегодня нервничаю.
— Люба, —
попросил он ласково, — зажги, пожалуйста,
огонь. Не сердись.