Неточные совпадения
«Не обдумать ли хоть минуту? —
пронеслось в его
голове.
Вдруг он вздрогнул: одна, тоже вчерашняя, мысль опять
пронеслась в его
голове. Но вздрогнул он не оттого, что
пронеслась эта мысль. Он ведь знал, он предчувствовал, что она непременно «
пронесется», и уже ждал ее; да и мысль эта была совсем не вчерашняя. Но разница была
в том, что месяц назад, и даже вчера еще, она была только мечтой, а теперь… теперь явилась вдруг не мечтой, а
в каком-то новом, грозном и совсем незнакомом ему виде, и он вдруг сам сознал это… Ему стукнуло
в голову, и потемнело
в глазах.
Все это, как молния,
пронеслось в его
голове.
Она поцеловала ее со вздохом и ушла скорыми шагами, понурив
голову. Это было единственное темное облачко, помрачавшее ее радость, и она усердно молилась, чтобы оно
пронеслось, не сгустившись
в тучу.
Все это быстро
пронеслось у него
в голове.
Да, эта последняя мысль вырвалась у меня тогда, и я даже не заметил ее. Вот какие мысли, последовательно одна за другой,
пронеслись тогда
в моей
голове, и я был чистосердечен тогда с собой: я не лукавил, не обманывал сам себя; и если чего не осмыслил тогда
в ту минуту, то потому лишь, что ума недостало, а не из иезуитства пред самим собой.
«Вот только надо бы поскорее узнать от Смердякова, не было ли чего там вчера вечером, не приходила ли она, чего доброго, к Федору Павловичу, ух!» —
пронеслось в его
голове.
«Господи, словно как тогда Лизавета Смердящая!» —
пронеслось в ее расстроенной
голове.
«Странное дело, пока шел сюда, все казалось хорошо, а теперь вот и ахинея!» — вдруг
пронеслось в его безнадежной
голове.
«О, черт их всех дери, веками лишь выработанная наружность, а
в сущности шарлатанство и вздор!» —
пронеслось у него
в голове.
И вдруг гигант подымается во весь рост, а
в высоте бурно
проносится ураган крика. По большей части Рущевич выкрикивал при этом две — три незначащих фразы, весь эффект которых был
в этом подавляющем росте и громовых раскатах. Всего страшнее было это первое мгновение: ощущение было такое, как будто стоишь под разваливающейся скалой. Хотелось невольно — поднять руки над
головой, исчезнуть, стушеваться, провалиться сквозь землю.
В карцер после этого мы устремлялись с радостью, как
в приют избавления…
Через минуту, когда рыдван, шурша колесами
в мягкой пыли и колыхаясь, ехал узким проселком, молодые люди
пронеслись мимо него и спешились впереди, привязав лошадей у плетня. Двое из них пошли навстречу, чтобы помочь дамам, а Петр стоял, опершись на луку седла, и, по обыкновению склонив
голову, прислушивался, стараясь по возможности определить свое положение
в незнакомом месте.
Волнение стало слабее — мы обогнули мыс и входили
в бухту Старка. Минут десять мы плыли под парусом и работали веслами. Хотя ветер дул с прежней силой и шел мелкий частый дождь, но здесь нам казалось хорошо. Мы благословляли судьбу за спасение. Сзади слышался грозный рев морского прибоя. Вдруг слева от нас вынырнула из темноты какая-то большая темная масса, и вслед за тем что-то длинное белесоватое
пронеслось над нашими
головами и сбило парус.
В-пятых, всем не нравится слишком крутая, случайная, развязка комедий Островского. По выражению одного критика,
в конце пьесы «как будто смерч какой
проносится по комнате и разом перевертывает все
головы действующих лиц».
Детское лицо улыбалось
в полусне счастливою улыбкой, и слышалось ровное дыхание засыпающего человека. Лихорадка проходила, и только красные пятна попрежнему играли на худеньком личике. О, как Петр Елисеич любил его, это детское лицо, напоминавшее ему другое, которого он уже не увидит!.. А между тем именно сегодня он страстно хотел его видеть, и щемящая боль охватывала его старое сердце, и
в голове проносилась одна картина за другой.
«Спросить, не надо ли ей чего-нибудь», — вдруг
пронеслось у него
в голове.
Он стоял около своего номера, прислонившись к стене, и точно ощущал, видел и слышал, как около него и под ним спят несколько десятков людей, спят последним крепким утренним сном, с открытыми ртами, с мерным глубоким дыханием, с вялой бледностью на глянцевитых от сна лицах, и
в голове его
пронеслась давнишняя, знакомая еще с детства мысль о том, как страшны спящие люди, — гораздо страшнее, чем мертвецы.
Ромашов угрюмо смотрел вбок, и ему казалось, что никакая сила
в мире не может заставить его перевести глаза и поглядеть
в лицо полковнику. «Где мое Я! — вдруг насмешливо
пронеслось у него
в голове. — Вот ты должен стоять навытяжку и молчать».
Между тем по улице, обратив на себя всеобщее внимание,
проносится в беговых дрожках, на вороном рысаке, молодой сын
головы, страстный охотник до лошадей и, как говорится, батькины слезы, потому что сильно любит кутнуть, и все с дворянами.
Если бы мог когда-нибудь юнкер Александров представить себе, какие водопады чувств, ураганы желаний и лавины образов
проносятся иногда
в голове человека за одну малюсенькую долю секунды, он проникся бы священным трепетом перед емкостью, гибкостью и быстротой человеческого ума. Но это самое волшебство с ним сейчас и происходило.
Над многотысячной толпой точно
пронесся ветер, и бесчисленные шляпы внезапно замелькали
в воздухе.
Головы обнажились. Складки знамени рванулись и заплескались среди гробовой тишины печально и глухо. Потом Гомперс начал опять свою речь.
А за окном весь мир представлялся сплошною тьмой, усеянной светлыми окнами. Окна большие и окна маленькие, окна светились внизу, и окна стояли где-то высоко
в небе, окна яркие и веселые, окна чуть видные и будто прижмуренные. Окна вспыхивали и угасали, наконец, ряды окон пролетали мимо, и
в них мелькали,
проносились и исчезали чьи-то фигуры, чьи-то
головы, чьи-то едва видные лица…
Не надо только выдавать себя, —
пронеслась в его
голове быстрая мысль.
Передонов не ходил
в гимназию и тоже чего-то ждал.
В последние дни он все льнул к Володину. Страшно было выпустить его с глаз, — не навредил бы. Уже с утра, как только проснется, Передонов с тоскою вспоминал Володина: где-то он теперь? что-то он делает? Иногда Володин мерещился ему: облака плыли по небу, как стадо баранов, и между ними бегал Володин с котелком на
голове, с блеющим смехом;
в дыме, вылетающем из труб, иногда быстро
проносился он же, уродливо кривляясь и прыгая
в воздухе.
Целая цепь губернских торжеств и поклонений
в одно мгновение
пронеслась в ее воображении, целое облако острых губернских фимиамов разом нахлынуло на нее и отуманило ее
голову.
Я тоже поднялся. Трагичность нашего положения, кроме жестокого похмелья, заключалась главным образом
в том, что даже войти
в нашу избушку не было возможности: сени были забаррикадированы мертвыми телами «академии». Окончание вчерашнего дня
пронеслось в очень смутных сценах, и я мог только удивляться, как попал к нам немец Гамм, которого Спирька хотел бить и который теперь спал, положив свою немецкую
голову на русское брюхо Спирьки.
В голове проносились обрывки чего-то ужасного, безобразного, нелепого…
Пепко вдруг замолчал и посмотрел на меня, стиснув зубы.
В воздухе
пронеслась одна из тех невысказанных мыслей, которые являются иногда при взаимном молчаливом понимании. Пепко даже смутился и еще раз посмотрел на меня уже с затаенной злобой: он во мне начинал ненавидеть свою собственную ошибку, о которой я только догадывался. Эта маленькая сцена без слов выдавала Пепку
головой… Пепко уже раскаивался
в своей откровенности и
в то же время обвинял меня, как главного виновника этой откровенности.
В самом деле, казалось, весь лес оживился: глухой шум, похожий на отдаленный рев воды, прорвавшей плотину, свист и пистолетные выстрелы пробудили стаи птиц, которые с громким криком
пронеслись над
головами наших путешественников.
Проводив его глазами, Егорушка обнял колени руками и склонил
голову… Горячие лучи жгли ему затылок, шею и спину. Заунывная песня то замирала, то опять
проносилась в стоячем, душном воздухе, ручей монотонно журчал, лошади жевали, а время тянулось бесконечно, точно и оно застыло и остановилось. Казалось, что с утра прошло уже сто лет… Не хотел ли бог, чтобы Егорушка, бричка и лошади замерли
в этом воздухе и, как холмы, окаменели бы и остались навеки на одном месте?
Прошел час-другой, голубое домино Доры мелькало
в толпе; изредка оно,
проносясь мимо сестры и Долинского, ласково кивало им
головою и опять исчезало
в густой толпе, где ее неотступно преследовали разные фешенебельные господа и грандиозные черные домино.
Все это вихрем
пронеслось в моей
голове, и мне кажется, я готов был согласиться, но… пока я молчал, — вероятно, у меня; был очень смешной и жалкий вид. Ее глаза, смотревшие с жгучим ожиданием, вдруг изменили свое выражение, и Валентина Григорьевна засмеялась… Смех был веселый, громкий и беззаботный.
— Да сегодня ли, впрочем? —
пронеслось в его
голове.
Но она не договорила. Она сначала отвернула от меня свое личико, покраснела, как роза, и вдруг я почувствовал
в моей руке письмо, по-видимому уже давно написанное, совсем приготовленное и запечатанное. Какое-то знакомое, милое, грациозное воспоминание
пронеслось в моей
голове.
«До завтра! до завтра!» —
пронеслось в моей
голове, когда она скрылась из глаз моих.
«Подлец ты! —
пронеслось в моей
голове. — Коли над этим теперь смеешься».
Но конца этой торговли Буланин уже не слышит. Перед его глазами быстрым вихрем
проносятся городские улицы, фотограф с козлиной бородкой, Зиночкины гаммы, отражение огней
в узкой, черной, как чернило, речке. Грузов, пожирающий курицу, и, наконец, милое, кроткое родное лицо, тускло освещенное фонарем, качающимся над подъездом… Потом все перемешивается
в его утомленной
голове, и его сознание погружается
в глубокий мрак, точно камень, брошенный
в воду.
На ипподроме несколько раз звонили. Мимо отворенных ворот изредка
проносились молнией бегущие рысаки, люди на трибунах вдруг принимались кричать и хлопать
в ладоши. Изумруд
в линии других рысаков часто шагал рядом с Назаром, мотая опущенною
головой и пошевеливая ушами
в полотняных футлярах. От проминки кровь весело и горячо струилась
в его жилах, дыхание становилось все глубже и свободнее, по мере того как отдыхало и охлаждалось его тело, — во всех мускулах чувствовалось нетерпеливое желание бежать еще.
Пахнёт ли ветерок по влажной земле,
пронесется ли
в воздухе стая галок, — он быстро подымает
голову, прислушивается.
Монах
в черной одежде, с седою
головой и черными бровями, скрестив на груди руки,
пронесся мимо… Босые ноги его не касались земли. Уже
пронесясь сажени на три, он оглянулся на Коврина, кивнул
головой и улыбнулся ему ласково и
в то же время лукаво. Но какое бледное, страшно бледное, худое лицо!
Иной раз она поднимала
голову и смотрела пристально
в ясное, бледное небо; там,
в беспредельной вышине,
проносились к востоку длинные вереницы диких журавлей и жалобным, чуть внятным криком своим возмущали на миг безжизненность, всюду царствовавшую.
В голове Меркулова вдруг
проносится дикое, нелепое, фантастическое предположение, что, может быть, время совсем остановилось и что целые месяцы, целые года — вечно будет длиться эта ночь; будут так же тяжело дышать и бредить спящие, так же тускло будут светить умирающие ночники, так же равнодушно и медлительно стучать маятник.
Покуда ни одной сединки не видать
На
голове, пока огнем живым,
Как розами, красуются ланиты,
Пока глаза во лбу не потускнели,
Пока трепещет сердце от всего,
От радости, печали, ревности, любви,
Надежды, — и пока всё это
Не
пронеслось — и навсегда, — есть страсти, страсти
Ужасные; как тучею, они
Взор человека покрывают, их гроза
Свирепствует
в душе несчастной — и она
Достойна сожаления бесспорно.
— Василий Петрович! Вы ли это? — сказал я, идя навстречу моему приятелю, и
в то же время подумал: «О, кто же лучше, как ты, скажет мне, как
пронеслись над здешними
головами годы сурового опыта?»
Половецкий по какому-то наитию сразу понял все.
В его
голове молнией
пронеслись сцены таинственных переговоров брата Ираклия с Егорушкой. Для него не оставалось ни малейшего сомнения, что куклу унес из обители именно повар Егорушка. Он даже не думал, с какой это целью могло быт сделано, и почему унес выкраденную Ираклием куклу Егорушка.
Яков Иваныч вспомнил, что у этих людей тоже нет никакой веры и что это их нисколько не беспокоит, и жизнь стала казаться ему странною, безумною и беспросветною, как у собаки; он без шапки прошелся по двору, потом вышел на дорогу и ходил, сжав кулаки, —
в это время пошел снег хлопьями, — борода у него развевалась по ветру, он всё встряхивал
головой, так как что-то давило ему
голову и плечи, будто сидели на них бесы, и ему казалось, что это ходит не он, а какой-то зверь, громадный, страшный зверь, и что если он закричит, то голос его
пронесется ревом по всему полю и лесу и испугает всех…
Главное, обидно то, что всё это случай — простой, варварский, косный случай. Вот обида! Пять минут, всего, всего только пять минут опоздал! Приди я за пять минут — и мгновение
пронеслось бы мимо, как облако, и ей бы никогда потом не пришло
в голову. И кончилось бы тем, что она бы всё поняла. А теперь опять пустые комнаты, опять я один. Вон маятник стучит, ему дела нет, ему ничего не жаль. Нет никого — вот беда!
Где-то очень близко — мне показалось, что над самой моей
головой, — робко чирикнула птичка, ей ответила другая, третья…
В лесу пронзительно захохотала сова, и ее крик звучно и резко
пронесся между деревьев. Утка пролетела стороной, и долго не смолкало ее кряканье, все тише и тише доносясь до меня. Высоко на деревьях томно застонали дикие голуби.
Елена легла на низкое ложе, и сладостные мечтания
проносились в ее
голове, — мечтания о безгрешных ласках, о невинных поцелуях, о нестыдливых хороводах на орошенных сладостной росой лугах, под ясными небесами, где сияет кроткое и благостное светило.
Путаются у Алексея мысли, ровно
в огневице лежит… И Настина внезапная смерть, и предсмертные мольбы ее о своем погубителе, и милости оскорбленного Патапа Максимыча, и коварство лукавой Марьи Гавриловны, что не хотела ему про место сказать, и поверивший обманным речам отец, и темная неизвестность будущего — все это вереницей одно за другим
проносится в распаленной
голове Алексея и нестерпимыми муками, как тяжелыми камнями, гнетет встревоженную душу его…